О чем писали бойцы и командиры Красной армии в письмах родным во время операции «Багратион» летом 1944 года
01.07.2023 17:19:00
Екатерина ВЕСЕЛУХА
Слова, вынесенные в заголовок, могли бы стать цитатой из статьи военных корреспондентов или фразой из художественного фильма о той поре. Их действительно написал журналист — участник боев. Но перед нами выдержка из письма, отправленного 79 лет назад. Особую ценность приобретает документ (он, как и другие, которые приведем в материале, хранится в фонде Белорусского государственного музея истории Великой Отечественной войны), когда узнаешь детали. Письмо адресату ушло из наших краев летом 1944-го, в дни, когда мощной волной продвигалась по территории страны операция «Багратион», ставшая для Беларуси освободительной.
В фонде Белорусского государственного музея истории Великой Отечественной войны около 2,5 тысячи личных писем огненных сороковых.
— В их числе и написанные с передовой, в госпиталях, из партизанских отрядов и адресованные родным в тыл, — уточняет заведующая отделом письменных и изобразительных источников Белорусского государственного музея истории Великой Отечественной войны Галина Павловская. — Некоторые в конвертах, но их не так много. Одна из распространенных форм — секретка. Лист бумаги складывался пополам: внутри — место для текста, снаружи — адресная часть и иллюстрация. В коллекции также открытые письма: почтовые открытки и, конечно, письма-треугольники. Они стали одним из символов военной поры.
В почтовых отправлениях, которые повезло изучить, царит особое настроение. Победное. Бойцы Красной армии летом 1944-го твердо знали: враг будет разбит. Приведем их в хронологическом порядке и не будем останавливаться на описании подвигов авторов писем, хоть они и значительные, — информация об этом есть в открытых источниках.
Пожалуй, самые образные представления о происходящем получаем из писем инструктора политотдела 220-й стрелковой дивизии 25-летнего капитана Василия Георгиевича Сошнева. А когда узнаем о еще одной его профессии, становится многое понятно. Замредактора дивизионной газеты «За Родину!» 26 июня 1944 года будущей жене Надежде писал:
«День начинается несмолкаемым гулом самолетов, которые все время висят в воздухе, — не единицы, не десятки, а сотни. Да, сотни. Этого многие из нас еще не видели. Все время они летят на Запад, несут смерть немцам. И наоборот, с 22 по 24-е замечено только 2—5 немецких самолета.
Идем вперед! Чувство радости наполняет сердце, все бойцы отличились уже в боях, и надо бы всех наградить. Общий подъем и нерушимое рвение бить немцев».
Следующее письмо особенно ценно, ведь написано 3 июля 1944-го. Благодаря подробностям, которыми щедро снабдил его Сошнев, спустя десятилетия можем в деталях представить столь значимую для нас всех дату, когда празднуем День Независимости:
«Здравствуй, Надя! Пишу тебе сейчас на машине, на магистрали Москва — Минск в 7,5 километра от города — столицы республики. Позавчера мы о ней мечтали: нынче она наша! Видны пожары. Хочу сказать тебе, что с 26 июня 1944-го по сегодняшний день мы прошли с боями на Запад примерно 250 километров. Это за неделю. Взято в плен очень много немцев, целиком дезорганизованных нашим стремительным наступлением. Немцы совершенно не успевают, как это часто у нас раньше было, разрушать дороги, мосты. Сколько я видел железнодорожного полотна на Минск — целиком исправно, сохранились даже телефонные провода, мосты. Скоро в Минск прибудут поезда.
На магистрали смрад — удушающий запах разлагающихся трупов лошадей и немцев, по которым во многих местах идут машины. Счету нет разбитым и сгоревшим машинам. Очень много машин уже идут на Запад».
— Молодежь оптимистичнее воспринимала происходящее, — расставляет акценты Галина Павловская. — Немногословность отличала крестьян, особенно семейных. Как правило, использовали шаблон «жив-здоров, чего и вам желаю». Это было самое главное, о чем старались написать. Есть категория, которую условно можно назвать письма-предчувствия, когда напрямую не оговаривали возможность печального исхода. Тревога за будущее читалась между строк.
«Во-первых, я вам сообщаю, что пока жив-здоров, чего и вам желаю, — поведал сестре Ольге 37-летний рядовой из села Ольшанка Белгородской области Василий Константинович Безуглов в письме от 20 июня 1944 года. — Получил награду — орден Славы и медаль «За отвагу» и на днях буду вступать в бой. Но не знаю, какое будет счастье. Но все же думаю, что мое счастье должно быть, ибо немецким мерзавцам не быть на нашей земле. Мы их уничтожим до одного засранца».
А вот какой увидел Беларусь 21-летний Андрей Григорьевич Поздняков, уроженец Быховского района. Летом 1944-го оказался рядом со своим домом, но оказии вырваться и хоть одним глазком увидеть родителей не выдалось. С большим сожалением, что этого не случилось, писал в письме, датированном 3 июля:
«Дорогие родители! Жив-здоров, чего и вам желаю. Всего наилучшего в вашей восстанавливающейся жизни, разрушенной немецкими извергами. Дорогой отец, очень жалею, что не пришлось мне встретиться с вами, когда мы проходили по деревням на Запад».
У высшего офицерского командования, и это в общем-то объяснимо, не всегда находилось время, чтобы черкануть пару строк родным. Например, одно из писем жене генерал-майор танковых войск Борис Сергеевич Бахаров поручил написать своему помощнику. И тот сообщает не менее важные детали, позволяющие нам полнее восстановить картину суровых дней:
Борис Бахаров (справа).
«Ольга Ивановна, здравствуйте! Пишу вам весточку в обстановке жестоких сражений. Первым делом сообщаю о благополучии генерала. Вот уже семь дней как мы гоним беспорядочно отступающего противника. Генералу нет ни одной свободной минуты, спит по часу. О его здоровье поручил сообщать мне.
Как много на нашем направлении пленных. Ходят целыми сотнями и тысячами по дороге. Очень трудно проехать нашим колоннам, двигающимся на Запад, а колонны немцев — на Восток. Так радостно и интересно воевать. В общем, прогоним, и они убедятся, что советский народ непобедим. С приветом, Шура».
В нашем распоряжении еще два уникальных почтовых отправления. Оба написаны с разницей в день, 18 и 19 июля, и отражают, видимо, общее настроение, царившее тогда в рядах красноармейцев.
«Здравствуй, Наденька! — писал уже упомянутый Василий Сошнев. — Мы покидаем свою территорию и переходим границу, вернее, уже перешли. Неман остался позади. Немцы хоть и сопротивляются, но бегут. Преследуем стремительно. Уходим, чтобы вернуться обратно с Победой, счастьем».
«Битва за освобождение Советской Белоруссии, несомненно, войдет в историю как проявление высокого морального духа, мужества и героизма Красной армии», — в письме жене подчеркивал командир 222-й стрелковой дивизии 33-й армии 2-го Белорусского фронта Герой Советского Союза Алексей Николаевич Юрин.
Отметим: бойцы, будь то рядовые или высший офицерский состав, мечтали как можно скорее увидеть родных, поцеловать жен, обнять детей. И Юрин рассчитывал через месяц-другой забрать семью из эвакуации.
Отважный генерал Борис Бахаров, который в особо опасные моменты сам водил танк в атаку, убит 16 июля 1944 года у деревни Шакуны Пружанского района.
Через три дня после отправки письма сложил голову у деревни Вербели Шумилинского района рядовой Василий Безуглов. Та же участь постигла Андрея Позднякова.
Не суждено было встретиться с женой и Алексею Юрину. В ее адрес 1 августа 1944-го за подписью начальника политотдела полковника Гуськова пришло письмо:
«В боях против немецких захватчиков 26 июля 1944 года погиб ваш муж — славный командир, любимец бойцов и офицеров, Герой Советского Союза Алексей Николаевич Юрин. Будем бить врага так, чтобы он больше не мог подняться».
Галина Павловская подтверждает: коллекция почтовых отправлений собирается с 1944 года, со времени открытия музея. Письма продолжают поступать.
— Военную переписку в семьях хранили как память сердца. Потом пришло понимание: письма должны стать общим достоянием. По ним мы изучаем войну, которая на судьбу каждого наложила отпечаток. Когда узнаем о ней через призму человеческой души, то испытываем более сильные эмоции. Музей, чтобы ознакомить с письмами широкий круг современников, создал мультимедийный проект «Письма военной поры», его выпуски размещаем на нашем сайте.
Считаю важным добавить информацию о подвиге еще одного освободителя Беларуси — гвардии старшего лейтенанта Петра Семеновича Толмачева. Уроженец Днепропетровской области УССР, золотой медалист, студент Киевского госуниверситета в войну стал летчиком, совершил около 80 боевых вылетов. В районе Бобруйска 25 июня 1944 года его самолет подбил вражеский истребитель. Толмачев выбросился на парашюте, но попал в окружение. Отстреливался, последнюю пулю оставил себе…
Откуда такие подробности? Солдаты не могли уйти, не узнав о судьбе своего боевого товарища. Спустя несколько дней, когда эти территории освободили от немцев, сюда прибыли летчики его эскадрильи и от местных жителей узнали достоверно. В письме, датированном 3 июля 1944-го, которое пришло в адрес родных Толмачева, сообщаются все детали того боя, а также: «За героический подвиг Родина наградила вашего сына орденом Отечественной войны I степени. Смерть боевого друга еще сильнее возбудила в нас ненависть к врагу».
Меня же как-то особенно тронули слова из письма племянницы Петра Толмачева Елены Подмастерьевой от 1978 года в адрес музея истории Великой Отечественной войны: «Он погиб, защищая небо нашей Белоруссии, и мы, его родственники, решили передать вам эти письма, пусть они хранятся в музее. Мы решили, что лучшая память — быть ему в музее истории Великой Отечественной войны».
Как же правы вы были, Елена Афанасьевна, когда так распорядились семейными ценностями. Сегодня о подвиге вашего дяди еще раз, спустя почти восемь десятилетий, узнают читатели нашей газеты. И наверняка почтят минутой молчания память каждого погибшего в войну.
veselukha@sb.by
«Во-первых, сообщаю, что жив, чего и вам желаю»
Передо мной отличные друг от друга листы, заполненные разными почерками карандашом, иногда чернилами. Дух захватывает от мысли: их писали, складывали пополам, а потом еще раз рядовые, младшие офицеры, командиры Красной армии. Признаюсь, не сразу решаюсь прикоснуться, но любопытство сильнее. Узнать, о чем думали, что переживали солдаты на войне, какие мечты лелеяли, в конце концов, какие картины разворачивались, когда били врага на белорусской земле, — все равно как очутиться в прошлом. Стоять рядом с бойцами в одном строю, пережить радость победного сражения, горечь утраты однополчанина или, склонившись над капотом машины, в передышке между боями писать то самое письмо — отцу, матери, жене, невесте…В фонде Белорусского государственного музея истории Великой Отечественной войны около 2,5 тысячи личных писем огненных сороковых.
— В их числе и написанные с передовой, в госпиталях, из партизанских отрядов и адресованные родным в тыл, — уточняет заведующая отделом письменных и изобразительных источников Белорусского государственного музея истории Великой Отечественной войны Галина Павловская. — Некоторые в конвертах, но их не так много. Одна из распространенных форм — секретка. Лист бумаги складывался пополам: внутри — место для текста, снаружи — адресная часть и иллюстрация. В коллекции также открытые письма: почтовые открытки и, конечно, письма-треугольники. Они стали одним из символов военной поры.
В почтовых отправлениях, которые повезло изучить, царит особое настроение. Победное. Бойцы Красной армии летом 1944-го твердо знали: враг будет разбит. Приведем их в хронологическом порядке и не будем останавливаться на описании подвигов авторов писем, хоть они и значительные, — информация об этом есть в открытых источниках.
|
|
«День начинается несмолкаемым гулом самолетов, которые все время висят в воздухе, — не единицы, не десятки, а сотни. Да, сотни. Этого многие из нас еще не видели. Все время они летят на Запад, несут смерть немцам. И наоборот, с 22 по 24-е замечено только 2—5 немецких самолета.
Идем вперед! Чувство радости наполняет сердце, все бойцы отличились уже в боях, и надо бы всех наградить. Общий подъем и нерушимое рвение бить немцев».
Следующее письмо особенно ценно, ведь написано 3 июля 1944-го. Благодаря подробностям, которыми щедро снабдил его Сошнев, спустя десятилетия можем в деталях представить столь значимую для нас всех дату, когда празднуем День Независимости:
«Здравствуй, Надя! Пишу тебе сейчас на машине, на магистрали Москва — Минск в 7,5 километра от города — столицы республики. Позавчера мы о ней мечтали: нынче она наша! Видны пожары. Хочу сказать тебе, что с 26 июня 1944-го по сегодняшний день мы прошли с боями на Запад примерно 250 километров. Это за неделю. Взято в плен очень много немцев, целиком дезорганизованных нашим стремительным наступлением. Немцы совершенно не успевают, как это часто у нас раньше было, разрушать дороги, мосты. Сколько я видел железнодорожного полотна на Минск — целиком исправно, сохранились даже телефонные провода, мосты. Скоро в Минск прибудут поезда.
На магистрали смрад — удушающий запах разлагающихся трупов лошадей и немцев, по которым во многих местах идут машины. Счету нет разбитым и сгоревшим машинам. Очень много машин уже идут на Запад».
— Молодежь оптимистичнее воспринимала происходящее, — расставляет акценты Галина Павловская. — Немногословность отличала крестьян, особенно семейных. Как правило, использовали шаблон «жив-здоров, чего и вам желаю». Это было самое главное, о чем старались написать. Есть категория, которую условно можно назвать письма-предчувствия, когда напрямую не оговаривали возможность печального исхода. Тревога за будущее читалась между строк.
«Во-первых, я вам сообщаю, что пока жив-здоров, чего и вам желаю, — поведал сестре Ольге 37-летний рядовой из села Ольшанка Белгородской области Василий Константинович Безуглов в письме от 20 июня 1944 года. — Получил награду — орден Славы и медаль «За отвагу» и на днях буду вступать в бой. Но не знаю, какое будет счастье. Но все же думаю, что мое счастье должно быть, ибо немецким мерзавцам не быть на нашей земле. Мы их уничтожим до одного засранца».
А вот какой увидел Беларусь 21-летний Андрей Григорьевич Поздняков, уроженец Быховского района. Летом 1944-го оказался рядом со своим домом, но оказии вырваться и хоть одним глазком увидеть родителей не выдалось. С большим сожалением, что этого не случилось, писал в письме, датированном 3 июля:
«Дорогие родители! Жив-здоров, чего и вам желаю. Всего наилучшего в вашей восстанавливающейся жизни, разрушенной немецкими извергами. Дорогой отец, очень жалею, что не пришлось мне встретиться с вами, когда мы проходили по деревням на Запад».
У высшего офицерского командования, и это в общем-то объяснимо, не всегда находилось время, чтобы черкануть пару строк родным. Например, одно из писем жене генерал-майор танковых войск Борис Сергеевич Бахаров поручил написать своему помощнику. И тот сообщает не менее важные детали, позволяющие нам полнее восстановить картину суровых дней:
Борис Бахаров (справа).
«Ольга Ивановна, здравствуйте! Пишу вам весточку в обстановке жестоких сражений. Первым делом сообщаю о благополучии генерала. Вот уже семь дней как мы гоним беспорядочно отступающего противника. Генералу нет ни одной свободной минуты, спит по часу. О его здоровье поручил сообщать мне.
Как много на нашем направлении пленных. Ходят целыми сотнями и тысячами по дороге. Очень трудно проехать нашим колоннам, двигающимся на Запад, а колонны немцев — на Восток. Так радостно и интересно воевать. В общем, прогоним, и они убедятся, что советский народ непобедим. С приветом, Шура».
В нашем распоряжении еще два уникальных почтовых отправления. Оба написаны с разницей в день, 18 и 19 июля, и отражают, видимо, общее настроение, царившее тогда в рядах красноармейцев.
«Здравствуй, Наденька! — писал уже упомянутый Василий Сошнев. — Мы покидаем свою территорию и переходим границу, вернее, уже перешли. Неман остался позади. Немцы хоть и сопротивляются, но бегут. Преследуем стремительно. Уходим, чтобы вернуться обратно с Победой, счастьем».
«Битва за освобождение Советской Белоруссии, несомненно, войдет в историю как проявление высокого морального духа, мужества и героизма Красной армии», — в письме жене подчеркивал командир 222-й стрелковой дивизии 33-й армии 2-го Белорусского фронта Герой Советского Союза Алексей Николаевич Юрин.
Отметим: бойцы, будь то рядовые или высший офицерский состав, мечтали как можно скорее увидеть родных, поцеловать жен, обнять детей. И Юрин рассчитывал через месяц-другой забрать семью из эвакуации.
Мстить за павших, чтоб враг больше не поднялся
Но никому из авторов писем, за исключением Василия Сошнева, не удалось прожить и двух месяцев с момента описываемых событий. Не исключено, что радостные письма об освобождении Беларуси их родные получали, когда отправителя уже не было в живых.Отважный генерал Борис Бахаров, который в особо опасные моменты сам водил танк в атаку, убит 16 июля 1944 года у деревни Шакуны Пружанского района.
Через три дня после отправки письма сложил голову у деревни Вербели Шумилинского района рядовой Василий Безуглов. Та же участь постигла Андрея Позднякова.
Не суждено было встретиться с женой и Алексею Юрину. В ее адрес 1 августа 1944-го за подписью начальника политотдела полковника Гуськова пришло письмо:
«В боях против немецких захватчиков 26 июля 1944 года погиб ваш муж — славный командир, любимец бойцов и офицеров, Герой Советского Союза Алексей Николаевич Юрин. Будем бить врага так, чтобы он больше не мог подняться».
«Лучшая память — быть письмам в музее»
Расскажу еще об одном письме, точнее о нескольких. Их содержание во многом объясняет стремление ныне живущих потомков участников войны передавать эти документы в музеи.Галина Павловская подтверждает: коллекция почтовых отправлений собирается с 1944 года, со времени открытия музея. Письма продолжают поступать.
— Военную переписку в семьях хранили как память сердца. Потом пришло понимание: письма должны стать общим достоянием. По ним мы изучаем войну, которая на судьбу каждого наложила отпечаток. Когда узнаем о ней через призму человеческой души, то испытываем более сильные эмоции. Музей, чтобы ознакомить с письмами широкий круг современников, создал мультимедийный проект «Письма военной поры», его выпуски размещаем на нашем сайте.
Считаю важным добавить информацию о подвиге еще одного освободителя Беларуси — гвардии старшего лейтенанта Петра Семеновича Толмачева. Уроженец Днепропетровской области УССР, золотой медалист, студент Киевского госуниверситета в войну стал летчиком, совершил около 80 боевых вылетов. В районе Бобруйска 25 июня 1944 года его самолет подбил вражеский истребитель. Толмачев выбросился на парашюте, но попал в окружение. Отстреливался, последнюю пулю оставил себе…
Откуда такие подробности? Солдаты не могли уйти, не узнав о судьбе своего боевого товарища. Спустя несколько дней, когда эти территории освободили от немцев, сюда прибыли летчики его эскадрильи и от местных жителей узнали достоверно. В письме, датированном 3 июля 1944-го, которое пришло в адрес родных Толмачева, сообщаются все детали того боя, а также: «За героический подвиг Родина наградила вашего сына орденом Отечественной войны I степени. Смерть боевого друга еще сильнее возбудила в нас ненависть к врагу».
Меня же как-то особенно тронули слова из письма племянницы Петра Толмачева Елены Подмастерьевой от 1978 года в адрес музея истории Великой Отечественной войны: «Он погиб, защищая небо нашей Белоруссии, и мы, его родственники, решили передать вам эти письма, пусть они хранятся в музее. Мы решили, что лучшая память — быть ему в музее истории Великой Отечественной войны».
Как же правы вы были, Елена Афанасьевна, когда так распорядились семейными ценностями. Сегодня о подвиге вашего дяди еще раз, спустя почти восемь десятилетий, узнают читатели нашей газеты. И наверняка почтят минутой молчания память каждого погибшего в войну.
veselukha@sb.by