Странствующий нигилист
24.03.2010
И сегодня можно найти статьи, которые начинаются с печального «О В.К.Савич–Заблоцком известно немного». Называют его польским литератором и знают в основном по переписке — не только с Драгомановым, но и с этнографом Пыпиным, композитором Кюи, писательницей Марией Конопницкой.
Но прочитайте хотя бы перечень его псевдонимов: грамадзянiн з Белай Русi, граф Cулiма з Белай Русi, Павел Завiша, Гаврила Полоцкий. Согласитесь, даже не зная, о ком речь, можно предположить, что человек имел прямое отношение к Беларуси.
Его называют первым нашим нигилистом. А еще сравнивают с авантюристами XVIII века — во всяком случае, по характеру был он именно такой, мятежный любитель приключений и путешествий.
Интересно, что в истории белорусской литературы есть еще два персонажа с похожими именами: Франц Савич, осужденный повстанец, и поэт Тадеуш Лада–Заблоцкий. Наш герой как бы объединил их имена.
Впрочем, сам он называл себя еще более торжественно: «Войнислав Казимир Константинович Сулима–Савич–Заблоцкий». Не зря историк Геннадий Киселев писал: «Любiў ахутаць свой жыццяпiс вэлюмам фантазii i шматзначнасцi В.Савiч–Заблоцкi. Ён называў свой род графскiм, паводле яго слоў, мацi яго паходзiла з княжацкага роду. Гэта не знаходзiць пакуль пацвярджэння ў архiўных дакументах, звязаных з яго дзяцiнствам. У аўтабiяграфiчнай нататцы пiсьменнiк падае, здаецца, дакладную дату нараджэння — 3 сакавiка 1850 г., але паводле iншых матэрыялаў можна меркаваць, што ён быў, прынамсi, на год старэйшы».
Война за малыша
Маленький Войнислав попал на воспитание к деду, Викентию Заблоцкому, в имение Николаево Городокского уезда. И все его детство прошло под знаком тяжб между матерью и дедом. Предметом раздора стал и сам мальчик — видимо, опекунство над ним было связано с имущественными правами. Борьба между родственниками шла с переменным успехом. И до воспитания малыша дела не было никому. Так что он рос, общаясь в основном с простыми людьми, дворней. Именно о белорусах Савич–Заблоцкий потом напишет в письме к Драгоманову: «...чорны люд наш, гэтая душа нашага цела, да самасвядомства прыходзiць, што гэты люд дзелаецца ўжо сiлай, што дзвiне мёртвую датоля масу нашу...»
Вольный студент
Савич–Заблоцкий отправляется на учебу в Виленскую гимназию. А потом становится «вольным студентом», ездит по Европе. Конечно, красиво звучит перечисление городов, где он учился, — Прага, Лейпциг, Страсбург, но на самом деле речь идет о кратковременном обучении в статусе вольного слушателя: скорее всего, у юноши просто не было средств оплатить нормальную учебу.
Но в Российской империи, да еще после подавления нескольких восстаний, отношение к культурам «окраинных народов» было определенное... «Крывiцкi вязок» запретили, участников обвинили в «социализме и пропольских симпатиях».
За подобное могла последовать самая суровая кара. Но с Савич–Заблоцким обошлись довольно мягко. Он оказался в Варшаве, под наблюдением полиции. Видимо, «Крывiцкi вязок» просто не успел проявить себя какими–то существенными проектами.
Бродячий журналист
До конца жизни Савич–Заблоцкий пытается заработать литературной деятельностью.
Но для нас самое важное — что Савич–Заблоцкий пишет на белорусском языке. Он посылает в редакцию петербургского журнала «Вестник Европы» три стихотворения: «З чужбiны», «У роднай зямлi» и «Да перапёлкi». «О брацця! Як смутна мне. Скажыце, прашу вас, цi гэта страна ёсць Русь наша Бела, цi не?» — вопрошает автор в одном из стихотворений. К поэзии прилагалась статья, в которой доказывалось, что белорусский язык имеет древнюю историю, что его нужно разрабатывать, придавать ему литературную форму.
К тому времени мать Савича–Заблоцкого растратила имущество, Войнислав остался без копейки...
Савич–Заблоцкий отправляется далее. Живет в Германии, во Франции, на Корсике, даже в Египте. Он, как велось у аристократов, свободно владел несколькими языками, поэтому хватается за любую журналистскую работу, читает лекции по истории славянских языков. Но еще и пишет. В Праге — поэму «Аповесць пра мае часы», в которой описывает Беларусь накануне восстания 1863 года. В Париже дарит поэту Б.Залесскому стихотворение «Беларуская пея» (то есть песня). В Познани печатает повесть «Арлалёты i Падканвойны, або Полацкая шляхта» (она была опубликована в переводе на белорусский язык в 2004 г. в журнале «Полымя»).
А вот о чем Савич–Заблоцкий сочиняет в Египте: «О Дзвiна, Дунай маёй Айчыны, самая дарагая рака на свеце! Табе я ўдзячны за рытмы маiх песняў!»
Раскаявшийся диссидент
Поначалу он даже получает работу — помощника редактора иностранного отдела газеты «Виленский вестник». Но если Савич и надеялся обустроиться на родине, то ошибся. Через год пришлось перебраться в имение тетки в Губно Лепельского уезда. Заблоцкий ведет активную переписку с учеными и чиновниками. Но характер у нашего героя по–прежнему нигилистический. Известно, что Савич–Заблоцкий гостил у белорусского ученого Наркевича–Йодко в имении Над–Неман. Наркевич–Йодко имел прозвище Ловец молний. Он изучал электричество, проводил уникальные и масштабные эксперименты, был, можно сказать, белорусским Николой Теслой. Савич–Заблоцкий с интересом осмотрел его метеорологическую станцию... Но общение кончилось крупной ссорой гостя и хозяина, сведения о чем даже попали в газету «Минский листок» за 11 октября 1891 г.
Распродавая раритеты
В 1891 году Савич–Заблоцкий перебирается в Петербург. Поселяется по адресу: Невский проспект, дом 51, квартира 503. Входит в Славянское благотворительное общество, сводит знакомство с историками К.Бестужевым–Рюминым, В.Бильбасовым, П.Батюшковым, редактором журнала «Русская старина» М.Семевским. И, наконец, переходит в православие, как он сам пишет, «з намерам далучыцца да праваслаўнай царквы, веравызнання яго беларускiх продкаў». Но и это не дает благополучия. В одном из писем, адресованных его покровителю, товарищу министра просвещения, бывшему попечителю Виленского учебного округа И.Корнилову, Савич–Заблоцкий пишет: «До сих пор у меня нет еще занятия, в котором я, лишенный материальных средств, нуждаюсь».
Бывший диссидент начинает распродавать собранные им уникальные рукописи и документы, в том числе мемуары Тизделя, английского мореплавателя, служившего при Екатерине II. Журналистика особо не кормит. В 1892 году в журнале «Благовест» напечатали очерк Заблоцкого «Шчаслiвейшая Марыся» из серии «Белорусские очерки». Но в «Биржевых ведомостях» переведенный с польского языка текст «Петруша» печатать отказались — из–за нелитературности языка. Именно этот документ — письмо редактора «Биржевых новостей» М.Коншина от 3 февраля 1893 года и служит ориентировочной датой смерти Войнислава: он умер вскоре после этой даты.