Из истории нельзя выдирать отдельные факты, иначе это уже не история

Пока в Бресте открывают новый автовокзал, а в Лиде утверждают памятник Гедимину, Могилев тоже обеспокоен своим историческим наследием. Споры вокруг бурмистра Пора‑Леоновича (Левановича) вышли настолько далеко за пределы городской черты, что и каждый белорус, полагаю, может высказать свое мнение.

Кратко история вопроса. Летом 1654 года Могилев в очередной раз перешел под руку Москвы. Горожане, будучи подданными ВКЛ, сдали город войску Алексея Михайловича Тишайшего в ходе Тринадцатилетней войны. Кстати, ­война та началась после принятия в российское подданство по многочисленным просьбам гетмана Богдана Хмельницкого Запорожской Сечи. До чего жителям Могилева, как и других наших городов и сел, правду сказать, дела никакого не было.

Так вот, в те годы Москва «возвращала свои» земли после Смуты. Речь Посполитая была (еще не зная об этом) накануне длительного падения, завершившегося крахом. А тогдашние могилевчане открыли городские ворота, перейдя тем самым на другую сторону. Более того, уже следующей зимой Могилев осадил Януш Радзивилл. Так горожане вместе со «шляхтой, белорусскими казаками и русскими войсками» осаду ту доблестно отбили. Еще через шесть лет осаду повторили войска уже Кшиштофа Сапеги — и ее снова отбили. Не вспоминая о том, как в 1577 году Могилев получил Магдебургское право из рук Стефана Батория, — и все предыдущие 75 лет был вроде бы благодарен.

В ту пору это было еще нормально — так себя вести. Дворянство перебегало из одного подданства в другое. Земельные вопросы решались силой: кто захватил, тот и прав. Подобным образом поступали поголовно все, начиная от загоновых шляхтичей и заканчивая царями, королями и великими князьями. Вот и феодально‑самостийный Могилев повел себя так же, а почему бы и нет?

Деньги на войне кончаются быстро. Те войска, вместе с которыми горожане отбивали вторую осаду, получали от царя лишь медь. А избалованные магдебургством могилевские обыватели требовали серебра. Как вы думаете, что делают вооруженные люди, которым в городе не продают ни хлеба, ни вина? Правильно, берут сами. Что, в свою очередь, сильно не нравится мещанам.

Зимой 1661 года, не успела еще челобитная по поводу медных денег от стрельцов и солдат дойти до Москвы, как в Могилеве вспыхнуло восстание. Войско побили, воевод захватили, бурмистр дядька Язэп (Иосиф) сам отвез их в Варшаву к королю Яну II Казимиру Ваза. За что получил шляхетство с новой фамилией Пора‑Леонович, а Могилеву был дан новый (сегодняшний) герб. И привилей, как Вильне. Город, понятно, был и прощен, и возвращен в подданство ВКЛ. А новая фамилия — это потому, говорят, что воинственный бурмистр с криком «Пора! Пора!» и мечом палача в руке лично дал сигнал к восстанию. Такая история.

Теперь, в 2019 году, «власти Могилева рассмотрят вопрос, — пишут опьяненные запахом истории журналисты, — об увековечении памяти» тех событий. На чем письменно настаивает один местный «общественный активист», поддержанный соцсетями, самоназванными историками и «независимыми сайтами». И мне, повторю, тоже не терпится сказать свои пару слов.

Гордиться тем, как тогдашние могилевские мещане убили несколько тысяч «московитов»? Сомнительно. Или тем, как они же, протестуя против налогов Радзивиллов, полонизации Cигизмунда III и Владислава IV Вазов, а также «защищая интересы местных купцов», открыли ворота города войскам тогдашнего противника? Еще раз, все это — в обычаях того времени. Гордиться тут нечем, это надо знать. И понимать.

Кстати говоря, в 1618 году могилевчане тоже восставали — «против посещения города униатским архимандритом Иосафатом Кунцевичем, архиепископом полоцким». Тогда 20 человек во главе с бурмистром Богданом (Мироном) Соболем были Сигизмундом III казнены. С одной точки зрения, Могилев пострадал за православную веру. С другой — королевской и великокняжеской, — могилевчане бунтовали и оскорбили величество. Кому памятник будем ставить?

Когда из реальной истории вырываются один‑два факта, а остальные либо перевираются, либо нахально замалчиваются — это, знаете ли, уже не история. Это и есть пропаганда, причем низкопробная. Но скажи это активистам, любителям петиций и некоторым увлеченным краеведам — они, думаю, даже удивятся в ответ. Мы, скажут, пропагандой занимаемся? Ах, оставьте. Мы родную историю чтим, людям глаза открываем, память предков увековечиваем. Полагаю, они — многие — в это истово верят.

Тогда об «увековечении памяти». Перед могилевскими властями нонеча стоит, похоже, непростой выбор из двух вариантов действий. Один — сделать-таки памятник. На нем (предлагаю) будут стоять два могилевских бурмистра и казак Северин Наливайко, захвативший, а затем и сжегший (уже свой) город в 1595 году. С надписями по кругу: «Никого не пустим!», «Пора! Пора!» и «Мы сами с усами!»

Другой вариант: пусть бы «топонимическая комиссия при Могилевском горисполкоме», куда и была направлена электронная петиция, «собравшая аж 104 подписи», пригласила бы местных ходатаев за памятную доску. И объяснила нечто вроде: родную историю… ее надо знать — всю. Историей своей можно гордиться и должно чтить. Особенно когда знаешь ее всю — и всю рассказываешь людям, достоверно и беспристрастно.

Наша белорусская история не складывается из битв на Синей воде, под Оршей и на речке Басе. Она намного больше, гораздо глубже и там все серьезнее. 

Поэтому общественным активистам и активничающим историкам можно бы предложить выйти на субботник, взять в руки лопаты и грабли, да и помочь властям в обустройстве родного города. Работа на свежем воздухе — она, говорят, хорошо прочищает мозги. А малая родина одновременно делается чище и краше — согласитесь, двойная польза. И простите, накипело.

mukovoz@sb.by