Приглашение матери на Рождество

Летом с высокого берега нашего озера деревеньку напротив не увидишь из-за густой лесополосы. Иное дело в пору поздней осени, когда гуляка ветер оставляет на деревьях лишь самые крепкие листья. Это небольшое село видно как на ладони. При желании, тем более с моим военным биноклем, наверное, можно рассмотреть и хату Прасковьи, навестить которую в канун Рождества меня попросили ее сын Петр и дочь Марина. Оба посетили меня два дня назад для того, чтобы я помирил их наконец с матерью. Глядя в сторону цели предстоящего мне путешествия с деликатной миссией, я размышлял о том, как убедить эту своенравную женщину простить близких ей людей за нанесенную некогда обиду. О том самом случае мне рассказал смотритель местного Дома охотника и мой давний приятель Генрих, от которого в этой округе ничего нельзя утаить. А было это так.

коллаж юлии костиковой

Муж Прасковьи был лихим мужчиной. Работал в охотку, даже с каким-то рвением, но и погулять любил. Лихость его и погубила. Во время гулянки в одной из компаний вызвался поехать за спиртным в соседнюю деревню, но по дороге трактор, которым он управлял, слетел с моста в речку. Выбраться из кабины мужчина не сумел. Похоронила мужа Прасковья, но долго не тужила о том, как поставить на ноги детей. Да и маленькими их назвать было нельзя. Петр учился в девятом классе, Марина — в седьмом. Возраст трудный, но женщине повезло: приглянулась еще крепенькая вдова приезжему зоотехнику Леониду. Он был в разводе и стал активно ухаживать за Прасковьей. И надо же — она сама влюбилась по уши. Зато дети ополчились на отчима, как ни старался он им угодить.

Влюбленная женщина без колебаний встала на сторону мужа, верно рассудив, что у сына и дочери скоро начнется своя жизнь. Так оно, в общем-то, и было, только вот семейное счастье оказалось недолговечным. У Леонида случился инсульт, и Прасковье предстояло ухаживать за инвалидом. Думала, что дети одумаются и попытаются хоть как-то помочь, но они даже не появились на пороге.

Никто толком не знал, откуда у Леонида оказались большие деньги. Одни говорили, что достались ему от младшего брата, который вел в столице успешный строительный бизнес и внезапно умер по неясной причине. Было известно, что оставшийся Леониду дорогой родительский дом был продан и вся сумма находилась в распоряжении Прасковьи. Участковый фельдшер якобы предлагал нанять сиделку для больного себе в помощь, но женщина отказалась и сама ухаживала за мужем. Леонид умер нестарым, и все сельчане заметили, как сильно сдала и Прасковья: быстро поседела, передвигалась с помощью палочки. Было очевидно, что женщина тяжело переживает ситуацию, в которой оказалась. В самый раз было собраться всем троим, детям и матери, и обсудить, как жить дальше.

— И вроде как бы получилось, — рассказывал мне Генрих. — Перед прошлым Рождеством Петр и Марина приехали к матери, привезли гостинцев, извинились за то, что ранее вели себя неправильно. Но не знаю, какая муха укусила всех троих. Рассорились, как говорится, по новой. Говорят, что как будто Петр, выпивший, стал не то просить, не то требовать у матери деньги. Дескать, зачем они ей, старой, когда ему не на что зубы вставить. Словом, выпроводила Прасковья гостей из дома. Потому и приехали они к тебе, Иванович, что наслышаны, как разумно ты умеешь разруливать подобные ссоры и обиды людские. Год минул с того Рождества, может, и Прасковья одумалась… Петру и в самом деле надо бы зубы вставить, не старик ведь еще…

Я промолчал, но подумал, что если бы Петр был нормальным трудолюбивым мужчиной, то на зубы себе уж как-нибудь заработал бы. Не бог весть какие деньги…

Во время той встречи с Петром и Мариной я им ничего не обещал, но сказал, что попробую прощупать почву. У меня ведь и у самого имелся повод навестить Прасковью. Связан он был с моим новым хобби: делать в своем саду прививки разных плодовых деревьев. Как-то, проезжая по той деревеньке за озером, я обратил внимание на высокую грушу, на которой румяными шарами рдели сочные плоды. Спросил у соседского мальчишки, чья это хата, и услышал, что дом и сад принадлежат Прасковье, но самой ее сейчас нет: ушла в лес за ягодами, которые сдает кооператорам. Вот и вознамерился я навестить своенравную селянку, чтобы договориться приехать к ней весной за черенками от ее красавицы груши. Признаться, после рассказа Генриха и сама хозяйка меня заинтересовала…

Среди хмурых дней поздней осени случаются порой ясные, яркие, словно дарящие воспоминания о лучших временах, когда можно было понежиться в тепле и порадоваться жизни. Выпал такой и на самом исходе ноября. Внедорожник мягко катил по лесной дороге, обильно усеянной желтой листвой.

Позади остался мостик через речушку, по которой наше озеро перетекает в соседнее, и показались первые дома деревушки, где проживает та самая Прасковья — бывший землемер местного хозяйства, а ныне пенсионерка. Во дворе навстречу мне вышел крупный пес, явно помесь дворняги с какой-то благородной породой. Он застыл и молча смотрел на меня умными глазами. Мне нравятся собаки, которые зря не лают, и я улыбнулся охраннику подворья. Пес, как мне показалось, вежливо уступил дорогу и направился к будке у сарая.

Проходя через сенцы, услышал приятный запах каких-то плодов. Присмотревшись, увидел полную кошелку спелых груш. Они были, похоже, с дерева, за черенками которого я приехал.

Прасковья что-то вязала у печки и была явно удивлена моему визиту. Узнав меня, повеселела, засуетилась, стала готовить свой фирменный чай. Запах чабреца я распознал сразу, а вот остальные ароматы были мне незнакомы.

Пока она хлопотала на кухне, я внимательно присмотрелся к хозяйке дома. Статная, с волевым ртом и строгими глазами, она производила приятное впечатление. Наша беседа длилась второй час. Давно заметил, что пожилые женщины обычно испытывают ко мне расположение как к внимательному слушателю. Возможно, замечают, что на рассказанное ими я реагирую не просто походя, а как бы сопереживаю услышанному. Так, впрочем, оно и есть. Отчасти это в чем-то известный журналистский прием, но в моем случае — искреннее желание погрузиться в мир собеседника и понять глубину его характера. Сейчас я пытался разгадать суть конфликта матери и ее детей. Как нередко происходит в подобных случаях, открытие пришло внезапно. Точно! Прасковья вполне серьезно считала, что Петр и Марина в немалой степени виновны в смерти ее любимого человека. Леонид был впечатлительным и заметно переживал, что парень и девчонка видят в нем чужака. Оттого и случилась беда, по мнению Прасковьи. К тому же — и это действительно так — дети могли бы оказать ей больше помощи в том, чтобы пережить горе, хотя бы своим вниманием и сочувствием.

Погрузившись в клубок семейных отношений, я понял, что увидеть удачный исход этой истории действительно непросто. И все же постарался внести в их примирение хоть какую-то лепту. Говорил, что по факту дети непричастны к случившемуся. У подобной болезни много истоков и поводов. К тому же этой встречи Прасковьи и Леонида могло не быть вовсе, если бы более удачливым оказался ее первый муж и не упал на тракторе в реку. Словом, в этом мире все слишком непредсказуемо и неоднозначно, чтобы столь прямолинейно мешать человеческим отношениям, тем более родственным. Мне показалось, что собеседница поняла мою мысль.

Попрощался с хозяйкой дома и, отъезжая, глянул на грушу, за черенками которой ранней весной приеду. Мне показалось, что дерево, где держались несколько листьев, отнюдь не грустило от того, что впереди наверняка ожидают морозы и метели. За много лет оно научилось не печалиться по таким пустякам.

Подъезжая к своей усадьбе, я набрал номер Марины и рассказал ей о поездке. Посоветовал им с Петром самим проявить инициативу и позвать к себе в гости на Рождество мать. Эта встреча вполне может стать точкой отсчета в их новых отношениях.

Оставив внедорожник в гараже, я отправился к озеру, чтобы посмотреть, не появился ли первый лед. Вдоль берега с горы ветер гнал сухие листья из соседней рощи. Они бежали наперегонки, словно золотые мыши. Им не было до меня никакого дела… Зато я любовался ими и думал о том, как часто самая рядовая и незначительная деталь в окружающей нас природе может порадовать и поднять настроение.