Бывший председатель Наровлянского райисполкома Валерий Шляга в проекте «Жизнь после Чернобыля»
13.04.2021 09:17:00
Когда такие люди есть, не исчезнет с нашей карты ни Наровля, ни другие пострадавшие от аварии города и поселки
В небольшом этом, но таком милом и уютном городке на самом юге нашей страны я был в прошлом веке, до страшной еще аварии, — тогда, помню, гостиница была забита отдыхающими со всех концов необъятного Союза, а розы на набережной, сотни кустов, благоухали потрясающе… Был в этом веке, после аварии уже, и порадовался, что город, пусть и людей в нем стало куда меньше прежнего, такой же чистый и ухоженный — здесь, в отличие от некоторых других чернобыльских райцентров, не видел я нигде, ни в центре, ни на окраинах брошенных, зияющих пустыми окнами домов, сиротливых печных труб на сгоревших усадьбах. Это дорого стоит — ведь в смутные девяностые, когда еще никто толком не знал, быть или не быть самой Наровле, горожане, которые не снялись с насиженных мест, делали все от них зависящее, чтобы жить на израненной своей земле красиво и достойно, — две победы в областных и одна в республиканском конкурсе по благоустройству тому зримое свидетельство.
Валерий Шляга, бывший председатель Наровлянского райисполкома
Для Наровли, и так теперь будет всегда, история сейчас четко делится на «до» и «после», Чернобыль не абстракция, потому что страшное это событие или краем задело, или вообще тяжелым катком проехалось по судьбе каждого здесь живущего. Впоследствии многие из них становились героями моих газетных публикаций.
«Мне как-то удалось попасть в палату к Володе Правику. Захожу, он лежит под простыней. Негр... Черный-черный... Губы распухли... Мать его сидит рядом, натирает яблоки. Володя мне: «Михалыч, возьми, съешь за меня...» Он один из всего нашего караула и умер — в реакторный зал входил, большую дозу схватил. Страшно умирали ребята... А я... Неделя без сознания. Три кризиса. После последнего, когда я еще подняться не мог, приходит врач наш Александра Федоровна Шемардина и поздравляет меня с днем рождения. Я удивился, у меня день рождения в декабре, а она говорит: «Сынок, ты будешь жить!» Я заплакал...»
Это — чернобыльский пожарный Иван Шаврей. Ему до сих пор снится страшный огненный шар, который 26 апреля 1986 года вспух над четвертым блоком АЭС, никогда не забудет лица своих друзей-пожарных, с которыми тушил блок, — они все, увы, погибли, а Иван Михайлович, схвативший запредельные шестьсот рентген, слава Богу, жив. Однажды на Радуницу мы были с ним в его родных, ныне и во веки веков уже нежилых, Белых Сороках, и я видел, как он нежно, бережно и надежно прижимал к широким своим плечам дочку Ангелинку, что родилась уже после аварии.
«22 апреля 1986 года у Гали Самусевой появилась девочка. 24-го мамой стала Люба Подожецкая. 25-го — с мальчиком вас, Нина Дейчик! 27-го — у Гали Артюшенко дочка... 26-го, специально оговорюсь, — никого. Есть ли в этом какой-то высший смысл, знамение, не знаю, да и не мне судить. Но то, что это было, факт медицинский».
Его мне подтвердила Галина Феликсовна Ермаленок — легенда Наровли, ее ангел-хранитель и добрый дух. Врач по педиатрии и родовспоможению, отработавшая здесь многие десятилетия, она добрую треть города (а тех, кому сегодня за тридцать, и вовсе всех) знает в буквальном смысле с пеленок: каждого держала на руках, каждого лечила, отправляла в дома отдыха и санатории. В 1986-м, когда все случилось, она была главным педиатром района и в первые дни мая того самого 1986-го вывезла из района шесть с половиной тысяч детей, 280 беременных женщин, семь новорожденных и трех рожениц из роддома. Галина Феликсовна знает и радуется тому, что все родили благополучно, все дети живы, а ей уже довелось подержать в своих руках их детей. И это к ней еще 5 лет назад я обратился с просьбой помочь найти детей, родившихся в Наровле в 1986—1987 годах.
Два года назад Галина Феликсовна вышла на пенсию, но она — настоящая легенда Наровли. Говорит, тридцать пять лет прошло с тех страшных дней, а она помнит все, как будто вчера это было.
В Наровле я знаю многих, и, поверьте, мог бы рассказать о чернобыльском следе в жизни и судьбе каждого. И есть среди них человек, который не только хорошо помнит страшные те годы и события, непосредственным участником которых был сам, но и больше всех был озабочен тем, «что же будет с родиной и с нами» в ближней и дальней перспективе. Знакомством и хорошими отношениями с ним я дорожу, искренне его уважаю. Приехал он, парень из петриковской деревни Старая Рудня, в Наровлянский район по распределению в 1976 году, вместе с женой Людмилой учили детишек в Буда-Головчицкой школе. Несколько лет спустя здесь родился их сын Андрей, а еще через некоторое время глава молодой семьи стал заместителем председателя Наровлянского райисполкома. Случилось это 25 апреля 1986 года. А завтра, как в таких случаях говорят, была война, и молодой руководитель оказался на передовой невидимого радиационного фронта.
Тогдашний заместитель председателя райисполкома, тридцати трех лет от роду и только пару лет назад ушедший на заслуженный отдых с должности председателя Наровлянского райисполкома, — это один и тот же человек: Валерий Шляга.
У нашей газеты с Валерием Васильевичем давние и дружеские отношения, он не один раз был героем наших публикаций, интересно и с искренней любовью к своим землякам рассказывал об их делах и достижениях. Вот и сейчас он охотно согласился на несколько мгновений вернуться в те далекие уже годы.
Насколько тяжел был его крест, Валерия Васильевича не спрашиваю — если уж в обычном, во всех отношениях благополучном райцентре председательский хлеб легким не назовешь, то здесь его цена другая. И горчинка в нем есть. Та самая, чернобыльская, к которой мы снова возвращаемся.
— Уже второго мая мы начали эвакуацию детей из тридцатикилометровой зоны, с четвертого по шестое вывозили отсюда уже все население и производства. На следующий день новая вводная — вывезти из района всех детей, а в августе — сентябре уже отселялись целые хозяйства. Вы представляете, на каком эмоциональном фоне все это происходило? Работали сутками, никого не интересовало, спал ты, ел ты. К началу девяностых нас, наровлянцев, осталось чуть больше десяти тысяч, более семнадцати тысяч из этих краев уехали навсегда. Опустели улицы в райцентре, целые деревни. Но страшнее всего была пустота, которая вползала в души тех, кто остался. Жесткий психологический прессинг, тогдашние СМИ нас чуть ли не смертниками называли, массовый отъезд кадров. Что делать? Как жить? Будем ли мы здесь вообще жить? Эти вопросы по десятку раз на дню мне задавали люди, спрашивал об этом себя сам, — вспоминает Валерий Васильевич.
Сегодня я знаю, что эти тяжкие раздумья, любовь непритязательных и скромных полешуков к своей малой родине выкристаллизовались в то, что здесь с гордостью называют наровлянской национальной идеей. Что это такое, спрашиваю у Валерия Васильевича.
— Ее суть в сохранении самой Наровли и района. Шли ведь разговоры о нашей ликвидации. Несколько десятилетий назад с экономической точки зрения это, может быть, было и оправданно, но зачем это делать сейчас, когда приняты и четко исполняются госпрограммы по развитию села, малых городов, Припятского Полесья в том числе? Поверьте, люди, которые здесь живут, работают, рожают детей, не заслуживают того, чтобы их снова ввергать в стресс. Поэтому мы, наровлянцы, в 2004 году прямо спросили у Александра Лукашенко: будет ли наш район жить? Президент ответил, что да. Вот мы и живем. В район едут люди, молодые специалисты. Для нормальной жизни здесь есть все — жилье, социальная сфера, объекты культуры и досуга. Есть главный наровлянский принцип: если ты остался жить здесь, сделай все от тебя зависящее, чтобы жить достойно. Долгие, долгие годы.
— Вы часто встречали Александра Григорьевича Лукашенко в Наровле, докладывали о положении дел...
— В мою бытность председателем Президент был здесь пять раз. Каждая поездка — серьезный взыскательный разговор, обязательный протокол поручений и контроль за их исполнением.
И я могу, имею на это полное право, сказать, что, если бы не такое внимание Главы государства к Наровле, Брагину, другим пострадавшим районам, мы бы сегодня не имели того, что имеем. Для нас, местных властей, визит Президента — это вектор дальнейших действий, карт-бланш, причем подкрепленный материальным ресурсом, на дальнейшее развитие социалки, медицины и так далее. И это практически всегда имеет зримые итоги. К примеру, в свое время мы уже просчитывали ситуацию, что в городе останется всего одна школа. Сегодня их три и четыре садика. Глава государства поддержал предложение о передаче наших хозяйств агрогигантам Мозырского района, и они сделали качественный рывок в экономике. В итоге район каждый год, каждую пятилетку увеличивает объемы производства. Кому нужна полученная здесь продукция, хотите спросить? А почему ей не быть востребованной, если она чистая? У нас давно нет проблем с мясом и молоком, мы научились выращивать чистое зерно и получать чистые, в основном из кукурузы, корма. Надо ли говорить, что радиологический контроль качества продукции жесткий и многоступенчатый, им охвачены и личные подворья граждан, что соблюдения правил безопасного проживания мы требуем от последних неукоснительно.
Дотошно, до самых мелочей Президент вникал в дела нашего завода гидроаппаратуры. Почти четыреста тружеников, а это в основном женщины, благодарны ему за то, что не поддался на уговоры закрыть фабрику «Красный Мозырянин».
И еще интересный штрих. В 2004 году, когда Президент решил судьбу нашего района, он побывал в деревне Гридни. Официально она выселена, но люди вернулись, стали самоселами. Вот такая сельчанка Надежда Филипповна Ковальчук, угощая Президента молоком, пожаловалась: все, мол, нас «гоняют». Поручение последовало незамедлительно — и в Гриднях, и в других деревнях, куда люди вернулись сами, обеспечить их проживание согласно социальным стандартам.
Несколько лет назад Валерий Васильевич вышел на пенсию, что совсем не значит, что ему стало неинтересно то, что здесь сейчас происходит. И конечно, отдельная зарубка в памяти — Чернобыль. Поэтому спрашиваю вот о чем:
— Валерий Васильевич, а что из того, что было сделано в 1986-м, с высоты прожитых лет и накопленного опыта делать, возможно, не стоило?
— Возможно, но это моя точка зрения и она оформилась уже за постчернобыльские десятилетия, не стоило так массово вести отселение. Сегодня вполне могла существовать деревня Тешков, некоторые населенные пункты Довлядовского и Угловского сельсоветов, где, как выяснилось, загрязнение ничуть не выше, чем в Наровле. Но это хорошо видно сегодня, а тогда… Да и страна была богатая, могла позволить такие расходы. Сделанного не воротишь, и сегодня чернобыльские районы с точки зрения обеспеченности трудовыми ресурсами самые уязвимые, нехватка людей ощущается довольно остро. В остальном ни мне, ни тем моим товарищам, с которыми плечо к плечу стояли в чернобыльском строю, упрекнуть себя не в чем.
Надо ли говорить, что человеку, который Наровлю в трудную минуту не бросил, а сделал все возможное и невозможное, чтобы она жила, хорошела и молодела, я верю, как самому себе!
kuchko@sb.by
В небольшом этом, но таком милом и уютном городке на самом юге нашей страны я был в прошлом веке, до страшной еще аварии, — тогда, помню, гостиница была забита отдыхающими со всех концов необъятного Союза, а розы на набережной, сотни кустов, благоухали потрясающе… Был в этом веке, после аварии уже, и порадовался, что город, пусть и людей в нем стало куда меньше прежнего, такой же чистый и ухоженный — здесь, в отличие от некоторых других чернобыльских райцентров, не видел я нигде, ни в центре, ни на окраинах брошенных, зияющих пустыми окнами домов, сиротливых печных труб на сгоревших усадьбах. Это дорого стоит — ведь в смутные девяностые, когда еще никто толком не знал, быть или не быть самой Наровле, горожане, которые не снялись с насиженных мест, делали все от них зависящее, чтобы жить на израненной своей земле красиво и достойно, — две победы в областных и одна в республиканском конкурсе по благоустройству тому зримое свидетельство.
Валерий Шляга, бывший председатель Наровлянского райисполкома
Для Наровли, и так теперь будет всегда, история сейчас четко делится на «до» и «после», Чернобыль не абстракция, потому что страшное это событие или краем задело, или вообще тяжелым катком проехалось по судьбе каждого здесь живущего. Впоследствии многие из них становились героями моих газетных публикаций.
«Мне как-то удалось попасть в палату к Володе Правику. Захожу, он лежит под простыней. Негр... Черный-черный... Губы распухли... Мать его сидит рядом, натирает яблоки. Володя мне: «Михалыч, возьми, съешь за меня...» Он один из всего нашего караула и умер — в реакторный зал входил, большую дозу схватил. Страшно умирали ребята... А я... Неделя без сознания. Три кризиса. После последнего, когда я еще подняться не мог, приходит врач наш Александра Федоровна Шемардина и поздравляет меня с днем рождения. Я удивился, у меня день рождения в декабре, а она говорит: «Сынок, ты будешь жить!» Я заплакал...»
Это — чернобыльский пожарный Иван Шаврей. Ему до сих пор снится страшный огненный шар, который 26 апреля 1986 года вспух над четвертым блоком АЭС, никогда не забудет лица своих друзей-пожарных, с которыми тушил блок, — они все, увы, погибли, а Иван Михайлович, схвативший запредельные шестьсот рентген, слава Богу, жив. Однажды на Радуницу мы были с ним в его родных, ныне и во веки веков уже нежилых, Белых Сороках, и я видел, как он нежно, бережно и надежно прижимал к широким своим плечам дочку Ангелинку, что родилась уже после аварии.
«22 апреля 1986 года у Гали Самусевой появилась девочка. 24-го мамой стала Люба Подожецкая. 25-го — с мальчиком вас, Нина Дейчик! 27-го — у Гали Артюшенко дочка... 26-го, специально оговорюсь, — никого. Есть ли в этом какой-то высший смысл, знамение, не знаю, да и не мне судить. Но то, что это было, факт медицинский».
Его мне подтвердила Галина Феликсовна Ермаленок — легенда Наровли, ее ангел-хранитель и добрый дух. Врач по педиатрии и родовспоможению, отработавшая здесь многие десятилетия, она добрую треть города (а тех, кому сегодня за тридцать, и вовсе всех) знает в буквальном смысле с пеленок: каждого держала на руках, каждого лечила, отправляла в дома отдыха и санатории. В 1986-м, когда все случилось, она была главным педиатром района и в первые дни мая того самого 1986-го вывезла из района шесть с половиной тысяч детей, 280 беременных женщин, семь новорожденных и трех рожениц из роддома. Галина Феликсовна знает и радуется тому, что все родили благополучно, все дети живы, а ей уже довелось подержать в своих руках их детей. И это к ней еще 5 лет назад я обратился с просьбой помочь найти детей, родившихся в Наровле в 1986—1987 годах.
Два года назад Галина Феликсовна вышла на пенсию, но она — настоящая легенда Наровли. Говорит, тридцать пять лет прошло с тех страшных дней, а она помнит все, как будто вчера это было.
В Наровле я знаю многих, и, поверьте, мог бы рассказать о чернобыльском следе в жизни и судьбе каждого. И есть среди них человек, который не только хорошо помнит страшные те годы и события, непосредственным участником которых был сам, но и больше всех был озабочен тем, «что же будет с родиной и с нами» в ближней и дальней перспективе. Знакомством и хорошими отношениями с ним я дорожу, искренне его уважаю. Приехал он, парень из петриковской деревни Старая Рудня, в Наровлянский район по распределению в 1976 году, вместе с женой Людмилой учили детишек в Буда-Головчицкой школе. Несколько лет спустя здесь родился их сын Андрей, а еще через некоторое время глава молодой семьи стал заместителем председателя Наровлянского райисполкома. Случилось это 25 апреля 1986 года. А завтра, как в таких случаях говорят, была война, и молодой руководитель оказался на передовой невидимого радиационного фронта.
Тогдашний заместитель председателя райисполкома, тридцати трех лет от роду и только пару лет назад ушедший на заслуженный отдых с должности председателя Наровлянского райисполкома, — это один и тот же человек: Валерий Шляга.
У нашей газеты с Валерием Васильевичем давние и дружеские отношения, он не один раз был героем наших публикаций, интересно и с искренней любовью к своим землякам рассказывал об их делах и достижениях. Вот и сейчас он охотно согласился на несколько мгновений вернуться в те далекие уже годы.
— Уже второго мая мы начали эвакуацию детей из тридцатикилометровой зоны, с четвертого по шестое вывозили отсюда уже все население и производства. На следующий день новая вводная — вывезти из района всех детей, а в августе — сентябре уже отселялись целые хозяйства. Вы представляете, на каком эмоциональном фоне все это происходило? Работали сутками, никого не интересовало, спал ты, ел ты. К началу девяностых нас, наровлянцев, осталось чуть больше десяти тысяч, более семнадцати тысяч из этих краев уехали навсегда. Опустели улицы в райцентре, целые деревни. Но страшнее всего была пустота, которая вползала в души тех, кто остался. Жесткий психологический прессинг, тогдашние СМИ нас чуть ли не смертниками называли, массовый отъезд кадров. Что делать? Как жить? Будем ли мы здесь вообще жить? Эти вопросы по десятку раз на дню мне задавали люди, спрашивал об этом себя сам, — вспоминает Валерий Васильевич.
Сегодня я знаю, что эти тяжкие раздумья, любовь непритязательных и скромных полешуков к своей малой родине выкристаллизовались в то, что здесь с гордостью называют наровлянской национальной идеей. Что это такое, спрашиваю у Валерия Васильевича.
— Ее суть в сохранении самой Наровли и района. Шли ведь разговоры о нашей ликвидации. Несколько десятилетий назад с экономической точки зрения это, может быть, было и оправданно, но зачем это делать сейчас, когда приняты и четко исполняются госпрограммы по развитию села, малых городов, Припятского Полесья в том числе? Поверьте, люди, которые здесь живут, работают, рожают детей, не заслуживают того, чтобы их снова ввергать в стресс. Поэтому мы, наровлянцы, в 2004 году прямо спросили у Александра Лукашенко: будет ли наш район жить? Президент ответил, что да. Вот мы и живем. В район едут люди, молодые специалисты. Для нормальной жизни здесь есть все — жилье, социальная сфера, объекты культуры и досуга. Есть главный наровлянский принцип: если ты остался жить здесь, сделай все от тебя зависящее, чтобы жить достойно. Долгие, долгие годы.
— Вы часто встречали Александра Григорьевича Лукашенко в Наровле, докладывали о положении дел...
— В мою бытность председателем Президент был здесь пять раз. Каждая поездка — серьезный взыскательный разговор, обязательный протокол поручений и контроль за их исполнением.
И я могу, имею на это полное право, сказать, что, если бы не такое внимание Главы государства к Наровле, Брагину, другим пострадавшим районам, мы бы сегодня не имели того, что имеем. Для нас, местных властей, визит Президента — это вектор дальнейших действий, карт-бланш, причем подкрепленный материальным ресурсом, на дальнейшее развитие социалки, медицины и так далее. И это практически всегда имеет зримые итоги. К примеру, в свое время мы уже просчитывали ситуацию, что в городе останется всего одна школа. Сегодня их три и четыре садика. Глава государства поддержал предложение о передаче наших хозяйств агрогигантам Мозырского района, и они сделали качественный рывок в экономике. В итоге район каждый год, каждую пятилетку увеличивает объемы производства. Кому нужна полученная здесь продукция, хотите спросить? А почему ей не быть востребованной, если она чистая? У нас давно нет проблем с мясом и молоком, мы научились выращивать чистое зерно и получать чистые, в основном из кукурузы, корма. Надо ли говорить, что радиологический контроль качества продукции жесткий и многоступенчатый, им охвачены и личные подворья граждан, что соблюдения правил безопасного проживания мы требуем от последних неукоснительно.
Дотошно, до самых мелочей Президент вникал в дела нашего завода гидроаппаратуры. Почти четыреста тружеников, а это в основном женщины, благодарны ему за то, что не поддался на уговоры закрыть фабрику «Красный Мозырянин».
И еще интересный штрих. В 2004 году, когда Президент решил судьбу нашего района, он побывал в деревне Гридни. Официально она выселена, но люди вернулись, стали самоселами. Вот такая сельчанка Надежда Филипповна Ковальчук, угощая Президента молоком, пожаловалась: все, мол, нас «гоняют». Поручение последовало незамедлительно — и в Гриднях, и в других деревнях, куда люди вернулись сами, обеспечить их проживание согласно социальным стандартам.
Несколько лет назад Валерий Васильевич вышел на пенсию, что совсем не значит, что ему стало неинтересно то, что здесь сейчас происходит. И конечно, отдельная зарубка в памяти — Чернобыль. Поэтому спрашиваю вот о чем:
— Валерий Васильевич, а что из того, что было сделано в 1986-м, с высоты прожитых лет и накопленного опыта делать, возможно, не стоило?
— Возможно, но это моя точка зрения и она оформилась уже за постчернобыльские десятилетия, не стоило так массово вести отселение. Сегодня вполне могла существовать деревня Тешков, некоторые населенные пункты Довлядовского и Угловского сельсоветов, где, как выяснилось, загрязнение ничуть не выше, чем в Наровле. Но это хорошо видно сегодня, а тогда… Да и страна была богатая, могла позволить такие расходы. Сделанного не воротишь, и сегодня чернобыльские районы с точки зрения обеспеченности трудовыми ресурсами самые уязвимые, нехватка людей ощущается довольно остро. В остальном ни мне, ни тем моим товарищам, с которыми плечо к плечу стояли в чернобыльском строю, упрекнуть себя не в чем.
Надо ли говорить, что человеку, который Наровлю в трудную минуту не бросил, а сделал все возможное и невозможное, чтобы она жила, хорошела и молодела, я верю, как самому себе!
kuchko@sb.by