Сергей Петрович
01.10.2011
С того дня прошло 100 лет. Многих, кто родился тогда, уже забыли. А вот Сергея Петровича помнят. Он был настоящим учителем с большой буквы. Оставил картины и учеников.
Набережная Сены
Геннадий Хацкевич, один из учеников Каткова, сказал, глядя мне в глаза, что Сергей Петрович не умер...
Я вздрогнул и напрягся, ведь Хацкевич говорил абсолютно серьезно. Так истинно верующий говорит о Боге. Наверное, по выражению моего лица он уловил растерянность и добавил: «Я лично видел Сергея Петровича прогуливающимся по Парижу, по набережной Сены, рядом со старым мостом...»
Эта метафора, очень ярко рисующая образ художника XX века, мне запомнилась, застряла в памяти. Я не знаю, мечтал ли Сергей Петрович побывать в Париже. Возможно, что да, и, может быть, обмолвился в каком–нибудь не очень обязательном разговоре с детьми, стоя на высоком берегу Березины, раскладывая этюдник, выдавливая на палитру краски, что хочет увидеть Париж... А по свинцовой Березине, вздувшейся после дождей, в это время маленький буксир тащил смолисто–черную баржу, полную ошкуренных желтых бревен. И четыре волны тянулись за ним, как нитки за иголкой...
Сергей Петрович похоронен на Северном кладбище в Минске, в городе, где прожил большую часть жизни.
Фотография
Летом в село Андросовка Куйбышевской области, где в эвакуации находилась семья Каткова, пришло письмо. В конверте было и еще что–то, кроме вчетверо сложенной странички. Там была узкая фотография. На ней Сергей Катков в гимнастерке и с букетиком белых полевых цветов. Ромашки и пастушья сумка. На первый взгляд кажется, что фотография напрочь лишена военной суровости и мужественности. Молоденький солдат и цветы. Мне не доводилось видеть таких фотографий. Совсем мирный снимок. А дата и подпись страшные: «10 июля 1942 года. Действующая армия».
Кто–то может сказать, что это сентиментальное фото. Циник обзовет его пошлым. А я скажу, что фотография мужественная и суровая.
Кто там?
Интересно, вспоминают ли сегодня именитые художники, как в их квартиру позвонил, а может, негромко постучал в дверь невысокий учитель рисования?
Подумал ли тогда хоть кто–нибудь, что это «судьба стучится в дверь»?
Купола
Однажды Катков объявил студийцам, что через неделю все желающие могут поехать на этюды в Полоцк. Дети в отличие от взрослых собираются быстро. А мальчишки — быстрее, чем девочки.
Автобус подъехал к Дворцу пионеров, и началась погрузка этюдников, планшетов, папок, картонок, сумок. Борьба и споры за лучшие места. Так всегда бывает — кто–то у окна хочет сидеть, а кто–то впереди. Кто–то с другом на заднем сиденье, а кто–то рядом с учителем... Разобрались, успокоились, и автобус покатил из Минска.
Я хорошо знаю дорогу на Полоцк. Она самая извилистая и самая красивая в Беларуси. Логойск, Плещеницы, Бегомль... Березину переехали, остановились, попили воды из родника. Побегали, покричали, водой холодной мальчишки девчонок облили, проверили, все ли пассажиры собрались, и опять поехали.
В Полоцке — Софийский собор над Двиной и Спасо–Евфросиниевский монастырь, купол которого тогда голубой краской был покрашен. Их дети и рисовали. И Сергей Петрович работал вместе со своими учениками. Несколько дней с утра до вечера по Полоцку ходили и рисовали минские дети со своим наставником. Карандашом и кисточкой пропорции соборов измеряли. Старались, чтобы похоже получилось.
После поездки, как и положено у настоящих художников, сделали отчетную выставку во Дворце пионеров. Радовались.
Вот после вернисажа все и началось. Пришли чиновники, глянули и за голову схватились. На детских картинах церкви, да еще с крестами. Выставку быстро сняли, на Каткова письма давай строчить. Обвинения в религиозной агитации посыпались...
Это теперь подобные сцены смешными кажутся. А тогда, в 1967 году от рождества Христова, пришлось коммунисту Каткову объяснительные в разные кабинеты носить, глупости выслушивать и доказывать. Терпел, а что сделаешь?
Детям, что в Полоцк ездили и церкви с крестами рисовали, Катков и слова не сказал. За выставку поощрил. Кому кисточку, кому альбом, а кому и коробку красок подарил.
Исповедь
Один художник, уже пожилой, зажав коленями ладони, рассказал такое. Говорил и смотрел в заляпанный краской пол своей мастерской. Говорил тихо, как себе. Хотя зачем человек станет рассказывать что–то себе самому, он и так это знает.
Так вот, художник рассказал, как после очередной бессонной ночи ноги сами привели его на улицу Кирова к Дворцу пионеров. Он не был там лет пятнадцать. А тут ноги сами привели. Потоптался, шапку снял и пошел в изостудию. Несколько детей сидели за мольбертами и рисовали натюрморт с гипсовой головой.
Сергей Петрович его встретил так, словно они вчера расстались, будто этот тридцатилетний мужчина на занятия пришел. Проговорили до самого вечера. Потом пешком домой к Сергею Петровичу пошли. Шел дождь, а они шли и за жизнь говорили. Вернее, говорил тот художник, а Катков только слушал и вел своего бывшего ученика к себе домой. Накормил, спать положил. Ночью несколько раз вставал, как к больному ребенку.
А чего тот художник к Каткову приходил? Да жить не хотел, жена с ребенком ушла. В своем таланте разочаровался. Вообще, как он мне сказал, глядя в пол и хмыкая, то заходил к Сергею Петровичу попрощаться...
Тот художник и сейчас жив, картины пишет.
Параллели
У великого итальянского живописца Джотто есть серия фресок, рассказывающих о жизни христианского святого Франциска Ассизского. Лучшая из фресок та, на которой немолодой приземистый монах в бурых одеждах под деревьями проповедует птицам. А сюжет такой. Святой Франциск, гуляя где–то за городом, увидел множество птиц, которые собирались в стаи, чтобы лететь за море. Птицы громко свистели, чирикали, пели. «Птицы, сестрицы мои, если вы сказали, что хотели, дайте сказать и мне», — обратился монах к птицам. Пернатые смолкли, и монах начал проповедовать. Святой Франциск любил все живое и знал язык птиц, животных и растений. Большие и маленькие птицы слушали человека, внимали ему, вытянув шеи...
Когда я смотрю черно–белые фотографии, кадры кинохроники, на которых снят Сергей Петрович Катков со своими малолетними учениками в изостудии или на этюдах, то неизменно вспоминаю именно эту фреску Джотто из церкви Сан–Франческо в Ассизи.
Франциск верил, что его слова будут услышаны большими и маленькими птицами, а когда они улетят, то разнесут божье слово по всему свету.
Сергей Петрович понимал язык детей.
Да и похож он был на средневекового монаха невероятно.
И седые волосы нимбом сияли над его головой.