Огненные сороковые навсегда впечатались в память «детей войны». И их воспоминания бесценны
10.06.2023 14:01:00
Максим ГИЛЕВИЧ
Время неумолимо — уходит поколение победителей. Тех, кто ковал победу в тылу и на фронте, с каждым годом, к сожалению, становится все меньше. Но живые, не мемуарные воспоминания огненных сороковых сохранились. Они — в памяти «детей войны». Тех, кто оказался в оккупации в самом юном, самом беззащитном возрасте…
Николай Иосифович Лихтарович родился в 1937 году. Коренной минчанин с Грушевки, к началу войны он остался у мамы единственным и самым младшим ребенком — трое старших деток умерли и похоронены на Военном кладбище. Казалось бы, что может остаться в памяти про те страшные времена у четырехлетнего мальчишки? Но война заставляла ребят взрослеть очень быстро…
Когда и как немецкие войска вошли в город, Коля не запомнил.
Потом взрослые между собой говорили, что немцы просто освобождали от жителей дома для новых, нужных им жильцов. Куда увезли семьи с Грушевки, никто так и не узнал.
По Извозной как самой благоустроенной улице немцы в основном и ходили — прямо мимо Колиного нового дома.
— Нам же есть хотелось постоянно. А подразделения, что располагались в Белполку, как я сейчас понимаю, были тыловые. Не эсэсовцы — обычные солдаты вермахта. Местные уличные мальчишки были постарше меня и пошустрее. Они и решили, что этим можно воспользоваться. Меня научили фразе «Панкет мир айм бом». Я ее до сих пор помню, хоть и не знаю, что она означает. Но немцы то сахара кусочек давали, то печенье, — вспоминает Николай Иосифович.
Дети наивно полагают, что они хорошо чувствуют людей. Коля был уверен, что издалека сможет отличить нормального немца от злобного фашиста. Но однажды на Извозной случилось то, что рано или поздно должно было произойти.
— Я к нему, как обычно, со своей фразой, а он схватил меня за шиворот и потащил по улице: «Юде!» А я нестриженый был, волосы длинные, кучерявые, вот он меня за еврея и принял. Хорошо, соседка выбежала, Галя Тумилович. И закричала немцу: «Нихт юде!» И сразу же моей маме:
«Соня, беги скорей! Немец сына схватил!» Мама выбежала, стала перед ним на колени.
Что они с соседкой немцу говорили, как смогли разжалобить, уже и не помню. Но в итоге дал он мне крепкого пинка под зад и пошел дальше. Мы же бегом домой! Я перепугался, мама тоже. Схватила ножницы — и обкорнала меня под ежика! — рассказывает Николай Иосифович.
Со стрижкой под ноль мальчишка проходил до самого конца войны. Страх был такой, что сам просил маму постричь его, если считал, что волосы слишком отрасли.
— Но порядочность у наших людей в то время была, — убежден коренной минчанин. — На нашей улице, прямо по соседству, жила еврейская семья. Немцы каждый день ходили под их окнами, но никто своих соседей не выдал. Борька и его родители прожили в Минске всю войну и остались живы. Вообще время было какое-то… — Николай Иосифович подыскивает слово и находит: — …доброе! Люди помогали друг другу, поддерживали чем могли.
Минчанин вспоминает, что постоянно не хватало еды и как мама ухитрялась варить борщ из крапивы, лебеды, шикарно, если из щавеля. В те лютые годы это было обыденной пищей на столе людей. Работающие женщины получали продовольственные карточки, в том числе на детей. По сей день Николай Иосифович хранит книжку, в которой ежемесячно отмечалось, что он, пятилетний, продукты уже получил. Жителей частных домов на Извозной хоть немного выручали приусадебные участки, но вот возле бывшей церкви огород не был предусмотрен. Мальчишки брали кружки и ходили на Суражский базар — просили дать попробовать молоко, сметану, творог. Не всем везло, но иногда можно было и полакомиться с человеческой доброты.
— Помню, уже в 45‑м сразу восьмерых мальчишек хоронили. Ребята раскопали склад боеприпасов, решили взорвать. Грамотные были — сделали пороховую дорожку, подожгли, залегли. А снаряды не рванули.
gilevich@sb.by
Николай Иосифович Лихтарович родился в 1937 году. Коренной минчанин с Грушевки, к началу войны он остался у мамы единственным и самым младшим ребенком — трое старших деток умерли и похоронены на Военном кладбище. Казалось бы, что может остаться в памяти про те страшные времена у четырехлетнего мальчишки? Но война заставляла ребят взрослеть очень быстро…
Когда и как немецкие войска вошли в город, Коля не запомнил.
Зато память очень хорошо сохранила, как на Грушевку приехала огромная крытая машина с высокими бортами, в которую фашисты стали загонять женщин с детьми.— В эту группу попали и мы с мамой. Машина поехала, с Грушевской спустилась на Разинскую улицу, и вдруг недалеко от третьей школы она заглохла. Пока немец, который ехал с нами в кузове, пошел посмотреть, что стряслось, мама не раздумывая спрыгнула с борта машины, схватила меня и бросилась к ближайшему дому, где мы спрятались в кустах. Машину вскоре отремонтировали, она уехала, а мы, к счастью, остались… — вспоминает Николай Иосифович.
Потом взрослые между собой говорили, что немцы просто освобождали от жителей дома для новых, нужных им жильцов. Куда увезли семьи с Грушевки, никто так и не узнал.
«Панкет мир айм бом»
Не сразу удалось Коле с мамой найти новое жилье. В старый дом возвращаться было нельзя, а брать незнакомых квартирантов многие просто боялись. К счастью, нашелся вариант на улице Извозной. Дом стоял неподалеку от так называемого Белполка. Военный городок, к слову, не простаивал: оккупанты с комфортом обустроились в казармах, пользовались другой инфраструктурой.По Извозной как самой благоустроенной улице немцы в основном и ходили — прямо мимо Колиного нового дома.
— Нам же есть хотелось постоянно. А подразделения, что располагались в Белполку, как я сейчас понимаю, были тыловые. Не эсэсовцы — обычные солдаты вермахта. Местные уличные мальчишки были постарше меня и пошустрее. Они и решили, что этим можно воспользоваться. Меня научили фразе «Панкет мир айм бом». Я ее до сих пор помню, хоть и не знаю, что она означает. Но немцы то сахара кусочек давали, то печенье, — вспоминает Николай Иосифович.
Дети наивно полагают, что они хорошо чувствуют людей. Коля был уверен, что издалека сможет отличить нормального немца от злобного фашиста. Но однажды на Извозной случилось то, что рано или поздно должно было произойти.
— Я к нему, как обычно, со своей фразой, а он схватил меня за шиворот и потащил по улице: «Юде!» А я нестриженый был, волосы длинные, кучерявые, вот он меня за еврея и принял. Хорошо, соседка выбежала, Галя Тумилович. И закричала немцу: «Нихт юде!» И сразу же моей маме:
«Соня, беги скорей! Немец сына схватил!» Мама выбежала, стала перед ним на колени.
Что они с соседкой немцу говорили, как смогли разжалобить, уже и не помню. Но в итоге дал он мне крепкого пинка под зад и пошел дальше. Мы же бегом домой! Я перепугался, мама тоже. Схватила ножницы — и обкорнала меня под ежика! — рассказывает Николай Иосифович.
Со стрижкой под ноль мальчишка проходил до самого конца войны. Страх был такой, что сам просил маму постричь его, если считал, что волосы слишком отрасли.
— Но порядочность у наших людей в то время была, — убежден коренной минчанин. — На нашей улице, прямо по соседству, жила еврейская семья. Немцы каждый день ходили под их окнами, но никто своих соседей не выдал. Борька и его родители прожили в Минске всю войну и остались живы. Вообще время было какое-то… — Николай Иосифович подыскивает слово и находит: — …доброе! Люди помогали друг другу, поддерживали чем могли.
Жизнь под Богом и с лебедой
Жила семья Лихтарович в единственной на всю улицу двухэтажке — старой церкви извозчиков, которую еще задолго до войны переделали под жилье. Когда фашистов в 44‑м уже выбивали из города, во время бомбежки между их домом № 12 и соседним 14‑м упала бомба — и не взорвалась!Не успели люди опомниться, как с неба летит вторая, приземляется прямо перед крыльцом и… тоже не взрывается!— В пяти метрах от стен сразу две бомбы падают — и никто не погиб, вот чудо какое. Мы потом шутили — ну точно намоленное место! — улыбается Николай Иосифович. — А прятались мы от бомбежек под огромной печью, стоявшей в общей кухне. Считалось, что она должна была любой взрыв выдержать.
Минчанин вспоминает, что постоянно не хватало еды и как мама ухитрялась варить борщ из крапивы, лебеды, шикарно, если из щавеля. В те лютые годы это было обыденной пищей на столе людей. Работающие женщины получали продовольственные карточки, в том числе на детей. По сей день Николай Иосифович хранит книжку, в которой ежемесячно отмечалось, что он, пятилетний, продукты уже получил. Жителей частных домов на Извозной хоть немного выручали приусадебные участки, но вот возле бывшей церкви огород не был предусмотрен. Мальчишки брали кружки и ходили на Суражский базар — просили дать попробовать молоко, сметану, творог. Не всем везло, но иногда можно было и полакомиться с человеческой доброты.
А потом Минск освободили
Даже когда после освобождения столицы выветрился с городских улиц фашистский дух, война для «детей войны» не закончилась. В руинах оставалось огромное количество оружия, боеприпасов, неразорвавшихся бомб, снарядов… Детское любопытство и мальчишеский авантюризм нередко заканчивались трагедиями.— Помню, уже в 45‑м сразу восьмерых мальчишек хоронили. Ребята раскопали склад боеприпасов, решили взорвать. Грамотные были — сделали пороховую дорожку, подожгли, залегли. А снаряды не рванули.
Когда решили подойти и посмотреть, что случилось, произошла детонация… На похоронах полгорода собралось. Невозможно было смотреть на горе матерей, потерявших детей уже после войны, в мирном Минске, — вздыхает Николай Иосифович.Время вообще было нелегкое. Николай по счастливой случайности попал в интернат в Станьково — мама тогда работала целыми днями и часто болела. Еды в доме порой не было совсем, и поэтому интернат, в который Колю удалось пристроить, стал для него настоящим спасением. Три года в интернате, с 5‑го по 7‑й класс, он вспоминает как самые счастливые дни детства. В 8‑й класс пойти не получилось — обучение было платным. Поэтому работал на обувной фабрике имени Кагановича и заочно учился в школе, затем четыре года военной службы на Черноморском флоте, после которой вернулся на свой завод.
Ядерная биография
Когда друг позвал в Сосны, городок ядерщиков, только начинающий отстраиваться, Николай Иосифович согласился сменить работу. Был техником на строительстве реактора, отучился в политехническом институте и стал инженером. Участвовал в монтаже первой гамма-установки, затем эксплуатировал ее. В службе главного энергетика отработал на реакторе более 10 лет. Был в группе ведущего проекта «Памир», разрабатывающей передвижную атомную станцию. Говорит, проект был очень интересный, но после чернобыльской аварии его свернули.
К слову, Николай Иосифович много раз работал на аварийном четвертом блоке ЧАЭС, участвовал в разработках методики утилизации загрязнения. Его стаж в атомной энергетике — 43 года!— У меня отличная семья, с супругой Галиной мы поженились в 1959 году и уже 64 года вместе. У нас прекрасные дочери. Обе окончили аспирантуру, одна — кандидат наук, другая, к сожалению, рано ушла из жизни. Добавляют счастья четверо замечательных внуков и правнучка. Я дружил с очень интересными людьми. Вроде бы жизнь прожил не зря. Хотелось бы только мира, мира и мира! Нельзя забывать, что такое война. Уроки истории — они обязательны для каждого, — убежден Николай Лихтарович.
gilevich@sb.by