В настоящее время Правительство разрабатывает программe социально–экономического развития на 2016 — 2020 годы
30.05.2016 20:00:11
Белорусская модель развития — это не нечто «экзотическое» или теоретический изыск высшего руководства, а научно–практическая проблема, находящаяся в русле современной экономической науки. При этом следует учитывать то, что находится она пока еще в процессе своего становления. Каковы должны быть стратегия, тактика, динамика и этапность нашего развития, как двигаться вперед и не потерять определенные каркасом модели ориентиры, не сбиться с определенного ею научно обоснованного пути? То есть здесь вопрос должен состоять в том, обусловлены ли они недостатками избранной нами модели развития или же с ней в полной мере не связаны.
Национальная (страновая) модель развития относится к числу наиболее важных фундаментальных понятий. Именно она характеризует собой совокупность экономических процессов, определяет источники и механизмы самодвижения общественного воспроизводства, мотивацию и эффективность динамизма всего социально–экономического спектра страны и, конечно, подкрепленная историческим опытом и традициями системно–логистическая конструкция.
Однако нередко постулируется, что функционировавшая модель исчерпала себя и подлежит смене. Поэтому, мол, назрел вопрос о выборе новой экономической модели. Вместе с тем нет конкретизации, в чем ее новизна, куда ведет, какую преследует конечную цель. Определенно декларируется только то, что нужны «реформы». Все это оправдывается ссылками на якобы «практику всего цивилизованного мира».
В такой ситуации на вектор нашего развития огромное влияние призвана и может оказать реализация положений уже принятой Директивы «О приоритетных направлениях укрепления экономической безопасности государства». Этот документ, как нам представляется, имеет на сегодня более охватывающее значение в сравнении с другими решениями.
С учетом этого хочу поделиться некоторыми соображениями в отношении возможных методологических подходов к построению организационно–практической работы по реализации Директивы, с тем чтобы добиться реализации концептуальной сути (духа) этого документа, а также предложить принципы, которые могли бы быть положены в среднесрочный план социально–экономического развития. Уверен, что нужен серьезный предварительный разговор, который мог бы стать отправным пунктом для развертывания системной работы в стране по консолидации научно–технического, экономического и обществоведческого интеллекта, направленный на производственно–техническое, технологическое развитие, и на этой основе придать новое содержание социально–экономической и идеологической политике, с тем чтобы дать ответ на те вызовы, с которыми мы столкнулись или будем сталкиваться.
О некоторых базовых принципах достижения поставленных Директивой целевых задач
Стратегический ответ на поставленные Директивой целевые задачи может быть найден только при комплексном рассмотрении проблем, решение которых должно быть увязано с учетом, по крайней мере, видения контуров грядущего и возможного возникновения при нашем поступательном развитии внутренних и внешних угроз социально–экономического, эколого–природного, гуманитарного, политического, информационного, военного характера.
Проблема безопасности может решаться только в контексте формирования целостной и системно субординированной вертикали, на единых базовых мировоззренческих и идеологических началах, регулирующей отношения «национальной безопасности» и всех ее структурных элементов («подсистем») или видов, включая, конечно, «экономическую безопасность», в которую, в свою очередь (выступая все же «подсистемой первого порядка»), входят, в частности, производственная, технологическая, энергетическая, продовольственная, финансовая, валютная безопасность. Субординированная система призвана дать возможность как осуществлять постоянный мониторинг состояния экономической системы страны с позиций обеспечения экономической безопасности, так и прогнозировать и упреждать соответствующие угрозы.
Кроме того, остается констатировать, что правообеспечение экономической безопасности страны в условиях отсутствия общесистемного законодательного акта является неудовлетворительным.
Можно, конечно, возразить, что, мол, действуют Концепция национальной безопасности, данная Директива или, скажем, таможенное законодательство, а также другие области законодательства и государственные программы в той или иной мере регулируют какие–то определенные воспроизводственные процессы и, конечно, работают на безопасность. Однако нельзя механически их трансформировать в содержание искомого законодательного акта. Коль в качестве экономического феномена система безопасности имеет свое собственное самостоятельное экономическое содержание, то оно, по моему убеждению, требует соответствующего и специфического законодательного обеспечения.
Считаю, что сохранение нынешнего положения с состоянием закрепления экономического содержания в правообеспечивающую работу в государстве по обеспечению безопасности свидетельствует только о том, что невнятно и туманно будут исполняться функции государства в области выработки и контроля за исполнением мер по защите стратегических и экономических интересов страны. Необходимы дееспособные нормы, которые бы вменяли соответствующим ведомствам анализ угроз безопасности и наработку предложений по направлениям и конкретным механизмам действий по обеспечению безопасности страны, которые к тому же требовали бы подготовки обязательных систематических докладов Правительства о состоянии экономической безопасности.
Недооценка специфики экономического содержания категории «безопасность» ведет к преуменьшению необходимости обеспечения высокой степени разработанности методолого–теоретических подходов к их интерфикации, низкой экономической и правовой проработанности этой темы.
Рядом ученых НАН Беларуси были развернуты исследования в этой области. Можно отметить работы М.В.Мясниковича, П.Г.Никитенко, В.Г.Гусакова и их учеников. Исследования должны быть продолжены, и при этом было бы целесообразным в первоочередном порядке разработать государственную программу по решению связанных методологических и методических проблем, настоятельно требуемых для практического управления процессами безопасности.
Какие необходимы инструменты и формы работы для продвижения к стратегическим целям, определенным Директивой
При выстраивании политики по обеспечению устойчивого социально– экономического развития необходимо прежде всего исходить из четкого понимания структурных изменений, а также из выявления национальных конкурентных преимуществ, активизация которых способна обеспечить рост производства. Реализация же такой политики в принципе не может быть обеспечена механизмами рыночной самоорганизации.
Постановка принципиально новых, подлинно амбициозных целей развития реализуема только на основе применения современных алгоритмов стратегического и годового планирования (кстати, следует отметить, что наконец в государственном законодательном документе — Директиве — впервые широко применяется категория «планирование») с учетом как внешних вызовов, связанных и диктуемых фундаментальными технологическими сдвигами, происходящими в структуре мировой экономики и прежде всего с опережающим переходом ведущих экономических держав мира на новый технологический уклад, многократно снижающий энерго– и материалоемкость производства (эти тенденции абсолютно верно определены в Директиве), так и основных положительных и отрицательных тенденций, сложившихся в динамике отечественной экономики.
Запаздывание с выработкой и реализацией мер подъема инвестиционной активности уже в среднесрочной перспективе повлечет за собой снижение экспорта, валютных поступлений и доходов бюджета, нарастание технологического отставания не только от передовых, но и от крупных развивающихся стран, а значит, утрату возможностей опережающего развития и замораживания уровня жизни большинства населения.
Коль речь идет об амбициях страны, а именно так необходимо рассматривать целевые задачи Директивы, то разработка плана социально–экономического развития в обязательном порядке должна включать задающие развитие отраслевых и региональных приоритетов программы научно–технического и технологического развития. Это важнейшая и крупная государственная задача, участие в решении которой должны принимать как органы власти, так и ученые Академии наук, вузов, НИИ, экспертных, предпринимательских союзов. Очень важно опираться на накопленный в этом и советский опыт.
Конечно, нельзя бросаться в крайности и забывать о том, что потенциал фундаментальной науки не поддается «консервированию»: надеяться на его быстрое восстановление в «нужный момент» нелепо. Необходимо продолжать поддерживать модернизацию потенциала фундаментальных исследований, несмотря на то, что в течение известного периода времени его масштаб может казаться избыточным по отношению к другим ее направлениям и звеньям цепочки «наука — производство».
По–моему, следовало бы повысить статус ГКНТ с учетом уже наделенного этого органа функциями в вопросах консолидации научно–технического, экономического, обществоведческого потенциала нашей страны, Союзного государства и ЕАЭС. Возможно, вплоть до придания ему функций надведомственного органа, координирующего научную и инновационную политику во всех структурах исполнительной власти и отвечающего за ее эффективность в целом. Особое внимание должно быть уделено повышению действенности проектного и программно–целевого методов, включая разработку экономического механизма, направленных на развитие взаимодействия отечественных разработчиков технико–технологических и продуктовых решений и отечественных инвесторов, а также системе оценки и выбора приоритетных направлений НТП. При этом исходить из логики создания фундаментальных предпосылок радикальной активизации инвестиционных и инновационных процессов как основы последующего долгосрочного устойчивого развития народного хозяйства.
Необходимо обратить внимание на факт «пробуксовки» в реализации тех принципиально несомненных выгод, которые были заявлены при создании Евразийского экономического союза. Актуализировался вопрос о наполнении международно-правовой формы ЕАЭС реальным экономическим содержанием (1 января 2016 года исполнился год работы этого образования. К сожалению, эта годовщина так и прошла никем не замеченной. Или неспроста?). Прежде всего разработать стратегию развития самого ЕАЭС на 10 — 20 лет. При этом ключевым должно стать формирование согласованной экономической политики, развитие взаимодействия в целях обеспечения экономической безопасности во всех аспектах промышленной политики (в масштабах «пятерки»). Последняя, как представляется, должна интегрировать, т.е. гармонически «вбирать» ключевые положения программ индустриального развития, утвержденных на национальном уровне, а также развитие технологической кооперации стран ЕАЭС и превращения на такой основе совокупности промышленных комплексов в их «целостность», включая создание транснациональных корпораций и постановку задачи их выхода на внешние рынки.
Промышленная политика (если речь иде
т об активной промышленной политике) — пустой звук вне установленных, зафиксированных и последовательно реализуемых приоритетов. Наличие четко фиксированных промышленных приоритетов следует рассматривать в качестве обязательной целеобразующей основы для принятия государственных управленческих решений относительно долговременного развития научно–технической, инвестиционной и других ключевых сфер. С научно–технической точки зрения приоритеты должны соответствовать перспективным направлениям становления нового технологического уклада. С макроэкономической — они должны создавать расширяющийся импульс роста спроса и деловой активности, выполняя роль «локомотива роста» для всей экономики.
Постановка задач и определение целевых параметров становления белорусской инновационной экономики — необходимое, но далеко не достаточное условие достижения желаемых целей. Абсолютно необходимо соединить меры социально–экономической и духовно–нравственной политики (формирование, если хотите, здорового национального патриотизма), своевременно сконцентрировать ресурсы на перспективных направлениях, добиться их эффективного использования.
В качестве узловых пунктов алгоритма развития, безусловно, необходимо назвать целевую задачу по усилению ориентации банковской системы на кредитование приоритетных программ и инновационных проектов развития промышленности. При этом подчеркнем (что уже обосновывали ранее в своих публикациях): необходимо исходить из того, что подлинное «равноправие» в либерально–рыночных условиях промышленных и торгово–спекулятивных форм может быть обеспечено предоставлением кредитных ресурсов производственным компаниям по ставкам меньшим, чем посредническим структурам (которые характеризуются высокой оборачиваемостью денежных ресурсов и где затраты на привлечение кредитов сравнительно беспрепятственно удается отнести на покупателей).
Конечно, подобной благотворительности нельзя ожидать и требовать от коммерческих банков. Поэтому пора бы уже иметь реально действующие институты развития, способные справиться с такой задачей и обеспечить в хозяйственной практике приемлемый уровень цены кредита, нивелирующей разницу в оборачиваемости денежных ресурсов в разных секторах экономики. В этом видится один из главных резервов роста инвестиций в основной капитал. Более того, актуализация решения этой задачи связана еще и с тем, что в существующих условиях замещение собственных оборотных средств предприятий банковскими кредитами приняло масштаб, угрожающий финансовой устойчивости экономики в целом.
Здесь требуется, пусть и вкратце, остановиться на текущей ситуации. Дело в том, что такое изменение воспроизводственной ситуации не было своевременно парировано посредством модернизации системы финансирования экономического роста. В результате задолженость предприятий промышленности росла высокими, опережающими увеличение объемов выпуска продукции в текущих ценах, темпами. Почти все получаемые предприятиями финансовые ресурсы тратятся на обслуживание процентной задолженности, находящейся на гипертрофированно высоком уровне (особенно тяжелая ситуация у предприятий инвестиционного комплекса). Это привело к тому, что в настоящее время реальный сектор экономики не в состоянии даже использовать те возможности, которые имеются в возникающем спросе на их продукцию.
Основной риск, с которым может столкнуться экономика в ближайшие годы, состоит в опасности длительного периода стагнации. Такое развитие событий представляется неприемлемым прежде всего потому, что в условиях консервации низких темпов экономического роста создаются предпосылки неэффективного использования имеющихся народнохозяйственных резервов, утраты долгосрочного потенциала позитивной экономической динамики и в конечном счете — снижения уровня и качества жизни людей. Для недопущения подобного развития событий необходим рывок. В текущих условиях это потребует крупномасштабного перераспределения имеющихся ресурсов и выстранивания новой экономической политики. В этих целях надлежит энергично и умело задействовать все имеющиеся в стране экономические ресурсы и направить их на устранение наиболее острых финансовых и производственных ограничений, с тем чтобы обеспечить их ориентацию на всех уровнях экономической системы дополнительных объемов доходов в качестве импульса для экономического роста. Наиболее реальным источником таковых в краткосрочной перспективе видится рост доли отечественной продукции на внутреннем рынке.
Принимая во внимание наличие критического роста задолженности, блокирующей нормальное функционирование предприятий, прежде всего — в машиностроительном комплексе, необходимо формирование программ реструктуризации (не списания!) задолженности этих системообразующих предприятий.
В таких условиях, конечно, главная проблема в краткосрочной перспективе состоит не в том, чтобы обеспечить рост инвестиций в основной капитал (пока, к сожалению, с просчетами в этой сфере вынуждены смириться): требуется прежде всего гарантировать нормальное финансирование оборотного капитала.
Восстановление экономического роста в 2016 г. позволило бы сформировать ресурсы для средне-долгосрочной перспективы. Без этапа восстановительного роста не обойтись. И только уже далее повышение его темпов и качества, а затем создание условий для устойчивого развития экономики.
Когда мы дискутируем об институтах развития, то, конечно, имеем в виду и встраивание в них нацбанковского рефинансирования на принципах целевого кредитования, предусматривающее выделение денег исключительно под установленные проектами расходы, как это, скажем, делают центральные банки промышленно развитых стран, осуществляя так называемые программы «количественного смягчения» (при ключевой у них ставке 0,25 — 0,50%). Но, безусловно, при акценте на этот источник кредитования, данный без предварительного введения механизма контроля за использованием такого источника ресурсов, неминуемо обернется известным букетом негативных действий (инфляция, рост курса валют и т.д.). Обеспечение целевого контроля за движением денег — задача уполномоченных банков, которые должны отвечать за то, чтобы деньги не перетекали на валютно–финансовые операции. И если такой контроль обеспечен, то вложение таких денежных ресурсов в реальное производство привело бы к подъему и при эквивалентности стоимости произведенных товаров и их оплаты увеличивающаяся денежная масса будет тем самым «связываться», блокируя инфляцию.
На примерах многих стран мы видим, что расширение денежного предложения, увязанного с производством и инвестициями, дает не инфляционный, а даже дефляционный эффект. В Китае, например, в определенные периоды денежная масса увеличивалась на 40 — 50% в год, а экономика росла на 9 — 10%, и при этом была дефляция (то есть цены снижались).
Универсальным средством решения проблемы денежно-кредитной системы является экономический рост. Выпуск товаров, обеспечивающий платежеспособный спрос, связывает денежную массу и не позволяет ей свободно транслироваться на тот же валютный рынок.
Нередко мои оппоненты внушают доверчивым мысль о вредоносности наращивания денежной массы. Но при этом никак не обмолвились относительно условий, при выполнении которых только и предлагается реализовать этот инструмент, не пытаются даже разобраться, почему же в отдельных странах имеет место активное наращивание денежной массы в экономике на фоне не только минимальной инфляции, но даже дефляции.
Но при этом что же приветствуется у нас некоторыми экспертами? Наоборот, сжатие даже номинального значения рублевой денежной массы, и это в условиях, когда уровень монетизации экономики (соотношения между денежной массой и ВВП), рассчитанной по национальной валюте, имеет значение, которое просто стыдно озвучивать. Ни о каком сопоставлении его значения с пороговым уровнем безопасности не может быть и речи. В разы он ниже принятого количественного порога безопасности. При безмерном сжатии которой наступает такой момент, когда разрушается вся система денежного обращения. Мы уже наблюдаем вал накапливающихся неплатежей и появление, казалось бы, давно забытого бартера, но они при этом продолжают талдычить о причинах появления нынешних проблем в экономике как о якобы привнесенных извне.
Не на действительных причинах трудностей, с которыми столкнулась экономика, а акцентируют внимание на текущие внешние события и связывают их, скажем, с ценой на нефть. Но при чем здесь мировые цены на нефть? Мы что, ее продаем? Мы — покупатели! А продаем на экспорт нефтепродукты. При любых ценах на нефть нас должен волновать баланс между покупкой и продажей этих товаров с учетом обеспечения нефтепродуктами внутреннего рынка. А он у нас всегда был минимальным (и это без учета объема получаемых таможенных пошлин!).
Если «отталкиваться от жизни», то следовало бы задуматься: как можно управлять сложнейшим организмом валютно–финансового рынка при помощи одного лишь инструмента? Разве мыслимо управлять системой с большим разнообразием состояний, сделав из какого–то одного параметра фетиш? Сжать денежную массу во что бы то ни стало и все тут.
А резко прыгающий вверх и вниз курс рубля? Как тогда рассматривать выполнение Национальным банком своей основной цели, определенной Банковским кодексом: «защита и обеспечение устойчивости белорусского рубля, в том числе его покупательной способности и курса по отношению к иностранным валютам»? Что в нынешних условиях понимается под термином «устойчивость»? Почему бы не допустить, что прекрасно осведомленные спекулянты в предстоящих скачках не сумели «заработать» на валютных спекуляциях? По крайней мере, это способствует перетоку средств в сферу спекуляций. Сфера производства лишалась источников финансирования. Примитизирующая политика.
Поэтому один из наиболее тревожащих «нервов» текущей ситуации — недопустимо избыточный переток денежных ресурсов из нефинансового в финансовый сектор экономики. Несмотря на проводимую НБ политику сжатия денежной массы, критического дефицита финансовых ресурсов (ликвидности) в банковской системе нет — при все более очевидном обострении эффективности их использования.
Банковская система недостаточно эффективно выполняет функцию перераспределения финансовых ресурсов. Никто не может внятно указать НБ на то, что от него требуется в макроэкономической стратегии, куда нужно направлять денежные средства, где необходимы кредиты и по каким каналам их следует доставить.
Да и о чем можно говорить, если в этой стандартной мантре МВФ, заключающейся в императиве обеспечения макроэкономической стабильности посредством предельно жесткой финансовой политики, кроется дьявол либеральной политики отказа от народно–хозяйственного развития в пользу уничтожения реального сектора и стимулирования спекуляции. Если экономическая система вступает в войну против объективных законов и вызывающе попирает их, крах неминуем. Даже Г.Греф, выступая на форуме «Россия зовет!», в отношении проводимой в России аналогичной нашей политики стабилизации предупреждающе заявил: «Может Центробанк добиться своих целей? Может. Цена этого вопроса — в первую очередь положить все банки сразу же, не давать никакой ликвидности никому. А мы положим всех наших заемщиков».
Поэтому, если уж поставили перед собой цель решить проблему недопущения роста цен, то должны исходить из того, что главное направление борьбы с инфляцией находится в реальной жизни, а не в монетарных учебниках — это снижение издержек, рост масштаба и повышение эффективности производства и внедрение новых технологий. Макроэкономическая политика должна переместить акценты со «стабилизации» на социально–экономическое развитие. И этот «поворот» не должен носить вербальный характер, необходим разворот по сути.
Сведение же всех факторов, империрующих инфляцию, к приросту денежной массы — грубейшее упрощение, приводящее к хронической недомонетизации экономики, следствием которой становится искусственное снижение инвестиционных возможностей и сдерживание экономического роста.
Чтобы разобраться в этом, необходимо понимать смысл и сущность политэкономической категории «стоимость». Именно представление об отсутствии у товара объективной категории «стоимость» означает искривление восприятия экономической реальности. Это влечет перекос экономики в сторону спекулятивных финансовых технологий. Деньги становятся знаком без эталона и теряют свойства объективной меры. В этом сущностная основа современных финансово–экономических кризисов. Конечно, капиталистические кризисы объективны по своей природе, а их регулярность закономерна. Но глубина их и амплитуда во многом зависят от того, насколько регулируются те или иные отношения воспроизводства или, наоборот, не регулируются.
По экономике же в целом нанесем удар такой силы, что оправиться от него она нескоро сможет. Предупреждающе в этой связи звучит мнение М.Мясниковича: «Но жесткая денежно–кредитная политика, которая взята на вооружение Национальным банком, сейчас и поддерживается Правительством, ведет к другому, не менее тяжелому последствию — сокращению производства. И это серьезный вызов для нашей экономики. Если угаснет производство, оно в Беларуси крупнотоварное, то не поднимется уже никогда» («Наука и инновации». — 2016, № 2, с. 6).
Для достижения поставленных государством целей у него, собственно, есть лишь набор инструментов: бюджет и налоги, денежное предложение, рычаги воздействия на ценообразование, методы регулирования внешнеэкономической деятельности, алгоритмы антимонопольной политики. На основе их комбинированного использования государство и может выстраивать свою политику развития.
Нужно, наконец, в первоочередном порядке обеспечить «вписание» бюджетного процесса в стратегию социально–экономического планирования. Этот важнейший плановый экономико–управленческий инструмент, к сожалению, только краткосрочный, только годовой по своему горизонту. В порядке наглядности бюджет государства образно можно представить в виде сосуда, наполняемого из разных налоговых источников. И если какой–то из источников лучше и с меньшими для налогоплательщика потерями наполняет этот сосуд, то у государства появляется возможность в интересах развития сократить поступления из каких–то других источников. Тем самым государство в принципе может за счет снижения налогов или прямых бюджетных дотаций (или их комбинации) регулировать в определенных сферах или отраслях экономики инвестиционную в них активность или спрос на их продукцию.
Следует отметить, что при оценке налоговой нагрузки у либеральных экономистов сложилось убеждение, что тяжесть налогообложения в нашей стране гораздо меньше, чем в развитых странах. Это глубокое заблуждение. Заблуждение основано на абстрактном подходе к расчету показателей нагрузки к ВВП. На самом же деле наши производители находятся под более тяжелым налоговым прессом. Вообще, что касается налогообложения, то данная тема требует отдельного обстоятельного системного разговора по существу. Такой обстоятельный разговор сегодня в силу ограничения газетной площади невозможен. Поэтому позволим себе только несколько методологических замечаний относительно бюджетно–налоговой политики.
В принципе, в отличие от нашей чисто фискальной функции западная практическая налоговая политика носит характер, стимулирующий производственное развитие, используется в качестве экономического инструмента индустриальной и инновационной политики, то есть даже прямое сопоставление налоговых ставок у нас и у них некорректно без раскрытия корректирующих принципов их применения (то есть без учета фактора стимулирующего характера их применения).
Хочу отметить пагубность проповедуемой некоторыми экономистами «нейтральности» в налогообложении. «Нейтральность» в налогообложении, по их мнению, создает равные возможности для всех хозяйствующих субъектов в условиях рыночной экономики. Но тем самым совершенно не учитываются отраслевая специфика, структура издержек, сроки оборачиваемости оборотных средств, окупаемости инвестиций. Проводимый же такого рода либерально–фискальный подход к налогообложению выливается в конечном счете в деградацию наиболее прогрессивных и значимых для экономики отраслей, в которых, например, традиционно присутствует высокая доля живого труда в издержках. Это своеобразный «вирус», внедренный в управление экономикой, который уже по своей объективной логике направляет народно–хозяйственное развитие в русло экономического упадка и деиндустриализации. В итоге страны, использующие политику «нейтральности» в налогообложении, освобождают свой рынок для импорта, в том числе готовых наукоемких изделий из промышленно развитых стран. Примечательно, что последние, активно навязывая эту концепцию другим странам, сами не используют ее в своей налоговой практике.
Наоборот, нужны меры по избирательному стимулированию инновационного процесса, включая интеграцию всех звеньев научно–исследовательского процесса, равно как и связь науки с промышленностью. Но начинать следует с преодоления деиндустриализации на новой технологической основе.
Нужна действенная государственная промышленная политика (еще раз хочу заострить на этом внимание. Здесь создается богатство страны), сущностная основа которой должна быть жестко альтернативной либерально зашоренной реформационной, включающая прежде всего категорический отход от курса, сопряженного с правообеспечением общих («равных») условий функционирования производственных хозяйственных субъектов (на чем особенно настаивают и трактуют как «антирыночные» пропагандисты «чудодейственной» атрибутнообразующей «невидимой руки»), к политике, предполагающей консолидацию ресурсов и усилий государства и бизнеса (прежде всего крупного корпоративного) на ряде конкретных направлений (приоритетов) в пользу обрабатывающего и наукоемкого секторов экономики. Необходимо сформировать эффективный механизм выделения таких приоритетных направлений и оказания им всесторонней организационно–экономической помощи и поддержки, без чего не обеспечить высокую конкурентоспособность нашей экономики и ускоренный прирост ее инновационной составляющей. Именно способность производить подобные системы предопределяет нахождение страны в ряду ведущих экономических держав.
Со стороны государства необходима целевая поддержка НИОКР в промышленности по разработке новых моделей и видов готовых приборов, компонентов, станков и машин, масштабные долгосрочные государственные заказы, связанные с выполнением крупных проектов, позволяющих диверсифицировать производство. Особенно это касается ядра инновационного развития — машиностроения, где в стоимости выпускаемых современных машин и оборудования очень высокая доля НИОКР. Жесткая конкуренция заставляет крупный бизнес не только внимательно относиться к заимствованию чужих технологических и организационных новшеств («внедрению инноваций»), но и разворачивать НИОКР собственными силами. Поэтому для него и первоочередной является проблема концентрации у себя финансовых, интеллектуальных ресурсов для достижения конкурентных преимуществ технологического характера. Желает этого государство? Тогда необходимо стимулировать. В странах–лидерах является общепринятой широкая бюджетная поддержка разработки и освоения в производстве новых изделий.
В то же время так желанный для многих мелкий и средний бизнес вынужденно обходится без собственных НИОКР, ограничиваясь заимствованием относительно дешевых новшеств. Есть ли логика у тех, которые говорят о необходимости инновационного развития и при этом призывают к стимулированию развития малого и среднего бизнеса? Может, конечно, пропагандистски сопровождаться сколь угодно громкой «инновационной» риторикой. Но инновационных перспектив такая экономика, базирующаяся на малых и средних предприятиях, иметь не будет. В случае же если малый и средний бизнес работают в русле национальных приоритетов — самостоятельно или в интеграции с крупными отечественными корпорациями, — в таких случаях уже, наоборот, они могут претендовать и должны получать господдержку.
В этих целях было бы целесообразным воссоздание ведомственных инновационных фондов финансирования НИОКР с дифференциацией по приоритетным секторам экономики. Формировать их за счет посреднических оптовых структур пусть и с отнесением даже соответствующих расходов на себестоимость их товарооборота в пределах хотя бы 1 — 2%. В современных условиях резко снижается устойчивость тех национальных хозяйств, которые не имеют мощного потенциала НИОКР и производства ключевых благ, обладающих особой, как бы внешнеэкономической ценностью.
Нам, наконец, необходимо четко определиться с местом госкорпораций в стратегии развития экономики. Фактор организационного развития экономики изначально имел особую значимость, далее лишь усиливающуюся. Превосходство данной формы промышленной организации над разрозненной и очаговой структурой хозяйственных связей не вызывает сомнений. Она увязана с исторической логикой развития государственно–корпоративного сектора в современных развитых странах и является опорной конструкцией их модели экономического развития.
Практика развитых стран демонстрирует многочисленные прецеденты того, когда национальные государства не останавливаются перед прямым вмешательством в обеспечение развития корпоративного сектора, включая прямое давление на частные компании продать активы государству и на процессы корпоративных слияний и поглощений, а коль скоро появляется необходимость нейтрализовать возникающие угрозы интересам корпораций, то не преминут принять действенные меры. Там исходят из того, что участие государства в корпоративном капитале превращается в инструмент реализации национальных экономических интересов.
Речь идет о внедрении управленческой технологии (механизме), об организационном инструменте мобилизационного порядка, задействуемом посредством создания крупных организационно–экономических систем, ориентированном на конечный результат на ос