Живой отклик у читателей вызвала статья «Суд и самосуд»

«Статья «Суд и самосуд», — написал в письме в «Рэспубліку» житель Слуцка Михаил Сергеевич Криваль, — пробудила в сердцах случчан горькие воспоминания о давней трагедии. В публикации последовательно и четко изложено, как и почему все произошло. Высокомерное, пренебрежительное отношение наделенных властью партийно-советских руководителей к мнению и требованиям простых людей привело к тяжелой трагедии, которая черной тенью на десятки лет легла на наш город. Поэтому особенно актуально сегодня звучит требование Президента к управленцам всех уровней: делать свое дело честно, принципиально, ответственно. В этом, на мой взгляд, гарантия неповторения горьких ошибок прошлого, недопущения их в будущем».

После прочтения статьи в редакцию специально приехал Геннадий Назыров, чтобы поделиться своими воспоминаниями и переживаниями по поводу тех событий.

Ранним воскресным утром  9 апреля 1967 года Геннадий Назыров по привычке направился в Слуцкий райотдел милиции. Традиционно его сотрудники собирались даже в выходные дни вместе, чтобы узнать о ночных происшествиях, скоординировать свои дальнейшие действия, при необходимости отправиться на дежурство в неспокойные в криминальном плане точки города и района. Назыров в тот день планировал подежурить на городском рынке. Рынок стал объектом постоянного внимания старшего лейтенанта милиции неожиданно для него самого. Начальник Минского областного УВД Василий Шкундич в ходе очередного подведения итогов весьма своеобразно отреагировал на сообщение о том, что Назыров не только отличился при исполнении своих непосредственных обязанностей, но и здорово помог коллегам из ОБХСС, решив их экономические головоломки.

— Перевести Назырова из уголовного розыска в ОБХСС, — тут же распорядился Шкундич. 

— Товарищ генерал! Мне нравится работа в уголовном розыске, считаю, что здесь принесу больше пользы, — попытался воспротивиться переводу Назыров.

— Во-первых, твоим мнением, товарищ старший лейтенант, никто не интересуется. Во-вторых, будешь служить там, куда пошлют, — осадил Шкундич подчиненного.

Тому ничего не оставалось как подчиниться. В тяжелейших ситуациях руководство не раз обращалось к нему за помощью при раскрытии «висяков», сложных, бесперспективных дел, и Назыров обеспечивал необходимый результат. Тем не менее, когда образовалась кадровая брешь, закрыли ее опытным сыщиком, в одночасье позабыв о всех его заслугах и предпочтениях.

Путь в райотдел милиции пролегал через городской парк. Внезапно Назырову пришлось остановиться. Метрах в четырех от фонтана лежал человек. Головой к центральной улице, без рубашки и другой одежды. Только подштанники и были на нем. И это в далеко не летнюю погоду. Сотрудник милиции быстро определил, что мужчина мертв. Рядом лежал кол толщиной примерно в человеческую руку. Вполне возможно, он использовался как орудие убийства.

Руководство райотдела на сообщение своего обэхаэсника о трупе, лежащем около фонтана, отреагировало коротко: «Разберутся без нас!»

И правда: убийства в то время относились к подследственности прокуратуры. Обычно работники прокуратуры в затруднительных случаях обращались за помощью к Назырову. Но на сей раз такой просьбы не последовало. Зато вокруг ночного ЧП образовался некий ореол таинственности и секретности. Назыров не выдержал и сходил к двухэтажному дому возле парка, где, по слухам, накануне участвовал в драке человек, которого затем нашли мертвым у фонтана. Здесь пол, стены, входная дверь второго подъезда были в пятнах и брызгах крови. Старший лейтенант пообщался с жильцами и от них узнал, что проживавший в этом доме заведующий отделом культуры Слуцкого горисполкома Геннадий Гапанович накануне поссорился с женой и был на взводе. Снимал стресс при помощи спиртного вместе со своим родственником Леонидом Сытько. Когда мужчины вышли на лестничную клетку, в подъезде появился Александр Николаевский. Его, изрядно подвыпившего, почему-то занесло в тот подъезд. Таков, видимо, был характер: из-за пьянки Николаевского до этого отчислили из военного училища. Пришлось переквалифицироваться в рабочие ремонтно-строительного управления. Но не удалось «переквалифицировать» скандальный характер, пагубные привычки. Встреча в подъезде закончилась очередной разборкой. Гапанович и его шурин Сытько сообща изрядно «проучили» чужака, а потом, как донесло сарафанное радио, под руки вывели Николаевского из подъезда и даже якобы перекинули (тут сведения оказались противоречивыми) через небольшой забор на территорию парка. Одетого и живого. А спустя ночь возле фонтана почему-то оказался полураздетый труп. Впрочем, до этого Николаевский, как установил Назыров, отметился на танцплощадке.

Эти свидетельства давались не под протокол и вполне могли быть надуманными. А полномочий на расследование обстоятельств случившегося сотруднику уголовного розыска, волею судьбы оказавшемуся в ОБХСС, никто не давал. В городе и окрестностях муссировались нелицеприятные высказывания в адрес «завотделом райкома партии» (почему-то именно это место работы упрямо приписывала народная молва Гапановичу), распускались провокационные, ложные слухи о том, что его родственники служили в годы Великой Отечественной в полиции, а умерший Николаевский — из семьи бывших партизан. Местные жители все больше начинали возмущаться и роптать. 

Быстро распространявшиеся всевозможные, в том числе и клеветнические, слухи накаляли обстановку в городе. Бездействие местных органов и удивляло, и возмущало Назырова. Но его (после успешной сдачи экзаменов) отправили в Минск учиться на стационаре юридического факультета Высшей школы милиции.

12 октября 1967 года на юрфаке шла очередная лекция, на которой преподаватель завел речь о ЧП в Слуцке. Сразу после лекции Назыров отпросился у своего руководства и незамедлительно отправился в родной город.

— Приехал тогда в Слуцк, — продолжил свои воспоминания Геннадий Мазитович, — и с трудом его узнал. Город был на осадном положении. Улицы патрулировали военнослужащие с собаками. От руин сгоревшего суда тянуло легким дымком. Мне очень было жаль погибшую старшую судью Галину Алексееву — толкового, эрудированного юриста. До последнего с Галиной Ивановной в здании суда оставались, как я выяснил, несколько сотрудников милиции. Старший лейтенант Станислав Татур, незадолго до волнений в городе переведенный из участковых на должность начальника КПЗ, что называется, головой отвечал за безопасность Геннадия Гапановича и Леонида Сытько, выдачи которых требовала толпа для расправы. Поэтому по предложению кого-то из коллег он передал свои китель и фуражку подсудимому Гапановичу, из-за которого все больше разгорались страсти-мордасти. Бывшего завотделом горисполкома благодаря такой маскировке и иным мерам в кульминационный момент удалось благополучно переместить из здания суда в автозак и спасти. А самого Татура (кстати, внешне сильно похожего на Гапановича) ожидала трагическая судьба: самосуд толпы, ошибочно принявшй милиционера за виновника смерти Николаевского. Начальник отделения уголовного розыска Леонид Слонимский благополучно выбрался из осажденного здания суда. А вот Володя Купченя (участковый инспектор на рынке, затем сотрудник угро) избежал участи быть сожженным в пылающем здании и спрятался поблизости в огороде. Его обнаружили возмутители спокойствия и избили.

— Конечно, — подытоживает наш собеседник, — легче всего кого-то винить многие годы спустя после произошедшего. Сложнее найти первопричины, извлечь необходимые уроки. Лично я для себя вынес такой урок: старался в дальнейшем всегда высказывать свое мнение, даже если оно и не нравилось моим начальникам. Во многом поэтому нелегко складывались моя служба в органах внутренних дел, дальнейшая трудовая деятельность, но зато совесть осталась чиста.

unchik56@tut.by

Фото Александра Стадуба и из архива.