Разговор с белорусским коллекционером картин Евгением Ксеневичем
30.07.2015 21:18:08
Евгения Ксеневича часто встречаю на выставках, в книжных магазинах, на презентациях. Здороваемся, обмениваемся новостями, но никогда о вещах серьезных не говорили, хотя я знал, что он, может быть, самый крупный белорусский коллекционер. Картины собирает около тридцати лет. О нем часто говорят как художники, так и его коллеги. Встретились в парке, устроились на скамейке:
— Мне повезло еще в студенческие годы познакомиться со многими выдающимися белорусскими художниками. В детстве же я учился в самой обычной деревенской школе. В Смолевичском районе, в поселке Зеленый Бор. Там в коридорах висел хрестоматийный набор репродукций, а на летних каникулах школьников возили в музеи: в «Третьяковку», в Эрмитаж... Директор той школы — Василий Островский — учитель с большой буквы. Он умудрился собрать лучших учителей, каким–то образом выбивая им жилье. Многие школьные учителя стали докторами наук, профессорами, возглавили кафедры. Наш легендарный директор спал в школе на диване, а потому все педагоги работали соответствующим образом. Мои родители — педагоги. У нас была лучшая домашняя библиотека, так что мое будущее оказалось в чем–то предопределено.
— Евгений, а помнишь первую приобретенную картину, хранишь ее в коллекции?
— Кто–то из «стариков», которые тогда еще были живы. Может, Антон Бархатков или Павел Масленников, Адольф Гугель, Раиса Кудревич... Этих легендарных мастеров тогда, к сожалению, недооценивали.
— Если сравнить культурную среду 70 — 80–х годов с нынешней, то в чем разница, если она есть?
— Разница огромная. Те врачи, учителя и научные сотрудники ходили по музеям, на поэтические вечера, на концерты, в театры, стояли в очередях на выставки, за книгами. Уже работая в университете, я организовывал гастроли артистов Таганки. Представляешь, к нам приезжали Золотухин, Фарада, Демидова — залы были переполнены... Отличались как широтой кругозора, так и уровнем образования. В те времена, это мое наблюдение, когда ехал ночью по Минску, то в мастерских художников и в академии искусств горел свет. Хоть монографии по культуре и стоили половину зарплаты инженера, но их было не купить. Достать хорошую книгу — событие. Всех лауреатов Нобелевской премии по литературе знали, о них говорили... Если честно, то разница той и нынешней культурной среды в Минске несопоставимы.
— С чем связана такая разница?
— Только с уровнем образования. Ведь тогда оно было единственным лифтом, дающим возможность движения по социальной лестнице. Сегодня же молодой человек может и без образования получать больше, чем седой университетский профессор.
— Если бы ты не занялся бизнесом, то продолжал бы собирать картины?
— Если бы и не собирал, то не перестал бы интересоваться живописью и общаться с художниками. У меня дома стоит научный каталог Эрмитажа в семнадцати томах, и я его досконально изучил. Собирать картины — увлекательно. Это занятие затягивает.
— Как ты выбираешь ту или иную работу?
— Это сложное дело... Бываешь в мастерской, разговариваешь с художником, смотришь... Довольно часто мой выбор совпадает с оценкой мастера, что очень важно. Главное — опыт, знания и понимание.
— Евгений, ты начал собирать реалистов, а потом перешел к авангарду второй волны. Что для тебя современное искусство?
— Белорусский авангард 70 — 80 годов — явление уникальное. Такое случается только на смене эпох. Появилась плеяда молодых художников. Но, к сожалению, многие не дожили до своей славы. Мой любимый художник — Владимир Акулов. Он личность легендарная, почти миф. Уникальный, многосторонний, узнаваемый. Его работы можно и не подписывать. Увидев однажды — запомнишь.
— Евгений, а помнишь первую приобретенную картину, хранишь ее в коллекции?
— Кто–то из «стариков», которые тогда еще были живы. Может, Антон Бархатков или Павел Масленников, Адольф Гугель, Раиса Кудревич... Этих легендарных мастеров тогда, к сожалению, недооценивали.
— Если сравнить культурную среду 70 — 80–х годов с нынешней, то в чем разница, если она есть?
— Разница огромная. Те врачи, учителя и научные сотрудники ходили по музеям, на поэтические вечера, на концерты, в театры, стояли в очередях на выставки, за книгами. Уже работая в университете, я организовывал гастроли артистов Таганки. Представляешь, к нам приезжали Золотухин, Фарада, Демидова — залы были переполнены... Отличались как широтой кругозора, так и уровнем образования. В те времена, это мое наблюдение, когда ехал ночью по Минску, то в мастерских художников и в академии искусств горел свет. Хоть монографии по культуре и стоили половину зарплаты инженера, но их было не купить. Достать хорошую книгу — событие. Всех лауреатов Нобелевской премии по литературе знали, о них говорили... Если честно, то разница той и нынешней культурной среды в Минске несопоставимы.
— С чем связана такая разница?
— Только с уровнем образования. Ведь тогда оно было единственным лифтом, дающим возможность движения по социальной лестнице. Сегодня же молодой человек может и без образования получать больше, чем седой университетский профессор.
— Если бы ты не занялся бизнесом, то продолжал бы собирать картины?
— Если бы и не собирал, то не перестал бы интересоваться живописью и общаться с художниками. У меня дома стоит научный каталог Эрмитажа в семнадцати томах, и я его досконально изучил. Собирать картины — увлекательно. Это занятие затягивает.
— Как ты выбираешь ту или иную работу?
— Это сложное дело... Бываешь в мастерской, разговариваешь с художником, смотришь... Довольно часто мой выбор совпадает с оценкой мастера, что очень важно. Главное — опыт, знания и понимание.
— Евгений, ты начал собирать реалистов, а потом перешел к авангарду второй волны. Что для тебя современное искусство?
— Белорусский авангард 70 — 80 годов — явление уникальное. Такое случается только на смене эпох. Появилась плеяда молодых художников. Но, к сожалению, многие не дожили до своей славы. Мой любимый художник — Владимир Акулов. Он личность легендарная, почти миф. Уникальный, многосторонний, узнаваемый. Его работы можно и не подписывать. Увидев однажды — запомнишь.
— А тебе никогда не говорили: «Женя, зачем покупать очередные картины, давай купим автомобиль».
— Автомобиль можно купить в любой день, какого угодно цвета и модели, но это всего лишь средство передвижения, а каждая картина — уникальна. Хороших музеев автомобилей в мире много, а музея белорусского авангарда пока нет. Для каждого Модильяни должен найтись свой Леопольд Зборовский, и лучше при жизни.
— Почему наших художников мало знают?
— Первая причина в том, что при жизни мастера не было людей, которые смогли собрать достаточно большую и глубокую коллекцию его работ. Надо, чтобы корпус лучших произведений находился в одних руках, а коллекционер умело с ними работал. Экспонировал, предлагал на аукционы, на престижные выставки, издавал каталоги и монографии... То есть раскручивал имя, создавал его. Ни музей, никто другой этим заниматься не станет.
Вторая причина — у владельца коллекции должны быть знания, средства и энергия. Каждым художником надо заниматься, как бизнес–проектом.
— О ком ты можешь сказать, что у тебя его основные и самые лучшие работы?
— Из «стариков», по объективным причинам, я никого полно не собрал. Не успел физически, но от каждого есть по нескольку работ. С современными мастерами у меня другие отношения. Тут я все делал так, как считал нужным. Я много ездил по лучшим музеям, собрал большую библиотеку книг по искусству, познакомился со всеми интересными отечественными творцами, побывал на главных мероприятиях художественного рынка и могу делать свои заключения и прогнозы. Даже на пятьдесят и сто лет вперед. Вот Павел Третьяков, не имея специального образования, смог собрать уникальную коллекцию и подарить ее городу.
— Евгений, заинтриговал, можно прогноз на пятьдесят лет?
— Знаешь, когда я прошу знакомых художников назвать «горячую десятку», то первым каждый называет себя, а потом идут друзья и близкие по взглядам. Я воздержусь от имен, боюсь обидеть кого–то.
— Догадаться не так и сложно. Твой прогноз — твоя коллекция... Кстати, если не секрет, сколько у тебя работ?
— Работ много, арендую хранилище. Считаю, что у меня самая уникальная коллекция в стране. Но здесь важно даже не количество, а качество. Почти все полотна выставочного формата. Многие художники уже состоялись и определяют картину нашего искусства, а многие еще не «выстрелили», но это только из–за отсутствия рекламы, пиара и собственного возраста.
— Я к чему задал такой вопрос. Меня интересует, что ты собираешься делать со своим собранием?
— Планирую создать музей. Возможно, с двумя экспозиционными площадками. Скорее всего, это будет не в Минске. У нас есть места, где не хватает подобных музеев, чем–то связанных с этим местом. Например, Новогрудок, Сморгонь, Несвиж, где уже есть туристические потоки. Уверен, что создание подобных центров даст толчок к развитию инфраструктуры. Уже и у нас, как и во всем цивилизованном мире, растет количество людей, работающих не на производстве, а в сфере услуг. Ведь мы в глобальном рынке и глобальной экономике. Начальство небольших городов уже сегодня должно думать, чем занять людей завтра, найти для них работу. Надо сказать, что к моим инициативам относятся положительно и с пониманием. Ведь подобные музеи смогут многим дать работу, в том же Новогрудке... Ведь туристы станут задерживаться не на пару часов, а на полдня, а, может быть, и на несколько дней.
— Автомобиль можно купить в любой день, какого угодно цвета и модели, но это всего лишь средство передвижения, а каждая картина — уникальна. Хороших музеев автомобилей в мире много, а музея белорусского авангарда пока нет. Для каждого Модильяни должен найтись свой Леопольд Зборовский, и лучше при жизни.
— Почему наших художников мало знают?
— Первая причина в том, что при жизни мастера не было людей, которые смогли собрать достаточно большую и глубокую коллекцию его работ. Надо, чтобы корпус лучших произведений находился в одних руках, а коллекционер умело с ними работал. Экспонировал, предлагал на аукционы, на престижные выставки, издавал каталоги и монографии... То есть раскручивал имя, создавал его. Ни музей, никто другой этим заниматься не станет.
Вторая причина — у владельца коллекции должны быть знания, средства и энергия. Каждым художником надо заниматься, как бизнес–проектом.
— О ком ты можешь сказать, что у тебя его основные и самые лучшие работы?
— Из «стариков», по объективным причинам, я никого полно не собрал. Не успел физически, но от каждого есть по нескольку работ. С современными мастерами у меня другие отношения. Тут я все делал так, как считал нужным. Я много ездил по лучшим музеям, собрал большую библиотеку книг по искусству, познакомился со всеми интересными отечественными творцами, побывал на главных мероприятиях художественного рынка и могу делать свои заключения и прогнозы. Даже на пятьдесят и сто лет вперед. Вот Павел Третьяков, не имея специального образования, смог собрать уникальную коллекцию и подарить ее городу.
— Евгений, заинтриговал, можно прогноз на пятьдесят лет?
— Знаешь, когда я прошу знакомых художников назвать «горячую десятку», то первым каждый называет себя, а потом идут друзья и близкие по взглядам. Я воздержусь от имен, боюсь обидеть кого–то.
— Догадаться не так и сложно. Твой прогноз — твоя коллекция... Кстати, если не секрет, сколько у тебя работ?
— Работ много, арендую хранилище. Считаю, что у меня самая уникальная коллекция в стране. Но здесь важно даже не количество, а качество. Почти все полотна выставочного формата. Многие художники уже состоялись и определяют картину нашего искусства, а многие еще не «выстрелили», но это только из–за отсутствия рекламы, пиара и собственного возраста.
— Я к чему задал такой вопрос. Меня интересует, что ты собираешься делать со своим собранием?
— Планирую создать музей. Возможно, с двумя экспозиционными площадками. Скорее всего, это будет не в Минске. У нас есть места, где не хватает подобных музеев, чем–то связанных с этим местом. Например, Новогрудок, Сморгонь, Несвиж, где уже есть туристические потоки. Уверен, что создание подобных центров даст толчок к развитию инфраструктуры. Уже и у нас, как и во всем цивилизованном мире, растет количество людей, работающих не на производстве, а в сфере услуг. Ведь мы в глобальном рынке и глобальной экономике. Начальство небольших городов уже сегодня должно думать, чем занять людей завтра, найти для них работу. Надо сказать, что к моим инициативам относятся положительно и с пониманием. Ведь подобные музеи смогут многим дать работу, в том же Новогрудке... Ведь туристы станут задерживаться не на пару часов, а на полдня, а, может быть, и на несколько дней.
— Ты думаешь, что искусствоведы из столицы поедут работать на периферию?
— Сегодня и ехать необязательно. Можно все писать в Минске и отправлять по интернету. Есть много новых технологий, не очень и дорогих. Весь мир сейчас так работает. Но я о другом. Вот в Бостоне, он примерно такой, как Минск, в художественном музее работают 700 человек, а еще при музее есть школа на 1.500 учащихся, где готовят дизайнеров, маркетологов, художников. В Японии неспроста всех детей учат рисовать, а не только писать, читать, считать. Рисование и каллиграфия развивают совершенно иное мышление. Вот поэтому и надо создавать культурные центры и не только в больших городах. Япония — страна маленькая, без природных ресурсов, а делают буквально все. Узкое образование не дает высококлассных специалистов с креативным мышлением.
Кстати, многие крупные музеи Европы находятся в маленьких городах и прекрасно себя там чувствуют. И не надо ждать, что этим будет заниматься государство. Все они либо частные, либо муниципальные. Не должно государство содержать все музеи. Это непосильная ноша. Национальные — да, а остальные — нет!
— А кто в это будет вкладывать деньги?
— Частники могут инвестировать, самое главное им не мешать. У меня для моего музея уже даже таблички все есть и электронные каталоги готовы. Планирую, что это будет и библиотека, и конференц–зал для чтений и различных культурных мероприятий.
Знаешь, ведь раньше в наших усадьбах Рубенс висел. Двадцать симфонических оркестров имелось. Исторически так уже было. Уверен, маленькие города с этим прекрасно справятся. Не за день, не за год, но все получится.
Даже неожиданно, но Евгений Ксеневич смог открыть мне глаза на многие проблемы, не связанные напрямую с его страстью к собиранию произведений белорусского искусства.
— Сегодня и ехать необязательно. Можно все писать в Минске и отправлять по интернету. Есть много новых технологий, не очень и дорогих. Весь мир сейчас так работает. Но я о другом. Вот в Бостоне, он примерно такой, как Минск, в художественном музее работают 700 человек, а еще при музее есть школа на 1.500 учащихся, где готовят дизайнеров, маркетологов, художников. В Японии неспроста всех детей учат рисовать, а не только писать, читать, считать. Рисование и каллиграфия развивают совершенно иное мышление. Вот поэтому и надо создавать культурные центры и не только в больших городах. Япония — страна маленькая, без природных ресурсов, а делают буквально все. Узкое образование не дает высококлассных специалистов с креативным мышлением.
Кстати, многие крупные музеи Европы находятся в маленьких городах и прекрасно себя там чувствуют. И не надо ждать, что этим будет заниматься государство. Все они либо частные, либо муниципальные. Не должно государство содержать все музеи. Это непосильная ноша. Национальные — да, а остальные — нет!
— А кто в это будет вкладывать деньги?
— Частники могут инвестировать, самое главное им не мешать. У меня для моего музея уже даже таблички все есть и электронные каталоги готовы. Планирую, что это будет и библиотека, и конференц–зал для чтений и различных культурных мероприятий.
Знаешь, ведь раньше в наших усадьбах Рубенс висел. Двадцать симфонических оркестров имелось. Исторически так уже было. Уверен, маленькие города с этим прекрасно справятся. Не за день, не за год, но все получится.
Даже неожиданно, но Евгений Ксеневич смог открыть мне глаза на многие проблемы, не связанные напрямую с его страстью к собиранию произведений белорусского искусства.
ladzimir@tut.by
Советская Белоруссия № 144 (24774). Пятница, 31 июля 2015
Советская Белоруссия № 144 (24774). Пятница, 31 июля 2015