Педагогический зуд реформаторства
06.03.2008
Вот уже почти 14 лет как наше общество движется по новому историческому пути — пути построения самостоятельного, суверенного государства. Хотя в историческом масштабе этот отрезок совсем невелик, тем не менее произошедшие изменения весьма значительны.
Изменилась экономика страны — она стала рыночной. Изменилась социальная структура общества. Быстро сокращаются различия в условиях жизни между городом и деревней, между крупными и малыми городами. Изменилась политическая и информационная обстановка. Давно уже нет монополии одной партии и единообразия мнений в средствах массовой информации. Интернет, сотовая телефония, спутниковое телевидение — все это резко расширило информационные каналы, сняв какие бы то ни было ограничения в этой сфере.
Изменились быт, питание, одежда, условия жизни, похорошели наши улицы, стала более привлекательной архитектура. Люди стали более обеспеченными. Покупка автомобиля, поездка на отдых за границу стали массовым явлением и никого не удивляют.
Но главное, изменилась психология людей. Усилились патриотизм, вера в свою страну, в ее будущее.
Все это стало возможным благодаря уникальной личности Президента страны, который сплотил вокруг себя подавляющую часть общества, показал простые и ясные пути нашего развития. Сам выйдя из гущи народа, органически впитав в себя его нужды и чаяния, наш Президент строит свою политику, отталкиваясь от земли, от жизни, а не от каких–либо теоретических схем и абстрактных логических построений. Именно это уберегает нас от крайностей, от соблазна быстрых и радикальных решений, от скороспелых реформ, обеспечивая тем самым эволюционное, поступательное развитие общества без шока и потрясений.
Вместе с тем время от времени у нас то тут то там возникает зуд реформаторства, выдвигаются предложения радикальных изменений. Особенно это касается системы образования в нашей стране. Как только рухнул советский строй, реформаторы от педагогики энергично, можно сказать, оголтело взялись за перестройку всей нашей системы образования снизу доверху. Как будто именно система образования была причиной всех советских бед. Хотя мы знаем, что совсем наоборот, — образование наряду с космосом, атомной энергетикой, разработкой вооружения было одной из немногих сфер, где Советский Союз лидировал в мировом масштабе.
Но ведь хочется как–то себя проявить, показать свою прогрессивность, причем не столько перед своими, сколько перед западными коллегами. Показать, что хотя в целом страна еще и не достигла нужного уровня демократизации, но мы, педагоги, душой и сердцем уже там, вместе с ними. Да и почему бы не поэкспериментировать? Образование — чисто затратная сфера, финансируемая государством, так что о финансовом банкротстве здесь можно не беспокоиться. Результаты реформ, проводимых в образовании, скажутся лет через десять, следовательно, и здесь особой ответственности нет.
Мы помним, что было в начале 90–х. Страна — в развале, зарплата учителей ничтожная, многие из них уходят в коммерческие сферы. Денег на школьное оборудование нет, школы обветшали, пионерская и комсомольская организации развалились, и соответственно воспитательный процесс подорван. Наши «свядомыя» энергично влезают в учебники по истории и заменяют одну историю на другую.
Казалось бы, прежде всего надо было взяться за решение этих насущных проблем. Но нет, наши «педагоги» на передний план выдвигают другую задачу — надо переходить от 10–летнего к 12–летнему школьному образованию. Зачем, почему? Видите ли, так давно уже сделали в западных странах. Но ведь разная продолжительность школьного образования — это не единственное и далеко не главное различие между нашими странами. Почему же надо начинать именно с образования?
Будем ли мы у себя строить государство чисто по западному образцу, еще вопрос. Мир быстро меняется, и те страны, которые вчера казались нам идеальными, сегодня сталкиваются с новыми вызовами и демонстрируют неприспособленность к их преодолению. Но в любом случае процесс нашего движения в сторону западных образцов будет длительным, здесь нужна смена поколений. И наше современное образование должно быть приспособлено к нашим условиям и нуждам, а не к условиям и нуждам западных стран.
Говорят, что для русского хорошо, то для немца смерть. Но ведь часто справедливо и обратное. Возьмите простой пример. На Западе традиционно высокий уровень безработицы. Там это одна из самых болезненных социальных, политических и экономических проблем. И чем держать молодых людей на пособии по безработице, лучше лишних два года продержать их в школе. Безработный человек быстро теряет квалификацию и деморализуется. А лишние годы в школе приостанавливают этот процесс.
Это там. А что у нас? У нас проблема не с безработицей, а с нехваткой рабочих рук. Остро стоит демографическая проблема. Уже сегодня все тяжелее давит пресс на каждого работающего — стремительно растет армия пенсионеров. А мы хотим еще дополнительно посадить на шею трудящейся части населения часть уже взрослой молодежи, которая лишний год будет оставаться в школе.
Или другой пример — задуманная реформа по введению бакалавриата и магистратуры в вузах. На Западе эта система вполне оправданна. В чем ее смысл? Подготовка специалиста с высшим образованием разделяется на две ступени. Первая занимает 3 — 4 года и дает общую подготовку к специальности, но не саму специальность. Выпускник этой ступени — бакалавр — это еще полуфабрикат, раньше такой вариант назывался у нас незаконченным высшим образованием. Вторая ступень, магистратура, обеспечивает уже получение конкретной специальности. Для западного образа жизни разделение высшего образования на две ступени удобно, так как там молодежь очень подвижна и легко переезжает из одной страны в другую. Поэтому каждый выбирает приемлемый для него вариант, например, получить общую подготовку (т.е. степень бакалавра) в Италии, а специальную (магистра) — в Германии.
А у нас? Что, студент будет проходить первую ступень в Гродно, а вторую в Гомеле? Или наоборот? Для нас такой вариант совершенно не подходит. Недоучки в виде бакалавров нам не нужны, а гонять студентов по городам и весям с первой ступени на вторую — это только дезорганизовать весь процесс. Воистину, что для немца хорошо, то для белоруса во многих случаях совсем неприемлемо. Во всяком случае, на данный момент.
Конечно, получив за бесплатно бакалавра здесь, можно затем два года доучиться на Западе да там и остаться. Никто не против обмена студентами, свободы перемещения и т.п. Но не в наших государственных интересах создавать особо благоприятные условия для отъезда наших молодых людей за границу. Тем более что на их обучение государство потратило немалые деньги. Хорошо, что Президент вовремя остановил эту ненужную и даже вредную затею.
Но вернемся к школьной реформе. Была 5–балльная система оценок, стала 10–балльная. Чем она лучше? Да ничем. Может быть, новая система не хуже прежней, но и не лучше. Но к 5–балльной все давно привыкли и хорошо в ней ориентировались, а к новой, 10–балльной, пришлось долго привыкать. Возникли ничем не оправданные издержки.
Европейцы едят вилками, а китайцы и японцы — палочками. Что лучше — первый или второй метод? Оба одинаково эффективны, каждый из них полностью обеспечивает решение задачи. Так зачем переходить от одного к другому, если уже наработаны соответствующие привычки и навыки. Никто и не ставит такой задачи. Потому что при постановке вопроса о замене одной системы на другую надо учитывать, что сам переход потребует определенных затрат и сопряжен с издержками. И прежде всего надо оценить, перекроет ли ожидаемый выигрыш от нововведения эти издержки и затраты или нет. Без такой оценки ни к какой реформе приступать нельзя.
Сейчас полным ходом идет переход от 10–летнего к 12–летнему образованию. В соответствии с новым стандартом школа будет состоять из двух ступеней: обязательного для всех базового образования (10 лет) и профильного образования (11–й и 12–й классы). Увеличение срока обучения в школе с 10 до 12 лет осуществляется за счет более раннего начала обучения ребенка (с 6 лет вместо 7) и более позднего окончания школы (в 18 лет вместо 17). Начало обучения на год раньше, хотя и не всегда оправданно, но, в принципе, серьезных возражений не вызывает. Все–таки первый год — чисто подготовительный, и настоящая школа, как и раньше, начинается для детей с 7 лет, т.е. со второго класса. Но вот зачем нужен дополнительный, 12–й, год обучения — это большой вопрос.
Одним из аргументов в пользу введения 12–летнего образования является повышение требований к уровню подготовки граждан на современном этапе. Однако, как ни парадоксально, предлагаемый вариант обучения не только не повысит, но даже понизит уровень среднего образования. Дело в том, что базовое образование, по существу (если не считать первый, подготовительный, класс), будет занимать всего 9 лет (со 2–го по 10–й класс), а последние два года будут посвящены профильному обучению. Это значит, что ученики, которые в качестве профиля выберут, например, филологию, будут меньше изучать математику, физику, химию, биологию и другие предметы. То есть их общий уровень среднего образования понизится.
Что же полезного дадут два года профильного образования? Ровным счетом ничего. Если выпускник школы не идет в вуз, то «профиль» ему совершенно не нужен. Зачем ему углубленное изучение литературы или математики, если он пойдет работать, к примеру, водителем автобуса? Если же он после школы будет получать высшее образование, то профильная подготовка лишь облегчит ему поступление в вуз. Однако на выходе из вуза качество выпускника никак не будет зависеть от того, был «профиль» в школе или нет, так как программа вуза по специальности значительно превышает программу школы. То есть в плане повышения квалификации выпускника вуза введение профильного образования в школе оказывается бесполезным.
Вместе с тем профилирование может оказать отрицательное влияние на выбор специальности. Будущую профессию ученику придется выбирать в 16 лет. А ведь в этом возрасте мало кто может осознанно выбрать специальность. Как правило, настроения потом меняются. Но «профилированный» школьник уже не сможет пройти конкурс в вуз на биологию, если его профилем была филология, так как биологию два последних года он либо не учил вовсе, либо учил в значительно меньшем объеме. То есть введение профильного образования в школе помешает ученику осознанно выбрать специальность, ибо он уже будет «запрограммирован» только на свой профиль.
Кроме того, на практике учеников будут распределять не по желанию, а по разнарядке, так как учителя школы по всем предметам должны быть загружены. А уж в сельских школах из–за отсутствия высококвалифицированных специалистов вообще будет не «профиль», а профанация. В результате мы отсечем сельских ребят от высшего образования.
Надо также иметь в виду, что введение профильного образования в школе полностью дезорганизует систему централизованного тестирования при поступлении в вузы. Действительно, единая система тестирования позволяет правильно отобрать наиболее способных ребят только при условии, если она накладывается на единую систему школьного обучения. В противном случае мы будем отбирать прежде всего тех, кто по данному предмету находился «в профиле», т.е. не наиболее способных, а наиболее «натасканных». Надо также добавить, что при 12–летке затруднится поступление в вузы для юношей. Если раньше, оканчивая школу в 17 лет, они имели резервный год для поступления в вуз, т.е. могли использовать две попытки, то теперь в случае неудачи первой попытки они сразу пойдут в армию.
А что будет в самой школе? Школа будет дестабилизирована, так как не обремененные работой великовозрастные школьники неизбежно привнесут в нее выпивку, наркотики, сексуальные проблемы и даже преступность. Ибо переростки, не имеющие еще самостоятельности и ответственности перед обществом, наиболее вовлекаемы в хулиганство и тому подобные действия. Сегодня учителю сложно справляться с 16 — 17–летними, а с 18 — 19–летними в школьной обстановке вообще не будет сладу.
Но самое главное в том, что будет искусственно задерживаться вступление ребят в самостоятельную жизнь, их гражданское созревание. По существу, мы будем растить «недорослей». Зачем же отбирать у каждого человека год самостоятельной жизни? Давайте вспомним свои собственные школьные годы. В 10–м классе мы каждый день ждали, когда наконец закончим учебу и «выйдем в мир». И как бы мы отнеслись, если бы нам тогда сказали, что еще год придется быть школяром? А ведь в современном мире дети развиваются еще быстрее, чем раньше.
Итак, что же мы получаем от введения 12–летки? Преимуществ не видно никаких. А недостатков — тьма. При этом вся эта затея стоит немалых денег. Исключение молодежи из продуктивной жизни на один год обойдется обществу около 200 миллиардов рублей в год. Кроме того, более 100 миллиардов будет стоить обучение учеников в 12–м классе. Таким образом, в сумме цена двенадцатого года обучения превышает 300 миллиардов рублей в год. И ради чего ежегодно тратить такие деньги?
Социологический опрос, проведенный среди трех групп населения, показал, что введение 12–летнего образования поддерживают только 20 процентов родителей, 15 процентов учащихся выпускных классов и 18,5 процента студентов 1–го курса, только что закончивших школу. И это неудивительно — несмотря на всю агитацию «за», народ в своей массе разбирается, что для него хорошо, а что плохо.
Но реформаторы от педагогики не останавливаются. Сейчас готовится новое наступление на вузы. Не сумев ввести бакалавриат (хотя по–прежнему пытаются не мытьем, так катаньем провести эту затею в жизнь), выдвигают новые идеи. Мол, наше высшее образование устарело, оно не отвечает современным потребностям. Поэтому надо переходить к принципиально новому — «инновационному» образованию. Приведу пример одной из недавних публикаций на эту тему в журнале «Наука и инновации», принадлежащих весьма уважаемому автору.
В качестве «научного» обоснования необходимости перехода к «инновационному» образованию автор приводит некие философские рассуждения.
Он убеждает нас в том, что существуют два взгляда на мир и соответственно два подхода к реализации практической деятельности человека. Первый, который якобы превалировал раньше (т.е. до «информационной революции»), предполагает противопоставление человека окружающему миру, отгораживание от него барьером индивидуализма. Направление практических действий для этого подхода определяется как «улучшение реальности».
Второй подход, к которому нас призывают перейти в соответствии с требованиями той же «информационной революции», состоит в том, что человек «считает себя участником достижения каких–то общих целей, у него есть призвание и некоторое предназначение». Для этого подхода характерно не просто улучшение реальности, а «творческое проектирование будущего».
Но позвольте, ведь второй подход, объявляемый новаторским, в точности соответствует коммунистической идеологии. Отказ от индивидуализма, участие каждого в движении к общей цели, проектирование мирового коммунистического устройства — все это чисто коммунистические установки. Так в чем проблема? От чего нам надо отказываться и к чему переходить? И после всех этих философских фантазий как снег на голову вывод: «Отечественное высшее образование сегодня базируется на подавляющем влиянии идей диалектического материализма, противоречащих новым принципам, возникшим в результате информационной революции». Вот это да! Вот это круто! Отчего же это вдруг противоречащих? Каким новым принципам?
На протяжении развития человечества было множество научно–технических революций — паровые машины и двигатель внутреннего сгорания, электричество и электромагнитные волны, атомная энергетика и космос, лазеры и полупроводники и т.д. и т.п. И никакого противоречия диалектическому материализму не возникало. Напротив, все это полностью вписывается в представления о материальности мира и его диалектическом развитии. Что же такого принципиально нового принесла информационная революция, что заставляет отказаться от самых общих, базовых представлений о мире? Да, резко возросли скорость и объемы обработки и доставки информации, что в целом создает условия для ускоренного развития цивилизации. Но это никак не отменяет базовых принципов развития природы и общества. Вообще, информационный бум не связан с открытием каких–либо новых законов природы и никак не меняет наши взгляды на нее.
И вот эти путаные рассуждения и необоснованные утверждения выдаются в качестве «научного» обоснования необходимости радикального реформирования вузовской системы.
В чем же, по мнению новых реформаторов, состоят пороки существующей системы образования и как их следует исправлять?
Оказывается, существующая ориентировка на углубленную специализацию по отраслям знаний уже не подходит, а нужен междисциплинарный синтез знаний. Полное непонимание проблемы! Все как раз наоборот. По мере развития научно–технического прогресса каждая область знания все более углубляется и соответственно специализация усиливается. Это совершенно неизбежно. Специалист по атомной энергетике должен досконально владеть своим предметом, а не общими междисциплинарными знаниями. Если хотите, именно углубление специализации, а не универсализация в деятельности человека является одной из главных черт развития человеческой цивилизации. Другое дело, что среди специальностей есть и такие, которые призваны объединять достижения различных отраслей. Например, экология, организация производства, маркетинг и т.п. Но там тоже должны быть свои специалисты. Поэтому можно говорить о развитии междисциплинарных специальностей как самостоятельных направлений науки, но не о замене специализаций по отраслям знаний на эти междисциплинарные специальности.
Возьмите медицину. Там есть узкоспециализированные направления, такие как кардиология, онкология, гастроэнтерология и т.п. А есть такая междисциплинарная специальность, как терапия. Терапевт должен быть знаком со всем спектром заболеваний, но, естественно, не может в них разбираться так же глубоко, как узкие специалисты. Так вот вышеприведенное предложение равносильно тому, как если бы мы свернули подготовку врачей по направлениям и готовили бы только терапевтов. Неразумность такой идеи вполне очевидна.
Другая идея, которая обуревает наших реформаторов, это переход к «практико–ориентированному» образованию. Как это понимать? Что, у нас в течение всех 70 советских лет, когда удалось с нуля построить сложнейшую индустрию, развить атомную энергетику, создать водородную бомбу и новейшие виды вооружений, завоевать космос, открыть лазеры, достичь огромных высот в медицине, — что, у нас в этот период образование не было практико–ориентированным? Что, студенты не готовились для конкретных видов деятельности, не проходили практику на предприятиях и в учреждениях? Извините, но все это было, и было прекрасно организовано. И если сегодня возникли сбои в организации связи образования с производством, то надо это быстро и без излишнего шума исправлять, а не прикрываться якобы новыми идеями о «практико–ориентированном» образовании.
Если же взглянуть глубже, то предлагаемая идея может оказаться не столь безобидной. Усиление «практико–ориентированности» может означать только одно — смещение акцента на изучение конкретных методик и устройств за счет уменьшения доли базовых теоретических знаний. А это очень опасно. Конкретные методики и устройства непрерывно изменяются, но фундаментальные базовые принципы изменяются очень мало. Если человек освоил теоретические основы, он легко будет ориентироваться в новых методиках и устройствах, будет участвовать в их развитии. Если же он окажется «практико–ориентированным» специалистом, его квалификация при очередном шаге научно–технического прогресса быстро исчерпается.
Тем более вредно говорить о «проблемно ориентированном» образовании. Что значит «проблемно ориентированное»? Ориентированное на решение определенных проблем? Но проблемы непрерывно меняются. Специалист же должен быть способен решать любые, в том числе неожиданные проблемы в рамках своей специальности, а не быть специалистом какой–то определенной проблемы.
В общем, все эти лозунги о практико– и проблемно ориентированном образовании не должны сбить нас с толку, чтобы не привести к ослаблению фундаментальности нашего образования — главной ценности, которой всегда отличалась отечественная система подготовки кадров.
Апологеты новых реформ говорят также, что в преподавании теперь надо делать акцент не на знании предметов, обеспечивающих улучшение настоящего — это, мол, уже устарело, — а на проектировании будущего. Во как! Никто не знает, каким будет это будущее, даже погоду предсказать не могут, а вот педагоги знают. И даже могут научить этому студентов. Иногда просто удивляешься, как взрослые и вроде бы образованные люди могут увлекаться такими глупостями.
Всем известно, что цивилизация развивается на базе новых научных открытий. Освоение каждого такого открытия, воплощение его в жизнь изменяет уровень развития общества и подготавливает его к новым открытиям и соответственно к новой ступени цивилизации. Спроектировать новое открытие невозможно, как невозможно и предсказать развитие общества в отдаленной перспективе. Речь не идет о ближнесрочном планировании. Такое планирование вполне полезно и необходимо. Но оно базируется на экстраполяции на ближайшее будущее того движения, которое происходит в данный момент. Неожиданные же повороты, связанные с новыми научно–техническими разработками или общественными взрывами, никак не предсказываются и не могут быть запроектированы. Яркие примеры — перестройка или всеобщая компьютеризация, которые нигде не планировались и не предсказывались.
Так о каком проектировании будущего, которое оказывается по силам нашим педагогическим умам, идет речь? Может быть, о проектировании нового устройства общества? Но мы уже знаем, что самое вредное, что может быть в истории, это придумать какую–либо общественную схему и затем пытаться затолкать в ее рамки реальную жизнь. С нас хватило тех экспериментов, которые пришлось пережить человечеству в ХХ веке. Конечно, никто из авторов новых идей так далеко не заходит. Просто им хочется поблистать умными словечками и глубокомыслием.
Теперь о пресловутой инновационности. Наши педагоги крайне озабочены тем, чтобы сделать наше сознание и наше образование «инновационными». Что бы это могло значить? Например, инновационное сознание? Скажем, у Пушкина и Толстого или у Менделеева, Курчатова и Королева сознание было инновационным или нет? Видимо, нет, так как тогда и слова такого не было, и никто нигде ни разу не говорил об «инновационности» их сознания. Выходит, они сегодня нам не пример?
И потом, что такое «инновация» и «инновационный»? Чаще всего слово «инновационный» применяют в смысле новый или творческий. Например, вместо слов «творческий подход» можно сказать «инновационный подход». Соответственно «инновация» — это применение нового, творческого подхода. В этом варианте введение нового слова, эквивалентного старым понятиям, не меняет сути дела и соответственно не требует изменения ни нашего сознания, ни нашей системы образования. Просто у нас появилось много иностранных слов, которые являются данью моде, но не несут нового содержания.
Иногда под инновацией понимают нечто иное, а именно единую цепочку процессов, включающую в себя разработку новой продукции, ее производство и реализацию на рынке. В этом случае инновация включает в себя совершенно разные виды деятельности, хотя и объединенные одной целью и осуществляемые под единым организационным руководством. Но в этом случае слова «инновационное сознание» и «инновационное образование» вообще теряют всякий смысл. Ведь одно дело научно–техническая разработка, другое — конструирование, третье — организация производства, четвертое — экономические расчеты, пятое — маркетинг, шестое — менеджмент и т.д. и т.п. Каждое направление требует подготовки своего специалиста в соответствующей отрасли знаний. Разве может быть некий «инновационный специалист», который покроет всю эту гамму специальностей? Абсурд!
Таким образом, термин «инновационное образование» либо не обозначает ничего нового, либо вообще не имеет смысла. В любом случае постановка задачи о переходе к «инновационному образованию» является беспредметной.
Но реформаторы от педагогики до такой степени возбудились идеей «инновационного образования», что требуют приступить к ее реализации немедленно. По их мнению, промедление с решением этой проблемы «в наш век глобализации информационного обмена будет нести в себе угрозу вечного аутсайдерства». Отчего же вдруг такое волнение и такое стремление обязательно приступить к широкомасштабной (и, естественно, дорогостоящей!) реформе высшей школы? А ларчик открывается просто. Вот что пишет уже упоминавшийся уважаемый автор: «Налицо настоятельная потребность в особом методологическом обеспечении предстоящих преобразований, которое может быть осуществлено только особым научным сообществом высшей школы». Все становится ясно как день. В конце концов, все философствования и мудрствования сводятся к простому прагматическому плану: удастся протолкнуть реформу, значит, «особое научное сообщество высшей школы» получит хороший финансовый куш для реализации «особого методологического обеспечения» этой реформы. Вот и вся премудрость.
На самом деле подготовка специалистов в наших вузах осуществляется совсем не так плохо, как нам пытаются внушить. В преподавании активно участвуют ученые высокого уровня — кандидаты и доктора наук, члены Национальной академии. И связь с потребителями в большинстве случаев налажена. В БНТУ создано около 20 кафедр, совместных с производственными предприятиями, организовано прохождение студенческой практики на базе этих предприятий. Такие же связи реализованы в БГУИР, в технологическом университете, в университетах аграрного профиля, не говоря уже о медицинских вузах, где без тесной связи с клиниками обучение невозможно.
И не надо нас запугивать тем, что в отсутствие реформы преподаватели якобы читают лекции по пожелтевшим конспектам. Не думаю, что где–то такое есть. А если есть, то там нужна не реформа, а замена соответствующих руководителей и преподавателей. И не надо бить в колокола в связи с тем, что большинство дипломных работ не внедряется в производство и практику. За редким исключением они и не должны внедряться. Это же еще ученические работы, и не силами дипломников мы должны двигать научно–технический прогресс.
Совершенствование программы обучения, обновление курсов лекций и практических занятий во все времена производилось непрерывно. Студентам всегда старались давать последние новинки. Ведь для того и нужна научная работа в вузе, чтобы поддерживать творческий подход к освоению знаний и обеспечивать их современный уровень. Если где–то эта работа ослаблена, то надо заняться исправлением положения, а не уповать на некие надуманные реформы.
Посмотрите на МГУ советского периода. Ведь это был один из ведущих научных центров и не только страны, но и мировой науки. Все самые последние мировые достижения, все новинки были там. И студенты с первого курса были погружены в атмосферу научного творчества, причем по самым горячим направлениям науки. Какое еще «инновационное образование» можно этому противопоставить? Что тут надо радикально менять? Дай Бог нам сегодня дотянуться до этого уровня.
Конечно, у наших вузов есть проблемы. Но большинство из них они должны решать сами. Государство должно помогать главным образом в решении материальных и правовых вопросов. Особенно нужна помощь по части переоснащения вузов лабораторным и иным оборудованием. В большинстве случаев оно безнадежно устарело, а собственного производства необходимой номенклатуры в стране, к сожалению, не налажено. Вот в этом вопросе без специальной комплексной государственной программы, видимо, не обойтись.
В заключение можно сказать, что система образования — это весьма консервативная система. Она вырабатывается не только десятилетиями, но и веками. И частые, да еще и недостаточно продуманные радикальные изменения в ней крайне рискованны и опасны.
Анатолий РУБИНОВ, первый заместитель Главы Администрации Президента Республики Беларусь, академик.
Изменилась экономика страны — она стала рыночной. Изменилась социальная структура общества. Быстро сокращаются различия в условиях жизни между городом и деревней, между крупными и малыми городами. Изменилась политическая и информационная обстановка. Давно уже нет монополии одной партии и единообразия мнений в средствах массовой информации. Интернет, сотовая телефония, спутниковое телевидение — все это резко расширило информационные каналы, сняв какие бы то ни было ограничения в этой сфере.
Изменились быт, питание, одежда, условия жизни, похорошели наши улицы, стала более привлекательной архитектура. Люди стали более обеспеченными. Покупка автомобиля, поездка на отдых за границу стали массовым явлением и никого не удивляют.
Но главное, изменилась психология людей. Усилились патриотизм, вера в свою страну, в ее будущее.
Все это стало возможным благодаря уникальной личности Президента страны, который сплотил вокруг себя подавляющую часть общества, показал простые и ясные пути нашего развития. Сам выйдя из гущи народа, органически впитав в себя его нужды и чаяния, наш Президент строит свою политику, отталкиваясь от земли, от жизни, а не от каких–либо теоретических схем и абстрактных логических построений. Именно это уберегает нас от крайностей, от соблазна быстрых и радикальных решений, от скороспелых реформ, обеспечивая тем самым эволюционное, поступательное развитие общества без шока и потрясений.
Вместе с тем время от времени у нас то тут то там возникает зуд реформаторства, выдвигаются предложения радикальных изменений. Особенно это касается системы образования в нашей стране. Как только рухнул советский строй, реформаторы от педагогики энергично, можно сказать, оголтело взялись за перестройку всей нашей системы образования снизу доверху. Как будто именно система образования была причиной всех советских бед. Хотя мы знаем, что совсем наоборот, — образование наряду с космосом, атомной энергетикой, разработкой вооружения было одной из немногих сфер, где Советский Союз лидировал в мировом масштабе.
Но ведь хочется как–то себя проявить, показать свою прогрессивность, причем не столько перед своими, сколько перед западными коллегами. Показать, что хотя в целом страна еще и не достигла нужного уровня демократизации, но мы, педагоги, душой и сердцем уже там, вместе с ними. Да и почему бы не поэкспериментировать? Образование — чисто затратная сфера, финансируемая государством, так что о финансовом банкротстве здесь можно не беспокоиться. Результаты реформ, проводимых в образовании, скажутся лет через десять, следовательно, и здесь особой ответственности нет.
Мы помним, что было в начале 90–х. Страна — в развале, зарплата учителей ничтожная, многие из них уходят в коммерческие сферы. Денег на школьное оборудование нет, школы обветшали, пионерская и комсомольская организации развалились, и соответственно воспитательный процесс подорван. Наши «свядомыя» энергично влезают в учебники по истории и заменяют одну историю на другую.
Казалось бы, прежде всего надо было взяться за решение этих насущных проблем. Но нет, наши «педагоги» на передний план выдвигают другую задачу — надо переходить от 10–летнего к 12–летнему школьному образованию. Зачем, почему? Видите ли, так давно уже сделали в западных странах. Но ведь разная продолжительность школьного образования — это не единственное и далеко не главное различие между нашими странами. Почему же надо начинать именно с образования?
Будем ли мы у себя строить государство чисто по западному образцу, еще вопрос. Мир быстро меняется, и те страны, которые вчера казались нам идеальными, сегодня сталкиваются с новыми вызовами и демонстрируют неприспособленность к их преодолению. Но в любом случае процесс нашего движения в сторону западных образцов будет длительным, здесь нужна смена поколений. И наше современное образование должно быть приспособлено к нашим условиям и нуждам, а не к условиям и нуждам западных стран.
Говорят, что для русского хорошо, то для немца смерть. Но ведь часто справедливо и обратное. Возьмите простой пример. На Западе традиционно высокий уровень безработицы. Там это одна из самых болезненных социальных, политических и экономических проблем. И чем держать молодых людей на пособии по безработице, лучше лишних два года продержать их в школе. Безработный человек быстро теряет квалификацию и деморализуется. А лишние годы в школе приостанавливают этот процесс.
Это там. А что у нас? У нас проблема не с безработицей, а с нехваткой рабочих рук. Остро стоит демографическая проблема. Уже сегодня все тяжелее давит пресс на каждого работающего — стремительно растет армия пенсионеров. А мы хотим еще дополнительно посадить на шею трудящейся части населения часть уже взрослой молодежи, которая лишний год будет оставаться в школе.
Или другой пример — задуманная реформа по введению бакалавриата и магистратуры в вузах. На Западе эта система вполне оправданна. В чем ее смысл? Подготовка специалиста с высшим образованием разделяется на две ступени. Первая занимает 3 — 4 года и дает общую подготовку к специальности, но не саму специальность. Выпускник этой ступени — бакалавр — это еще полуфабрикат, раньше такой вариант назывался у нас незаконченным высшим образованием. Вторая ступень, магистратура, обеспечивает уже получение конкретной специальности. Для западного образа жизни разделение высшего образования на две ступени удобно, так как там молодежь очень подвижна и легко переезжает из одной страны в другую. Поэтому каждый выбирает приемлемый для него вариант, например, получить общую подготовку (т.е. степень бакалавра) в Италии, а специальную (магистра) — в Германии.
А у нас? Что, студент будет проходить первую ступень в Гродно, а вторую в Гомеле? Или наоборот? Для нас такой вариант совершенно не подходит. Недоучки в виде бакалавров нам не нужны, а гонять студентов по городам и весям с первой ступени на вторую — это только дезорганизовать весь процесс. Воистину, что для немца хорошо, то для белоруса во многих случаях совсем неприемлемо. Во всяком случае, на данный момент.
Конечно, получив за бесплатно бакалавра здесь, можно затем два года доучиться на Западе да там и остаться. Никто не против обмена студентами, свободы перемещения и т.п. Но не в наших государственных интересах создавать особо благоприятные условия для отъезда наших молодых людей за границу. Тем более что на их обучение государство потратило немалые деньги. Хорошо, что Президент вовремя остановил эту ненужную и даже вредную затею.
Но вернемся к школьной реформе. Была 5–балльная система оценок, стала 10–балльная. Чем она лучше? Да ничем. Может быть, новая система не хуже прежней, но и не лучше. Но к 5–балльной все давно привыкли и хорошо в ней ориентировались, а к новой, 10–балльной, пришлось долго привыкать. Возникли ничем не оправданные издержки.
Европейцы едят вилками, а китайцы и японцы — палочками. Что лучше — первый или второй метод? Оба одинаково эффективны, каждый из них полностью обеспечивает решение задачи. Так зачем переходить от одного к другому, если уже наработаны соответствующие привычки и навыки. Никто и не ставит такой задачи. Потому что при постановке вопроса о замене одной системы на другую надо учитывать, что сам переход потребует определенных затрат и сопряжен с издержками. И прежде всего надо оценить, перекроет ли ожидаемый выигрыш от нововведения эти издержки и затраты или нет. Без такой оценки ни к какой реформе приступать нельзя.
Сейчас полным ходом идет переход от 10–летнего к 12–летнему образованию. В соответствии с новым стандартом школа будет состоять из двух ступеней: обязательного для всех базового образования (10 лет) и профильного образования (11–й и 12–й классы). Увеличение срока обучения в школе с 10 до 12 лет осуществляется за счет более раннего начала обучения ребенка (с 6 лет вместо 7) и более позднего окончания школы (в 18 лет вместо 17). Начало обучения на год раньше, хотя и не всегда оправданно, но, в принципе, серьезных возражений не вызывает. Все–таки первый год — чисто подготовительный, и настоящая школа, как и раньше, начинается для детей с 7 лет, т.е. со второго класса. Но вот зачем нужен дополнительный, 12–й, год обучения — это большой вопрос.
Одним из аргументов в пользу введения 12–летнего образования является повышение требований к уровню подготовки граждан на современном этапе. Однако, как ни парадоксально, предлагаемый вариант обучения не только не повысит, но даже понизит уровень среднего образования. Дело в том, что базовое образование, по существу (если не считать первый, подготовительный, класс), будет занимать всего 9 лет (со 2–го по 10–й класс), а последние два года будут посвящены профильному обучению. Это значит, что ученики, которые в качестве профиля выберут, например, филологию, будут меньше изучать математику, физику, химию, биологию и другие предметы. То есть их общий уровень среднего образования понизится.
Что же полезного дадут два года профильного образования? Ровным счетом ничего. Если выпускник школы не идет в вуз, то «профиль» ему совершенно не нужен. Зачем ему углубленное изучение литературы или математики, если он пойдет работать, к примеру, водителем автобуса? Если же он после школы будет получать высшее образование, то профильная подготовка лишь облегчит ему поступление в вуз. Однако на выходе из вуза качество выпускника никак не будет зависеть от того, был «профиль» в школе или нет, так как программа вуза по специальности значительно превышает программу школы. То есть в плане повышения квалификации выпускника вуза введение профильного образования в школе оказывается бесполезным.
Вместе с тем профилирование может оказать отрицательное влияние на выбор специальности. Будущую профессию ученику придется выбирать в 16 лет. А ведь в этом возрасте мало кто может осознанно выбрать специальность. Как правило, настроения потом меняются. Но «профилированный» школьник уже не сможет пройти конкурс в вуз на биологию, если его профилем была филология, так как биологию два последних года он либо не учил вовсе, либо учил в значительно меньшем объеме. То есть введение профильного образования в школе помешает ученику осознанно выбрать специальность, ибо он уже будет «запрограммирован» только на свой профиль.
Кроме того, на практике учеников будут распределять не по желанию, а по разнарядке, так как учителя школы по всем предметам должны быть загружены. А уж в сельских школах из–за отсутствия высококвалифицированных специалистов вообще будет не «профиль», а профанация. В результате мы отсечем сельских ребят от высшего образования.
Надо также иметь в виду, что введение профильного образования в школе полностью дезорганизует систему централизованного тестирования при поступлении в вузы. Действительно, единая система тестирования позволяет правильно отобрать наиболее способных ребят только при условии, если она накладывается на единую систему школьного обучения. В противном случае мы будем отбирать прежде всего тех, кто по данному предмету находился «в профиле», т.е. не наиболее способных, а наиболее «натасканных». Надо также добавить, что при 12–летке затруднится поступление в вузы для юношей. Если раньше, оканчивая школу в 17 лет, они имели резервный год для поступления в вуз, т.е. могли использовать две попытки, то теперь в случае неудачи первой попытки они сразу пойдут в армию.
А что будет в самой школе? Школа будет дестабилизирована, так как не обремененные работой великовозрастные школьники неизбежно привнесут в нее выпивку, наркотики, сексуальные проблемы и даже преступность. Ибо переростки, не имеющие еще самостоятельности и ответственности перед обществом, наиболее вовлекаемы в хулиганство и тому подобные действия. Сегодня учителю сложно справляться с 16 — 17–летними, а с 18 — 19–летними в школьной обстановке вообще не будет сладу.
Но самое главное в том, что будет искусственно задерживаться вступление ребят в самостоятельную жизнь, их гражданское созревание. По существу, мы будем растить «недорослей». Зачем же отбирать у каждого человека год самостоятельной жизни? Давайте вспомним свои собственные школьные годы. В 10–м классе мы каждый день ждали, когда наконец закончим учебу и «выйдем в мир». И как бы мы отнеслись, если бы нам тогда сказали, что еще год придется быть школяром? А ведь в современном мире дети развиваются еще быстрее, чем раньше.
Итак, что же мы получаем от введения 12–летки? Преимуществ не видно никаких. А недостатков — тьма. При этом вся эта затея стоит немалых денег. Исключение молодежи из продуктивной жизни на один год обойдется обществу около 200 миллиардов рублей в год. Кроме того, более 100 миллиардов будет стоить обучение учеников в 12–м классе. Таким образом, в сумме цена двенадцатого года обучения превышает 300 миллиардов рублей в год. И ради чего ежегодно тратить такие деньги?
Социологический опрос, проведенный среди трех групп населения, показал, что введение 12–летнего образования поддерживают только 20 процентов родителей, 15 процентов учащихся выпускных классов и 18,5 процента студентов 1–го курса, только что закончивших школу. И это неудивительно — несмотря на всю агитацию «за», народ в своей массе разбирается, что для него хорошо, а что плохо.
Но реформаторы от педагогики не останавливаются. Сейчас готовится новое наступление на вузы. Не сумев ввести бакалавриат (хотя по–прежнему пытаются не мытьем, так катаньем провести эту затею в жизнь), выдвигают новые идеи. Мол, наше высшее образование устарело, оно не отвечает современным потребностям. Поэтому надо переходить к принципиально новому — «инновационному» образованию. Приведу пример одной из недавних публикаций на эту тему в журнале «Наука и инновации», принадлежащих весьма уважаемому автору.
В качестве «научного» обоснования необходимости перехода к «инновационному» образованию автор приводит некие философские рассуждения.
Он убеждает нас в том, что существуют два взгляда на мир и соответственно два подхода к реализации практической деятельности человека. Первый, который якобы превалировал раньше (т.е. до «информационной революции»), предполагает противопоставление человека окружающему миру, отгораживание от него барьером индивидуализма. Направление практических действий для этого подхода определяется как «улучшение реальности».
Второй подход, к которому нас призывают перейти в соответствии с требованиями той же «информационной революции», состоит в том, что человек «считает себя участником достижения каких–то общих целей, у него есть призвание и некоторое предназначение». Для этого подхода характерно не просто улучшение реальности, а «творческое проектирование будущего».
Но позвольте, ведь второй подход, объявляемый новаторским, в точности соответствует коммунистической идеологии. Отказ от индивидуализма, участие каждого в движении к общей цели, проектирование мирового коммунистического устройства — все это чисто коммунистические установки. Так в чем проблема? От чего нам надо отказываться и к чему переходить? И после всех этих философских фантазий как снег на голову вывод: «Отечественное высшее образование сегодня базируется на подавляющем влиянии идей диалектического материализма, противоречащих новым принципам, возникшим в результате информационной революции». Вот это да! Вот это круто! Отчего же это вдруг противоречащих? Каким новым принципам?
На протяжении развития человечества было множество научно–технических революций — паровые машины и двигатель внутреннего сгорания, электричество и электромагнитные волны, атомная энергетика и космос, лазеры и полупроводники и т.д. и т.п. И никакого противоречия диалектическому материализму не возникало. Напротив, все это полностью вписывается в представления о материальности мира и его диалектическом развитии. Что же такого принципиально нового принесла информационная революция, что заставляет отказаться от самых общих, базовых представлений о мире? Да, резко возросли скорость и объемы обработки и доставки информации, что в целом создает условия для ускоренного развития цивилизации. Но это никак не отменяет базовых принципов развития природы и общества. Вообще, информационный бум не связан с открытием каких–либо новых законов природы и никак не меняет наши взгляды на нее.
И вот эти путаные рассуждения и необоснованные утверждения выдаются в качестве «научного» обоснования необходимости радикального реформирования вузовской системы.
В чем же, по мнению новых реформаторов, состоят пороки существующей системы образования и как их следует исправлять?
Оказывается, существующая ориентировка на углубленную специализацию по отраслям знаний уже не подходит, а нужен междисциплинарный синтез знаний. Полное непонимание проблемы! Все как раз наоборот. По мере развития научно–технического прогресса каждая область знания все более углубляется и соответственно специализация усиливается. Это совершенно неизбежно. Специалист по атомной энергетике должен досконально владеть своим предметом, а не общими междисциплинарными знаниями. Если хотите, именно углубление специализации, а не универсализация в деятельности человека является одной из главных черт развития человеческой цивилизации. Другое дело, что среди специальностей есть и такие, которые призваны объединять достижения различных отраслей. Например, экология, организация производства, маркетинг и т.п. Но там тоже должны быть свои специалисты. Поэтому можно говорить о развитии междисциплинарных специальностей как самостоятельных направлений науки, но не о замене специализаций по отраслям знаний на эти междисциплинарные специальности.
Возьмите медицину. Там есть узкоспециализированные направления, такие как кардиология, онкология, гастроэнтерология и т.п. А есть такая междисциплинарная специальность, как терапия. Терапевт должен быть знаком со всем спектром заболеваний, но, естественно, не может в них разбираться так же глубоко, как узкие специалисты. Так вот вышеприведенное предложение равносильно тому, как если бы мы свернули подготовку врачей по направлениям и готовили бы только терапевтов. Неразумность такой идеи вполне очевидна.
Другая идея, которая обуревает наших реформаторов, это переход к «практико–ориентированному» образованию. Как это понимать? Что, у нас в течение всех 70 советских лет, когда удалось с нуля построить сложнейшую индустрию, развить атомную энергетику, создать водородную бомбу и новейшие виды вооружений, завоевать космос, открыть лазеры, достичь огромных высот в медицине, — что, у нас в этот период образование не было практико–ориентированным? Что, студенты не готовились для конкретных видов деятельности, не проходили практику на предприятиях и в учреждениях? Извините, но все это было, и было прекрасно организовано. И если сегодня возникли сбои в организации связи образования с производством, то надо это быстро и без излишнего шума исправлять, а не прикрываться якобы новыми идеями о «практико–ориентированном» образовании.
Если же взглянуть глубже, то предлагаемая идея может оказаться не столь безобидной. Усиление «практико–ориентированности» может означать только одно — смещение акцента на изучение конкретных методик и устройств за счет уменьшения доли базовых теоретических знаний. А это очень опасно. Конкретные методики и устройства непрерывно изменяются, но фундаментальные базовые принципы изменяются очень мало. Если человек освоил теоретические основы, он легко будет ориентироваться в новых методиках и устройствах, будет участвовать в их развитии. Если же он окажется «практико–ориентированным» специалистом, его квалификация при очередном шаге научно–технического прогресса быстро исчерпается.
Тем более вредно говорить о «проблемно ориентированном» образовании. Что значит «проблемно ориентированное»? Ориентированное на решение определенных проблем? Но проблемы непрерывно меняются. Специалист же должен быть способен решать любые, в том числе неожиданные проблемы в рамках своей специальности, а не быть специалистом какой–то определенной проблемы.
В общем, все эти лозунги о практико– и проблемно ориентированном образовании не должны сбить нас с толку, чтобы не привести к ослаблению фундаментальности нашего образования — главной ценности, которой всегда отличалась отечественная система подготовки кадров.
Апологеты новых реформ говорят также, что в преподавании теперь надо делать акцент не на знании предметов, обеспечивающих улучшение настоящего — это, мол, уже устарело, — а на проектировании будущего. Во как! Никто не знает, каким будет это будущее, даже погоду предсказать не могут, а вот педагоги знают. И даже могут научить этому студентов. Иногда просто удивляешься, как взрослые и вроде бы образованные люди могут увлекаться такими глупостями.
Всем известно, что цивилизация развивается на базе новых научных открытий. Освоение каждого такого открытия, воплощение его в жизнь изменяет уровень развития общества и подготавливает его к новым открытиям и соответственно к новой ступени цивилизации. Спроектировать новое открытие невозможно, как невозможно и предсказать развитие общества в отдаленной перспективе. Речь не идет о ближнесрочном планировании. Такое планирование вполне полезно и необходимо. Но оно базируется на экстраполяции на ближайшее будущее того движения, которое происходит в данный момент. Неожиданные же повороты, связанные с новыми научно–техническими разработками или общественными взрывами, никак не предсказываются и не могут быть запроектированы. Яркие примеры — перестройка или всеобщая компьютеризация, которые нигде не планировались и не предсказывались.
Так о каком проектировании будущего, которое оказывается по силам нашим педагогическим умам, идет речь? Может быть, о проектировании нового устройства общества? Но мы уже знаем, что самое вредное, что может быть в истории, это придумать какую–либо общественную схему и затем пытаться затолкать в ее рамки реальную жизнь. С нас хватило тех экспериментов, которые пришлось пережить человечеству в ХХ веке. Конечно, никто из авторов новых идей так далеко не заходит. Просто им хочется поблистать умными словечками и глубокомыслием.
Теперь о пресловутой инновационности. Наши педагоги крайне озабочены тем, чтобы сделать наше сознание и наше образование «инновационными». Что бы это могло значить? Например, инновационное сознание? Скажем, у Пушкина и Толстого или у Менделеева, Курчатова и Королева сознание было инновационным или нет? Видимо, нет, так как тогда и слова такого не было, и никто нигде ни разу не говорил об «инновационности» их сознания. Выходит, они сегодня нам не пример?
И потом, что такое «инновация» и «инновационный»? Чаще всего слово «инновационный» применяют в смысле новый или творческий. Например, вместо слов «творческий подход» можно сказать «инновационный подход». Соответственно «инновация» — это применение нового, творческого подхода. В этом варианте введение нового слова, эквивалентного старым понятиям, не меняет сути дела и соответственно не требует изменения ни нашего сознания, ни нашей системы образования. Просто у нас появилось много иностранных слов, которые являются данью моде, но не несут нового содержания.
Иногда под инновацией понимают нечто иное, а именно единую цепочку процессов, включающую в себя разработку новой продукции, ее производство и реализацию на рынке. В этом случае инновация включает в себя совершенно разные виды деятельности, хотя и объединенные одной целью и осуществляемые под единым организационным руководством. Но в этом случае слова «инновационное сознание» и «инновационное образование» вообще теряют всякий смысл. Ведь одно дело научно–техническая разработка, другое — конструирование, третье — организация производства, четвертое — экономические расчеты, пятое — маркетинг, шестое — менеджмент и т.д. и т.п. Каждое направление требует подготовки своего специалиста в соответствующей отрасли знаний. Разве может быть некий «инновационный специалист», который покроет всю эту гамму специальностей? Абсурд!
Таким образом, термин «инновационное образование» либо не обозначает ничего нового, либо вообще не имеет смысла. В любом случае постановка задачи о переходе к «инновационному образованию» является беспредметной.
Но реформаторы от педагогики до такой степени возбудились идеей «инновационного образования», что требуют приступить к ее реализации немедленно. По их мнению, промедление с решением этой проблемы «в наш век глобализации информационного обмена будет нести в себе угрозу вечного аутсайдерства». Отчего же вдруг такое волнение и такое стремление обязательно приступить к широкомасштабной (и, естественно, дорогостоящей!) реформе высшей школы? А ларчик открывается просто. Вот что пишет уже упоминавшийся уважаемый автор: «Налицо настоятельная потребность в особом методологическом обеспечении предстоящих преобразований, которое может быть осуществлено только особым научным сообществом высшей школы». Все становится ясно как день. В конце концов, все философствования и мудрствования сводятся к простому прагматическому плану: удастся протолкнуть реформу, значит, «особое научное сообщество высшей школы» получит хороший финансовый куш для реализации «особого методологического обеспечения» этой реформы. Вот и вся премудрость.
На самом деле подготовка специалистов в наших вузах осуществляется совсем не так плохо, как нам пытаются внушить. В преподавании активно участвуют ученые высокого уровня — кандидаты и доктора наук, члены Национальной академии. И связь с потребителями в большинстве случаев налажена. В БНТУ создано около 20 кафедр, совместных с производственными предприятиями, организовано прохождение студенческой практики на базе этих предприятий. Такие же связи реализованы в БГУИР, в технологическом университете, в университетах аграрного профиля, не говоря уже о медицинских вузах, где без тесной связи с клиниками обучение невозможно.
И не надо нас запугивать тем, что в отсутствие реформы преподаватели якобы читают лекции по пожелтевшим конспектам. Не думаю, что где–то такое есть. А если есть, то там нужна не реформа, а замена соответствующих руководителей и преподавателей. И не надо бить в колокола в связи с тем, что большинство дипломных работ не внедряется в производство и практику. За редким исключением они и не должны внедряться. Это же еще ученические работы, и не силами дипломников мы должны двигать научно–технический прогресс.
Совершенствование программы обучения, обновление курсов лекций и практических занятий во все времена производилось непрерывно. Студентам всегда старались давать последние новинки. Ведь для того и нужна научная работа в вузе, чтобы поддерживать творческий подход к освоению знаний и обеспечивать их современный уровень. Если где–то эта работа ослаблена, то надо заняться исправлением положения, а не уповать на некие надуманные реформы.
Посмотрите на МГУ советского периода. Ведь это был один из ведущих научных центров и не только страны, но и мировой науки. Все самые последние мировые достижения, все новинки были там. И студенты с первого курса были погружены в атмосферу научного творчества, причем по самым горячим направлениям науки. Какое еще «инновационное образование» можно этому противопоставить? Что тут надо радикально менять? Дай Бог нам сегодня дотянуться до этого уровня.
Конечно, у наших вузов есть проблемы. Но большинство из них они должны решать сами. Государство должно помогать главным образом в решении материальных и правовых вопросов. Особенно нужна помощь по части переоснащения вузов лабораторным и иным оборудованием. В большинстве случаев оно безнадежно устарело, а собственного производства необходимой номенклатуры в стране, к сожалению, не налажено. Вот в этом вопросе без специальной комплексной государственной программы, видимо, не обойтись.
В заключение можно сказать, что система образования — это весьма консервативная система. Она вырабатывается не только десятилетиями, но и веками. И частые, да еще и недостаточно продуманные радикальные изменения в ней крайне рискованны и опасны.
Анатолий РУБИНОВ, первый заместитель Главы Администрации Президента Республики Беларусь, академик.