Подвиг без имени (Часть 3-я)

Впервые о совершенном Петром Кузьминым подвиге и его последнем бое стало известно из статьи М.Мохова в "Красной Звезде" от 28 июня 1941 года "Шесть воздушных атак сталинских соколов". Здесь же рассказывалось и об отважных действиях заместителей командиров 2-й аэ - лейтенанта Купчи и 1-й аэ - младшего лейтенанта Дерюгина. О Петре Александровиче написано следующее: "В одном из секторов обороны города особенно мужественно сражался старший лейтенант Кузьмин. Его подразделение сделало за день 5 боевых вылетов... Вечером Кузьмин в шестой раз поднял своих смелых соколов для встречи обнаглевшего врага... Героически дрался в этом бою сам тов. Кузьмин. Расстреляв все патроны, получив несколько ранений, Кузьмин пошел на таран... Подвиг Кузьмина - этого подлинного Героя Отечественной войны - произвел на фашистских налетчиков ошеломляющее впечатление. Уцелевшие самолеты противника поспешили убраться и больше в тот день уже не появлялись над городом". Здесь все верно, за исключением количества взлетов - шесть вместо пяти. 

По воспоминаниям ветеранов, с корреспондентом газеты беседовал исполняющий обязанности командира полка майор Богданов. Где и когда это произошло, мы уже никогда не узнаем. Подполковник Павел Богданов трагически погиб 29.09.1944 г. в авиакатастрофе. В газете Западного фронта "Красноармейская правда", рассказывая о подвиге Кузьмина, полковой комиссар И.Стругунов писал: "Подвиг старшего лейтенанта Кузьмина вызывает чувство беспредельной гордости за наш народ, за его молодежь..." Но ни Мохова, ни Стругунова найти Николаю Кузьмину не удалось.

Лишь благодаря журналистскому подвигу Верховского через 40 лет откликнулись очевидцы последнего боя летчика-героя. В адрес Соломона Семеновича пришли письма от бывшего в 1941 году директором Каменской школы Василия Григорьевича Мазниченко и жителя деревни Лупины Каменского сельсовета Ивана Викентьевича Добрука. Мазниченко писал: "Небо наполнилось гулом 6 немецких самолетов. Я наблюдал за страшным и жестоким боем - 2 против 6! Чувствуя свое преимущество, немцы перестроились - 3 сверху и 3 снизу - и зажали наши самолеты в клещи. Гул мотора одного истребителя прервался, он окутался облаком сизого дыма. Помню поразившую меня деталь: "ястребок", как бы на прощание, покачал крыльями и ринулся прямо на фашиста. Всплеск огня, треск! Окутанный дымом "ястребок" упал недалеко от деревни, а немецкий самолет потащил за собой шлейф дыма и скрылся за горизонтом, где вскоре поднялся столб огня. Куда подевался наш другой истребитель (это, видимо, был лейтенант Петькун. - Прим. авт.), мне, к сожалению, увидеть не удалось. С участковым милиционером на велосипедах мы выехали к месту падения самолета. Приехали к песчаному выгону, рядом деревушка всего в одну улицу (деревня Лупины. - Прим. авт.). Среди молоденьких березок и кустарника дымились догорающие останки самолета. Из кабины свисал полусорванный с согнутым стволом пулемет, поодаль - другое крыло, разбросанные коробки от пулеметных лент. Летчик в расстегнутом кожаном шлеме с окровавленным лицом, одетый в комбинезон и сапоги, лежал боком, присыпанный землей и песком, в ста метрах от кабины самолета. Я подошел к нему, расстегнул уцелевшую часть комбинезона, добрался до левого кармана гимнастерки и достал документы, в том числе партийный билет. На первом листке я прочитал: "Кузьмин Петр Александрович". Вечерело. Вместе с подошедшими к месту гибели жителями деревни мы выкопали могилу, обкрутили летчика какой-то тканью, найденной в кабине, и похоронили его. Солнце уже давно спряталось за темным лесом. Я взял в руки велосипед и пошел в сельсовет. Но меня остановил оклик: "Дядечка! Я тут сумку нашел. Вот!" Подросток подал мне сумку, немножко большую, чем противогазная. Я поблагодарил. Дома при свете керосиновой лампы на обратной стороне сумки я прочитал отчетливо написанные химическим карандашом какие-то цифры и имя хозяина: "Кузьмин Петр Александрович". Сумку и документы я передал лично первому секретарю Щучинского райкома партии Степану Шупени. Пареньком, который нашел сумку, оказался житель той самой деревушки Лупины Иван Добрук. Ему в ту пору было 17 лет. В письме Верховскому он вспоминает: "Услышал я нарастающий гул самолетов. Выскочил на поле. Чуть ли не над головой - две с крестами и одна со звездой - машины. Двое против одного. Перекрещивались огненные трассы пулеметных очередей. Наш, русский, набрал высоту и сверху поливал свинцом фашистов. Но тут вынырнул из облаков третий немец. Он-то и поджег наш "ястребок"... И тогда объятая пламенем машина пошла в последний бой".

После тарана советский самолет упал всего в 400 метрах от Ивана. В огне рвались боеприпасы. Когда все стихло, он нашел рядом с обломками самолета сумку-планшет. В документах, которые в ней лежали, значилось: "Петр Кузьмин". Летчика похоронили рядом с самолетом. К сожалению, место захоронения Кузьмина в послевоенные годы было утрачено и, к нашему стыду, не найдено до сих пор. Возможно, было просто распахано...

Подробно привожу воспоминания очевидцев геройской гибели Кузьмина в связи с тем, что когда я безуспешно занимался вопросами достойного увековечения его памяти и посмертного награждения, то во всех без исключения инстанциях у меня требовали: "Дайте из архива справку о таране". Ну нет в архивах 127-го иап такого документа, такой записи, нет. Почему? Этот вопрос надо было прежде всего задать замполиту этого полка Проскурину, который в не раз уже упоминаемой мною статье даже не вспомнил о подвиге Кузьмина. Более того, он зачем-то извратил правду и "убил" Кузьмина в своем "творении" еще утром, после 10 часов, во время его 2-го вылета, в знаменитом бою над аэродромом "Черлена". Хотя не только все в полку, но даже поэт Михаил Светлов, написавший об этом в стихотворении, знали, что погиб Петр Александрович вечером, совершив 5 боевых вылетов. Нет, кстати, в документах 127-го полка ни слова и о подвиге замполита 1-й эскадрильи полка старшего политрука Андрея Данилова. О сбитых им двух самолетах и таране третьего стало известно от очевидцев - местных жителей и представителей сухопутных войск. Более того, в документах 11-й смешанной дивизии мы можем найти такую запись: "22.6.41 г. вступил в бой с 9 самолетами противника. Сбил два самолета Ме-110, расстрелял все патроны. Видя безвыходное положение, направил свой самолет прямо на вражеский. Таранить самолет не удалось, так как другим самолетом противника был сбит. Т.Данилов погиб смертью храбрых за социалистическую Родину". Эта запись, слава богу, не помешала выжившему в том бою Данилову не только остаться в списках летчиков, совершивших таран, но и получить орден Ленина и стать почетным гражданином города Гродно. Не забыл его в своем журнальном очерке и Проскурин. Назвал он и еще восьмерых летчиков полка, удостоенных 8 июля 1941 года государственных наград за бои 22 июня в гродненском небе.

5 июля 1941 года начальник Генерального штаба генерал армии Жуков, как рассказывал редактор "Красной Звезды" Давид Ортенберг, разослал в адрес командующих всех фронтов краткую и категоричную директиву: "В боях за социалистическое Отечество, против войск немецкого фашизма ряд лиц командного, начальствующего, младшего начальствующего и рядового состава - танкистов, артиллеристов, летчиков и других - проявили исключительное мужество и отвагу. Срочно сделайте представление к награждению правительственной наградой в Ставку Главного командования на лиц, проявивших особые подвиги". Первыми на этот призыв откликнулись авиаторы. И уже через три (!) дня 8 июля последовали два Указа Президиума Верховного Совета! Один - о присвоении звания Героя Советского Союза летчикам Здоровцеву, Жукову и Харитонову. Это первые герои Великой Отечественной. Другой - о награждении орденами еще 83 авиаторов.

Этому событию предшествовали следующие обстоятельства. Как вспоминал в то время командующий ВВС Северного фронта (будущий Главный маршал авиации, дважды Герой Советского Союза, командующий ВВС РККА) генерал Александр Новиков, 28 июня ему доложили о необычном подвиге: "Сообщение буквально ошеломило меня. Смелости, отваги, стойкости и мужеству нашим летчикам было не занимать. Но вот с тем, что совершил летчик 158-го иап комсомолец младший лейтенант Петр Харитонов, я столкнулся впервые. Это был воздушный таран, и совершил его совсем молодой пилот в первом же своем боевом вылете. Только тот, кто на себе испытал первые месяцы войны, когда с фронта поступали сообщения, повергавшие в смятение даже закаленных людей, только тот по-настоящему поймет, что означал для нас этот подвиг". Через день ему докладывают о таранах, совершенных еще двумя летчиками этого полка. Отличились Степан Здоровцев и Михаил Жуков. Генерал рассказал об этом члену Военного Совета фронта Жданову. Совсем недавно заведовавший Управлением пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) партийный работник сразу же уловил особую важность и ценность этой информации, и тут же позвонил Сталину с предложением присвоить летчикам звание Героев Советского Союза. Вождь предложение поддержал. Как поясняет Новиков, "никаких документов об этом в архивах не сохранилось, их просто не было, разговор Жданова со Сталиным да телеграмма в Ставку заменили наградные листы". Кстати, он очень жалел, что ему вовремя не сообщили о таране, совершенном в районе Мурманска нашим земляком, уроженцем Гомельщины лейтенантом Иваном Мисяковым. Это случилось еще раньше - 27 июня. Иван мог стать первым Героем Советского Союза Великой Отечественной! Вот что значил тогда вовремя сделанный доклад. Мисякова наградили позже - орденом Ленина.

Так совпало, что 27 июня 1941 года, как рассказывал мне Константин Трещев, в Могилеве, в буфете при столовой, обслуживающей штаб Западного фронта, подполковник Гордиенко неожиданно предстал перед грозными очами маршала Ворошилова. "Чапай" не подкачал и в цветах и красках доложил о геройских делах летчиков своего полка 22 июня. Восхищенный докладом, маршал приказал немедленно представить наиболее отличившихся летчиков к наградам. Таковых оказалось всего восемь. Почему восемь? Все очень просто. Ее величество пресловутая и до сего дня, увы, неистребимая разнарядка! Сопровождавший Ворошилова кадровик не задумываясь "нарезал" Гордиенко количество награждаемых: по два от каждой эскадрильи. Двоих представить к ордену Ленина, четверых - к Красному Знамени, двоих - к Красной Звезде. По категориям: один командир эскадрильи, три зам. командира эскадрильи, три командира звена и один замполит эскадрильи. До боли знакомая для каждого служившего в армии ситуация. От 1-й аэ в список попали младшие лейтенанты Дерюгин и Шустров, от 2-й аэ лейтенанты Варакин и Сенчугов, от 3-й аэ ст. лейтенант Дроздов и лейтенант Жуковский и от 4-й аэ лейтенант Ерошин и старший политрук Артемов. Почему именно они? Этих летчиков назвал командир полка. Замполита 1-й аэ Андрея Данилова среди них нет. О его подвиге Гордиенко ничего не знал и среди представленных к ордену Ленина Данилов оказался по докладу наблюдавших его таран представителей наземных войск. "Пролетели" мимо списка и особо отличившиеся в боях 22 июня Кузьмин, Купча, Федоров, Фокин и имевшие на своем счету сбитые самолеты Пачин и Рыбкин.

Надо сказать, что в связи с тяжелейшим положением на фронтах и отступлением награждений не производилось. Жданов и Ворошилов все же убедили Сталина в необходимости наградить летчиков. Так появилась знаменитая директива Жукова и первые указы Президиума Верховного Совета. Готовились они в спешке, поэтому в фамилиях-отчествах есть ошибки. В том числе и у летчиков 127-го полка. В последний момент вдруг выяснилось, что Михаил Жуков не таранил, а "загнал немецкий бомбардировщик в озеро", но менять уже ничего не стали. Харитонов, Здоровцев и Жуков стали первыми Героями Советского Союза, удостоенными высоких наград за тараны немецких самолетов. Данилова, Дерюгина и Дроздова наградили орденом Ленина, Жуковского, Ерошина, Варакина и Артемова - орденом Красного Знамени, а Сенчугова и Шустрова - Красной Звезды. В материалах газеты "Красная Звезда", сопровождавших указ о награждении, приводятся взятые не иначе как со слов Гордиенко и замполита Проскурина данные: у Дроздова - 5 (?) боевых вылетов и 5 (?) сбитых самолетов, у Жуковского - 9 (?) вылетов и 4 сбитых самолета, на счету Дерюгина - 9 (?) вылетов и 4 (?) сбитых, старшего политрука Артемова - 9 (?) вылетов и 3 (?) уничтоженных самолета... Напомню, что на основании документов у Дерюгина 6 вылетов, у Артемова - 5, у Дроздова и Жуковского по 4... Такая же, увы, далекая от истины картина и со сбитыми самолетами.

Рассматривалась ли на предмет награждения кандидатура Петра Кузьмина? Даже исходя из материалов, опубликованных в "Красной Звезде", ясно, что рассматривалась. Более того, рассматривалась в качестве основного претендента не только на самую высокую награду, но и на историческую роль первого летчика, совершившего воздушный таран в Великой Отечественной, подобно капитану Гастелло, первому совершившему таран наземный. Но в биографии Кузьмина по меркам того времени были недопустимые темные пятна, а соответствующие органы строго следили за чистотой тех, кто претендовал на роль героев - символов. Кстати, не получил Звезду Героя и капитан Протасов, первым в истории совершивший 22 июня 1941-го воздушный таран БОМБАРДИРОВЩИКОМ! На глазах у сотен людей прямо над аэродромом "Черлена" он своим СБ-2 свалил немецкий тяжелый истребитель Ме-110. Но имел партийное взыскание и исключался из ВКП(б) страшно сказать за что - "за колебания в правильности линии партии"!

Пока судили да рядили, пока выслушивали противоречивые мнения и суждения Гордиенко с Проскуриным, а ни тот ни другой в момент совершения Кузьминым тарана на аэродроме не были, на месте Кузьмина оказались Здоровцев, Харитонов и Жуков. А потом о Кузьмине и вовсе забыли. Как рассказывал мне Герой Советского Союза Федор Химич, летчики полка несколько раз поднимали вопрос о награждении Кузьмина. Но поддержки у командования так и не нашли. Проскурин почему-то настаивал, что немецкий истребитель над Каменкой сбил не Кузьмин, а Ерошин. А вскоре 127-й иап покинули и Гордиенко, и Богданов, и начальник штаба Клемят... Новый командир полка подполковник Пузейкин и слушать ничего не хотел о неизвестном ему Кузьмине. Дело и вовсе заглохло.

Кстати, в 1984-м году откликнулся и написал Соломону Верховскому, как бы оправдываясь, бывший замполит 4-й  эскадрильи полковник в отставке Артемов: «Это был кромешный ад: налет фашистов следовал один за другим. Но мы держались. Два наших летчика были сбиты возле аэродрома, один ушел на другой аэродром. Мы с Кузьминым разлетались в разные стороны, так как бомбардировщики сопровождали «мессеры» и неожиданно начали нас атаковать. Я успел сбить один «мессер» (не подтверждается ни документами, ни воспоминаниями однополчан. - Прим.авт.), второй подбил мой самолет. Бой Кузьмина я видеть не мог».  Но видел майор Богданов и другие летчики полка, видели Мазниченко и Добрук, видели жители окрестных деревень…Захотели увидеть и увидели подвиг Кузьмина военные корреспонденты Мохов и Стругацков, поэт Михаил Светлов. А  старший политрук Артемов и через 40 лет так и не разглядел…

Вдвойне обидно, что Кузьмин не получил за свой подвиг никакой награды, потому что сбил он  не просто немецкого летчика, а судя по всему, командира 27-й истребительной эскадры, одного из самых известных и прославленных асов люфтваффе Вольфганга Шеллмана. Ссылка доморощенных «исследователей» на немецкие документы, в которых таран признается, но «не сходится по времени его совершения», у меня ничего, кроме улыбки не вызывает. Врали немцы в своих донесениях во время войны очень даже активно, как продолжали врать и после войны -- в своих мемуарах. Примеров тому  несть числа. Знаменитый ас Гюнтер Ралль в своих воспоминаниях под броским названием «Моя летная книжка» утверждает, что 21 сентября 1942 года сбил Героя Советского Союза Якова Антонова, с которым беседовал на аэродроме, после его приземления на парашюте. А на самом деле это было 25 августа! И это написано на основании записей в «Летной книжке», где все  фиксируется буквально по дням, часам и минутам?

Об обстоятельствах «приземления» и пленения сбитого Кузьминым немецкого летчика еще в 1971 году подробно рассказал директор Государственного архива Гродненской области А. Плещевеня.

В июле 2014 года из статьи Александра Касперчука в Щучинской районной газете "Дзяннiца" я с радостью узнал, что в Каменке у здания местной школы установлен обелиск в память о Кузьмине и восьмерых его боевых товарищах, погибших 22 июня в гродненском небе: лейтенантах Николае Михайлове, Афанасии Грибакине, Николае Ерошине, Александре Пачине, Михаиле Разумцеве, Михаиле Филиппове и младшем лейтенанте Иване Маркове. Изготовил его из обыкновенного камня-валуна учитель труда Витольд Струпинский, за что награжден грамотой Щучинского райисполкома. Что особо приятно, такую же награду получил и коллектив местной школы. По призыву брата Кузьмина Николая 33 года назад ребята из поискового клуба "Красный следопыт" Каменской школы начали эту работу, а их последователи, нынешние ученики и преподаватели, ее достойно завершили. Важно и то, что посещение Каменки сегодня включено в местную краеведческую экскурсию "Прикоснись к подвигу сердцем", во время которой ребята, побывав в школьном музее, возлагают цветы к памятному знаку, а у него рассказ о подвигах летчиков ведет (и по праву!) главный "виновник" этого незабываемого события Витольд Струпинский. Как бы был счастлив, узнав об этом, Николай Кузьмин, но его не стало в 1987-м... Как радовался бы Соломон Верховский, ушедший от нас в 2000-м...

Легендарный летчик Петр Кузьмин не забыт. В Каменке и его родной Репьевке есть улицы его имени. Материалы о летчике размещены в музеях - Каменской школы и на его родине - в Новоспасском краеведческом. Над Каменкой многие годы была 7-я полетная зона, в которой на высотах от 100 до 10.100 метров вплоть до 1989 года крутили высший пилотаж, салютуя Кузьмину, летчики Щучинской 95-й истребительной дивизии. Ветераны 127-го полка вспоминали, что самолет Петра упал за красным костелом у деревни Лупины. Красный Антониевский костел (кстати, ровесник Кузьмина - открыт в 1908 году!) - это главный ориентир 7-й зоны: находится почти в самом ее центре.

Щучинский аэроузел еще ждет своего исследователя, подобного кандидату географических наук, сотруднику Лидского краеведческого музея Валерию Сливкину, по крупицам собравшему уникальную историю лидского аэродрома. И верится, что такой историк появится именно в стенах Каменской школы и впереди у нас будет еще немало открытий и достойных имен, возвращенных из плена времени, как верится и в то, что в Щучине наконец-то откроется краеведческий музей не хуже лидского.

Завершить свой рассказ о Петре Кузьмине - летчике-истребителе, музыканте, поэте, певце, художнике - хочется одним из его стихотворений, "Листопад", написанных в 1936 году, которое стало песней и исполнялась им под гитару на каждом концерте: