Размышления некопенгагена
10.03.2017 11:47:34
Почему вы расстались?
Она все время говорила “татаре”...
— А можно? — спрашивает мой приятель. — И вообще, как поступить с продавцом отдела хозяйственных товаров, утверждающим, что “она сегодня последнюю лопату продАла”?
Я глубоко задумываюсь. Вообще, конечно, сама в таких случаях молчу. Примерно, как тот музыкант, пришедший на детский концерт. Это происшествие имело место быть с моим приятелем. Дети очень старались показать свои таланты, но, конечно, фальшивили нещадно. Друг мой первые полчаса, видно, уговаривал себя — это же дети. А потом стал багроветь, сошел с лица и вышел вон.
— Понимаешь! Ни один музыкант, даже если он ребенок, не имеет права выходить на сцену с фальшью. Пусть это будет маленькое произведение — но чисто!
Чуть не плакал. В случае с продавцом, я конечно, готова дать скидку. Ведь кто на что учился. Но, когда по радио и телевидению журналисты отрапортовывают об экономическом росте “отраслЕй” и объявляют, что на собрании присутствовали представители “прЭссы”, вспоминается Марк Твен: “Лучше держать рот закрытым и позволять людям думать, что вы дурак, чем открыть его и развеять все сомнения”. Журналисту, артисту ошибаться не позволено. Я так думаю. И это тот самый случай, когда речь идет о профессионализме.
Но как же быть с продавцом, управдомом и начальником? Вообще, исправлять речевые ошибки стоит с осторожностью. Даже не в смысле возможности обрести врага в лице руководителя. В этом деле, в деле поправок есть отдельный этикет. Во-первых, никто, кроме вас двоих, не должен слышать, что речь идет об исправлении ошибки. Тет-а-тет, тихонечко, можно поправить, но... Ни в коем случае не перебивать! Дослушать всю речь до конца и потом спросить у собеседника разрешения на то, возможно ли сделать несколько ремарок. Кстати, пока вы будете слушать, может, и желание исправлять пропадет ввиду нецелесообразности. Некоторые люди — отличные специалисты в своих областях, но речь у них ужасная. А им и не нужно в отличие от педагогов, например. Кстати, что же делать с профессором вашей кафедры, если он заявляет, что был “на бюллетне”. То же, что и с товарищем прапорщиком, героем анекдотов.
Построил прапорщик взвод и говорит:
— Сегодня, товарищи бойцы, будем грузить алюминь!
Один из отряда поправляет:
— Не алюминь, товарищ прапорщик, а алюминий.
— Да-да, алюминий! А особо умные будут грузить ЧУГУНИЙ!
Так что, пожалуй, ум он на то и ум, чтобы знать, зачем в некоторых ситуациях молчать. И, да, запоминайте чужие ошибки. Вдруг тоже получите звание и будете уже тогда совсем другим прапорщиком — велеречивым и мудрым.
Тем не менее речь была, есть и остается визитной карточкой говорящего. Словарный запас, правильность ударений, даже интонирование могут рассказать о человеке больше, чем любое резюме. Помните “Пигмалион”?
— Да не желаю я грамотно говорить. Я хочу говорить, как леди.
Кстати, одна моя давняя знакомая давно скрылась за горизонтом, но навсегда осталась в моей памяти с короткой историей. Ей приглянулся состоятельный мужчина и вот Ирочка изо всех сил старалась поддержать беседу:
— Да, — кивала головой, — да-да, я представляю, сколько в твоей жизни сложностей. Эти большие деньги... Их же все время нужно куда-то “влаживать”.
Мужчина тот посмотрел на Ирочку внимательно и пригласил на танец. Потому что уж очень она была хороша, только вот так и осталась одинокой. Даже не знаю, в правильности ли речи дело.
Одна довольно образованная итальянка как-то наблюдала за компанией своих соотечественников, сидевших в кафе.
— Таня, они, конечно, пытаются произвести впечатление на девушек, но если бы барышни только знали, какой у этих парней отвратительный говор. Скорее всего, это сицилийские чернорабочие, купившие на распродаже туфли из бутика.
Здесь я замечу, что конфликт между итальянским севером (особенно миланцами) и югом сродни тому, как россияне иллюстрируют истории про Равшана, Джамшута и “молдауашек”. Дальше итальянка поделилась, что из всех встреченных в Минске итальянских мужчин “достойных женихов” она не видала.
— Они сюда и едут, потому что у нас “второй сорт”, а здесь просто ужас, какие красивые женщины с ними. Я в шоке.
А я люблю Бернарда Шоу. “Научить человека чему-нибудь можно только тогда, когда личность учащегося священна”. Это опять-таки ответ на вопрос — можно ли исправлять ошибки? С какой позиции вы это делаете? Если с любовью и уважением, если потому, что желаете добра и улучшения качества жизни того, кто говорит неверно, то да. Но это так редко. Чаще мы хотим исправить ошибки из вредности, отвращения и высокомерия. Эти качества еще хуже, чем неграмотность. Так что, если личность ошибающегося не вызывает теплоты, лучше самому чему-нибудь поучиться. Ведь иногда открываются удивительные вещи — балОванный, но баловАть, зубчАтый и мозаИчный.
Кстати, есть упражнение. Найдите подходящий словарь и выбирайте каждый день по десять слов, которые ранее не употребляли либо произносили неверно. В течение дня нужно максимальное количество раз ввернуть в речь и диалоги эти слова. На следующий день вводите новую десятку, и повторяйте старые. Представляете, за год ваша речь обновится на 3650 слов! Это упражнение, кстати, очень полезно для профилактики болезни Альцгеймера, как и, в принципе, изучение разных языков. А свежие образы и слова создадут в мозгу новые нейронные связи, вы начнете видеть мир шире и отыскивать в повседневной рутине возможности для осуществления планов и мечтаний. Рост в области ораторского искусства приносит людям большие перемены в жизни. Хорошие, конечно. Зря мы так пренебрегаем правильностью речи, а порой даже стесняемся говорить верно, повторяя общепринятые ошибки, только чтобы не выбиваться из окружения.
Хотя все эти мои размышления не возводят меня в ранг речевого эксперта, сама иногда ошибаюсь. И вспоминаю анекдот. Говорит Анка Петьке:
— Я вчера на балу была. Такой фужер произвела!
— Вот, глупая, не фужер, а — фураж!
— Сам дурак, пойдем у Василь Иваныча спросим. Василь Иваныч, как правильно сказать — “фужер” или “фураж”?
— Ну, ребят... Я в этом деле не копенгаген.