Премьера новой версии балета "Красная Жизель" Бориса Эйфмана собрала аншлаг во Дворце Республики

Каким бы законченным циником ты ни был, весной все–таки инстинктивно тянешься к красоте. Где красота? Дайте прильнуть к источнику! Вовремя сообразили с соседом по дачному кооперативу и идейным любителем прекрасного Вератилой, что надо держаться Дворца Республики. Именно там бьется эстетический пульс города. И не прогадали, слившись интригующим пятничным вечером с бодрой толпой напомаженных дам и их пафосно позиционирующих себя в пространстве кавалеров, посетивших накануне барбершоп. Закосили под членов балетного профсоюза, покорив охранников легкой, порхающей походкой, и влетели в фойе. В ослепительном дворце к вящей радости балетоманов давали спектакль знаменитого петербуржца Бориса Эйфмана «Красная Жизель» на музыку Чайковского, Бизе и Шнитке. Как говорится, версия обновленная, исправленная и дополненная. Пару лет назад мы посетили с Вератилой гастрольные спектакли Эйфмана в Большом театре и остались оглушены. В июле новатор и ревизионист балетных традиций, бунтарь и сын петербургского сплина, соединяющий академическую школу и разнузданную удаль модерна, отпразднует 70–летие. Так что самое время для pre–party.

Что сказать, «Красная Жизель», рассказывающая историю жизни русской балерины Ольги Спеcивцевой, закончившей свои дни в сумасшедшем доме близ города Нью–Йорка, размашиста и игрива. Как будто ставил этот балет не петербуржец, а иностранец, изучавший исторические события по книгам Эдварда Радзинского. Если в известном фильме Алексея Учителя «Мания Жизели» балерина представала жеманной стервой, одинаково увлеченно заигрывающей и с чекистом Борисом Каплуном, и с аристократом Акимом Волынским, то в балете Эйфмана она предстает жертвой в возвышенном смысле. Рок событий несет ее как безвольную щепку по весенней реке.

Здесь все построено монтажно и кинематографично. Вот мы в балетном зале, где осваивает азы профессии молодая балерина, а вот уже кланяемся на премьере в «Мариинке». Вот уже и большевики пришли, и пролетариат пустился в разнузданный пляс, и красное полотнище развевается. Большевики, обучая балерин новым танцам, особо с ними не церемонятся. Так и всплыли в памяти знаменитые строчки: «А в комнатах наших сидят комиссары, и девочек наших ведут в кабинет». Когда на заднем фоне потянулась на ближайший «философский пароход» нескончаемой вереницей интеллигенция, можно было только восхититься коллажному мышлению хореографа.


Либретто «Красной Жизели» простодушно и бесхитростно. Вполне возможно, что западный зритель так и воспринимает русскую историю. Но нам, ни единого удара не отклонившим от себя, людям бесслезным и надменным, хотелось бы большей глубины и проникновенности. Завораживающая балетная техника при плоскости самого режиссерского высказывания — вот настоящий парадокс и феномен. Глаз оторвать невозможно от солистов, и самое сильное, что есть в этом балете, — эффектные и завораживающие дуэты. В одной из сцен главная героиня все равно что Дюймовочка среди жаб: так безжалостно глядит на нее новый пролетарский люд. «Красная Жизель» Эйфмана — лихая мясорубка судеб, кровавый карнавал, где господствуют черные силы насилия. В новом времени нет ничего человеческого. Только грязь, мрак, террор и нынешний жребий горше прежнего.

Как любой крупный творец (допустим, Лев Додин в драме), Борис Эйфман, конечно, диктатор в балете. Зал подчиняется ему сразу, готов внимать каждому жесту и любой нелепости танцовщиков. После просмотра чувствуешь, что прикоснулся к чему–то выдающемуся и неоднозначному. Можешь только как флегматичный крепостной крестьянин из комедии «Формула любви», узревший красоту, молвить: «Это Жизель... Я узнал ее по ноге». Мой же напарник Вератила после спектакля был настроен менее философски и, впрыгивая в свою яхту, пришвартованную на набережной Свислочи, лишь брякнул: «В ногах правды нет».