Гость «СОЮЗа» — драматург, лауреат премии Союзного государства Алексей Дударев
04.06.2020 10:24:41
Юлиана ЛЕОНОВИЧ
ПЬЕСЫ Алексея Дударева ставили великие режиссеры — Товстоногов, Раевский. Его «Рядовых», «Вечер», «Порог» и «Не покидай меня» играли (и играют!) одновременно на десятках сцен, а каждая новая работа становится культурным событием. Грандиозный успех повторился и на киноэкране. В 1983 году по сценарию тогда еще молодого драматурга режиссер Игорь Добролюбов снял «Белые Росы» — долгие годы этот фильм оставался самой кассовой лентой белорусского кинематографа. Сегодня, спустя годы, Алексей Ануфриевич честно признается: он по-прежнему не в силах раскодировать триумф кинокартины. Корреспонденты «СОЮЗа» встретились с известным драматургом накануне 70-летия, которое, впрочем, он сам воспринимает лишь как условность и ненужную суету.
— Алексей Ануфриевич, первым делом принимайте наши поздравления. Как будете праздновать?
Алексей Дударев: Я рад, что никто из детей не стал писателем. Человек, который занимается творчеством, обделяет в первую очередь тех, кто вокруг.
— Пышных торжеств устраивать не буду. Придут мои дети, внуки. Скажут, какой я хороший, я с ними соглашусь. И дело тут не в пандемии. Я и раньше старался избегать всех этих юбилеев, стремился больше работать. К 50-летию, например, репетировал Добрыню в спектакле режиссера Андрея Андросика по своей пьесе «Полочанка». И в день юбилея вышел на сцену ТЮЗа, где когда-то начинал. Говорят, получилось неплохо.
— Но юбилей — это ведь и повод подвести определенные итоги.
— А я просто готовлюсь к нулю. То есть воспринимаю эту дату как ноль, условность. Бесценно каждое мгновение.
— Чем занимаются ваши дети, внуки?
— Сын Максим окончил академию искусств. Он мозаичник при Свято-Елисаветинском монастыре. Занимается Божьим делом: украшает храмы. Дочь Алеся офисный работник. У меня трое внуков. Арсений учится в колледже, Иоанна ходит в школу, самый младший, Андрей Дмитриевич, пока еще в детский сад. А еще я рад, что никто из детей не стал писателем. Потому что человек, который занимается творчеством, обделяет в первую очередь не себя, а тех, кто вокруг.
— Родные когда-нибудь жаловались на ваше отсутствие, активную театральную жизнь?
— Помню, сына, когда он был маленьким, спросили что-то о семье. И он, вздохнув, ответил: «Все хорошо, только папы немножко не хватает». Я слышал этот вздох… Сердце сжалось. Но я не оправдываюсь. Потому что мои герои — это тоже мои дети. Вообще это, конечно, стереотип: дети не должны идти по стопам родителей. Чушь! Каждый идет своей дорогой, той, которую ему наконовал Господь.
— Как объясните, почему многие спектакли по вашим пьесам задерживаются в репертуаре театров на долгие годы? Почему зритель готов смотреть их снова и снова?
— Все просто. Они себя в них видят. Я, кстати, до сих пор пытаюсь понять, почему зрителям нравятся «Белые Росы». Никто из нас не ожидал такого успеха. Пока кто-то не сказал, что там закодированы — и Добролюбовым, и актерами — любовь, добро, теплота и жизнь. Поэтому я говорю, что мне это произведение принадлежит условно. Но оно вечное. И всегда будет интересно. «Белые Росы» — это не комедия. Скорее трагедия, которая случилась у каждого в этой деревне. Даже у собаки Валета. Потому что Валет не сможет жить на балконе. А если на балконе его не держать, он бродячей псиной станет... Ходос был прав: после сноса деревни будет уже другая жизнь, которую проживут дети и внуки. И у каждого из них будут свои Белые Росы.
— Давно вы были в гродненском районе Девятовка, где снимались сцены фильма?
— Только на первом съемочном дне. Больше ни разу. Если я был нужен, Игорь Михайлович связывался со мной по телефону. Потому что кино — это уже другая история. Расскажу один эпизод. Как-то я случайно оказался в Купаловском, где Борис Эрин ставил спектакль по моей пьесе «Вечер». Просто прогуливался мимо, зашел на репетицию, присел. Борис Владимирович почувствовал мой взгляд, повернулся: «Алексей Ануфриевич, а я вас не приглашал». Я извинился и ушел. И правильно: если я нужен режиссеру, он позвонит и скажет. Так мы и с Раевским работали, и с Добролюбовым. Самое главное, чтобы авторы другого произведения (спектакля, фильма) шли в том направлении, в котором смотрит автор. А я всегда смотрю туда, где свет.
— Какую из ваших пьес считаете самой удачной, любимой?
— Такой же вопрос мы, студенты, однажды задали драматургу Макаенку, когда он пришел на наш курс. На что он ответил: «Они как дети: чем хуже ребенок, тем больше его любишь». Так и я не могу выделить что-то одно. Кто-то считает, что лучше «Вечера» я ничего не написал. Пусть так. Есть спектакли, которые по-прежнему не могу смотреть, слезы катятся, и все тут.
— Когда вы последний раз плакали?
— На этой неделе, когда нашел на YouTube отрывок из спектакля «Не покидай меня» Самарского театра им. Горького в постановке Валерия Гришко. Смотрю — и вдруг слезы. «Ну что ж такое, — думаю. —Опять…» На стенку не лез, конечно, но постановка захватила. Опять же не могу сказать, что это лучшее, любимое... Однажды видел, как Валерий Раевский в финале «Рядовых» зарыдал вместе с артистом Валерием Филатовым. Не заплакал, а именно зарыдал. Тогда у меня появилось подозрение, что этот спектакль может (и будет!) сильно воздействовать на зрителя. Так оно и случилось.
— Бывало, что театры не предупреждали, что будут ставить спектакль по вашей пьесе?
— И сейчас такое есть. Иногда узнаю от знакомых: были в таком-то городе, там в театре идет твоя пьеса. Самый удивительный случай произошел в 2014 году, когда позвонили из Таганки — той самой, любимовской. Сказали, что ставят спектакль по пьесе «Не покидай меня». Пригласили на премьеру. Я съездил, убедился: очень хорошая постановка. Если бы в студенчестве мне сказали, что поставят мою пьесу в МХАТ, мог бы поверить. В Малом театре или белорусском Купаловском — тоже поверил бы. Но если сказали бы, что меня поставят на Таганке, ответил бы человеку: «Да иди ты проспись!»
— Кого считаете самым интересным русскоязычным драматургом на сегодняшний день?
— Не сочтите за ретрограда, но Чехова, Вампилова, Островского, Горького... Современная драматургия слишком старается быть современной и идет по легкому пути. Из последних порадовал Дмитрий Богославский. Посмотрел его спектакль «Точки на временной оси». В этой работе присутствует то, что можно назвать хорошей драматургией. И я сказал об этом Диме. Потому что в основном современные пьесы производят на меня удручающее впечатление.
— В театры ходите больше по служебной необходимости или как рядовой зритель?
— Как на работу скорее. Я плохой зритель. Потому что все чувствую, а зритель должен смотреть. Вообще меня не только театр или литература сегодня расстраивают, но и зритель. Ему нравится пошлятина. Большинство считает, что если со сцены звучит ненормативная лексика — и это, заметьте, вам не пуританин сейчас говорит! — то это чуть ли не театральное откровение. А если несчастную актрису раздели на холодной сцене догола, так это вообще чуть ли не новый язык искусства! Так вот: не бывает нового языка искусства. Есть один язык, других не дано. Не нужно подменять понятия.
ДОСЬЕ «СОЮЗА»
Алексей Дударев — советский и белорусский драматург, сценарист. Лауреат Государственной премии СССР, лауреат премии Союзного государства. Был актером, помощником главного режиссера Театра юного зрителя, позже — художественным руководителем драматического театра Белорусской Армии. С 1992 года — председатель Белорусского союза театральных деятелей.
leonovich@sb.by
— Алексей Ануфриевич, первым делом принимайте наши поздравления. Как будете праздновать?
Алексей Дударев: Я рад, что никто из детей не стал писателем. Человек, который занимается творчеством, обделяет в первую очередь тех, кто вокруг.
— Но юбилей — это ведь и повод подвести определенные итоги.
— А я просто готовлюсь к нулю. То есть воспринимаю эту дату как ноль, условность. Бесценно каждое мгновение.
— Чем занимаются ваши дети, внуки?
— Сын Максим окончил академию искусств. Он мозаичник при Свято-Елисаветинском монастыре. Занимается Божьим делом: украшает храмы. Дочь Алеся офисный работник. У меня трое внуков. Арсений учится в колледже, Иоанна ходит в школу, самый младший, Андрей Дмитриевич, пока еще в детский сад. А еще я рад, что никто из детей не стал писателем. Потому что человек, который занимается творчеством, обделяет в первую очередь не себя, а тех, кто вокруг.
— Родные когда-нибудь жаловались на ваше отсутствие, активную театральную жизнь?
— Помню, сына, когда он был маленьким, спросили что-то о семье. И он, вздохнув, ответил: «Все хорошо, только папы немножко не хватает». Я слышал этот вздох… Сердце сжалось. Но я не оправдываюсь. Потому что мои герои — это тоже мои дети. Вообще это, конечно, стереотип: дети не должны идти по стопам родителей. Чушь! Каждый идет своей дорогой, той, которую ему наконовал Господь.
— Как объясните, почему многие спектакли по вашим пьесам задерживаются в репертуаре театров на долгие годы? Почему зритель готов смотреть их снова и снова?
— Все просто. Они себя в них видят. Я, кстати, до сих пор пытаюсь понять, почему зрителям нравятся «Белые Росы». Никто из нас не ожидал такого успеха. Пока кто-то не сказал, что там закодированы — и Добролюбовым, и актерами — любовь, добро, теплота и жизнь. Поэтому я говорю, что мне это произведение принадлежит условно. Но оно вечное. И всегда будет интересно. «Белые Росы» — это не комедия. Скорее трагедия, которая случилась у каждого в этой деревне. Даже у собаки Валета. Потому что Валет не сможет жить на балконе. А если на балконе его не держать, он бродячей псиной станет... Ходос был прав: после сноса деревни будет уже другая жизнь, которую проживут дети и внуки. И у каждого из них будут свои Белые Росы.
— Давно вы были в гродненском районе Девятовка, где снимались сцены фильма?
— Только на первом съемочном дне. Больше ни разу. Если я был нужен, Игорь Михайлович связывался со мной по телефону. Потому что кино — это уже другая история. Расскажу один эпизод. Как-то я случайно оказался в Купаловском, где Борис Эрин ставил спектакль по моей пьесе «Вечер». Просто прогуливался мимо, зашел на репетицию, присел. Борис Владимирович почувствовал мой взгляд, повернулся: «Алексей Ануфриевич, а я вас не приглашал». Я извинился и ушел. И правильно: если я нужен режиссеру, он позвонит и скажет. Так мы и с Раевским работали, и с Добролюбовым. Самое главное, чтобы авторы другого произведения (спектакля, фильма) шли в том направлении, в котором смотрит автор. А я всегда смотрю туда, где свет.
— Какую из ваших пьес считаете самой удачной, любимой?
— Такой же вопрос мы, студенты, однажды задали драматургу Макаенку, когда он пришел на наш курс. На что он ответил: «Они как дети: чем хуже ребенок, тем больше его любишь». Так и я не могу выделить что-то одно. Кто-то считает, что лучше «Вечера» я ничего не написал. Пусть так. Есть спектакли, которые по-прежнему не могу смотреть, слезы катятся, и все тут.
— Когда вы последний раз плакали?
— На этой неделе, когда нашел на YouTube отрывок из спектакля «Не покидай меня» Самарского театра им. Горького в постановке Валерия Гришко. Смотрю — и вдруг слезы. «Ну что ж такое, — думаю. —Опять…» На стенку не лез, конечно, но постановка захватила. Опять же не могу сказать, что это лучшее, любимое... Однажды видел, как Валерий Раевский в финале «Рядовых» зарыдал вместе с артистом Валерием Филатовым. Не заплакал, а именно зарыдал. Тогда у меня появилось подозрение, что этот спектакль может (и будет!) сильно воздействовать на зрителя. Так оно и случилось.
— Бывало, что театры не предупреждали, что будут ставить спектакль по вашей пьесе?
— И сейчас такое есть. Иногда узнаю от знакомых: были в таком-то городе, там в театре идет твоя пьеса. Самый удивительный случай произошел в 2014 году, когда позвонили из Таганки — той самой, любимовской. Сказали, что ставят спектакль по пьесе «Не покидай меня». Пригласили на премьеру. Я съездил, убедился: очень хорошая постановка. Если бы в студенчестве мне сказали, что поставят мою пьесу в МХАТ, мог бы поверить. В Малом театре или белорусском Купаловском — тоже поверил бы. Но если сказали бы, что меня поставят на Таганке, ответил бы человеку: «Да иди ты проспись!»
— Кого считаете самым интересным русскоязычным драматургом на сегодняшний день?
— Не сочтите за ретрограда, но Чехова, Вампилова, Островского, Горького... Современная драматургия слишком старается быть современной и идет по легкому пути. Из последних порадовал Дмитрий Богославский. Посмотрел его спектакль «Точки на временной оси». В этой работе присутствует то, что можно назвать хорошей драматургией. И я сказал об этом Диме. Потому что в основном современные пьесы производят на меня удручающее впечатление.
— В театры ходите больше по служебной необходимости или как рядовой зритель?
— Как на работу скорее. Я плохой зритель. Потому что все чувствую, а зритель должен смотреть. Вообще меня не только театр или литература сегодня расстраивают, но и зритель. Ему нравится пошлятина. Большинство считает, что если со сцены звучит ненормативная лексика — и это, заметьте, вам не пуританин сейчас говорит! — то это чуть ли не театральное откровение. А если несчастную актрису раздели на холодной сцене догола, так это вообще чуть ли не новый язык искусства! Так вот: не бывает нового языка искусства. Есть один язык, других не дано. Не нужно подменять понятия.
ДОСЬЕ «СОЮЗА»
Алексей Дударев — советский и белорусский драматург, сценарист. Лауреат Государственной премии СССР, лауреат премии Союзного государства. Был актером, помощником главного режиссера Театра юного зрителя, позже — художественным руководителем драматического театра Белорусской Армии. С 1992 года — председатель Белорусского союза театральных деятелей.
leonovich@sb.by