На карателей Хатыни вышел гродненский следователь-криминалист Евгений Далидович

В 12 лет стал связным штаба партизанского отряда имени Щорса 3-й Минской партизанской бригады имени С.М. Буденного. А после войны, окончив Минский юридический институт, работал в прокуратурах в Бегомле и Плещеницах, старшим следователем Могилевского и Гродненского УКГБ, читал лекции будущим юристам в ГрГУ имени Я. Купалы. 

В 1970-е жизнь сложится так, что Евгению Николаевичу придется вернуться в места, где начинал трудовой путь, но уже для того, чтобы разоблачить карателей, уничтоживших Хатынь и другие деревни на Минщине и Гродненщине, восстановить в подробностях далекие события, произошедшие в марте 1943 года на дороге Плещеницы — Логойск. Поразила еще одна интересная деталь. Оказывается, Евгению Далидовичу документы (стали ниточкой, позволившей распутать клубок преступлений нацистских карателей) попадались на глаза дважды. Только в первый раз он, 17-летний паренек, и представить не мог, что спустя 30 лет вновь будет держать их в руках...

Окончив юрфак БГУ, Евгений Далидович распределился на работу в прокуратуру в Плещеницы. Затем несколько лет работал следователем-криминалистом Могилевского УКГБ. Все эти годы обстоятельства складывались таким образом, что Далидович так или иначе возвращался к событиям военной поры. В Плещеницах местные жители, у которых свежи были в памяти подробности зверств карателей, делились с молодым прокурором жуткими деталями. Ведь именно туда в декабре 1942 года после злодеяний в киевском Бабьем Яре передислоцировался 118-й батальон. А в Могилеве в составе следственной группы Далидович расследовал преступления, совершенные на территории области батальоном СС Дирлевангера.

В Государственный архив Минской области Евгений Далидович отправляется вместе с помощником Эдуардом Гриво — коллегой, в совершенстве владеющим немецким языком. Собеседник вспоминает, как при встрече директор архива сказал, что есть у них не до конца разработанный секретный фонд из трофейных документов фашистской Германии и, раз мы прибыли с такой важной миссией, разрешат изучать эти материалы. Целый месяц поднимали документы, те самые, как вы поняли, которые в 1947 году он лично перетащил с железнодорожной станции в архив. Та еще работа — разбирать замысловатый готический шрифт! Один за другим вскрывали ящики, пока наконец не добрались до папки, на которой значилось: «Борисовский гебитскомиссариат». 

— Напоролись на спецдонесения Плещеницкого куста жандармерии Борисовскому гебитс­комиссариату за 1943 год. И там записано четко: «22 марта 1943 года 118-й карательный полицейский батальон под командованием Эриха Кернера совершил акцию против партизан и населения в деревне Хатынь», — говорит Евгений Далидович.
Этот документ — отправная точка в расследовании одного из самых страшных преступлений нацистов в годы войны. Оно же стало и одним из самых громких дел в карьере гродненского следователя. На протяжении полутора лет Далидович с коллегами работали в архивах других городов. Поезда везли их в Киев, Львов, Вильнюс, Москву, а найденные в хранилищах документы проливали свет на обстоятельства других жутких злодеяний 118-го полицейского карательного батальона. Наконец было собрано достаточно материалов, чтобы разыскать участников страшных событий тех дней. Следователь утверждает: сразу было понятно, что у этого расследования есть судебная перспектива.

— Наиболее полные установочные данные поначалу собрали против пяти человек: Григория Лакусты — командира взвода, который участвовал в этих преступлениях, его приспешников Ивана Лозинского, Михаила Курки, Степана Сахно, Остапа Кнапа. Доказательства были неопровержимые, и в 1973 году возбудили уголовное дело, по которому бандиты 118-го батальона, при фильтрации скрывшие свое прошлое, привлечены к ответственности. Это дело стало первым в череде уголовных преследований нацистских карателей, — расставляет акценты Евгений Далидович.

На журнальном столике у Евгения Николаевича лежат копии приговоров по этому делу. В них десятки свидетельств очевидцев преступлений, которые творили нацистские мерзавцы в белорусских деревнях. Он берет документ в руки и зачитывает подробности. Сердце замирает от услышанного:

«Первыми жертвами 118-го батальона стали жители деревни Чмелевичи Логойского района. 6 января 1943 года батальон ворвался в деревню. Населенный пункт окружили, разграбили и сожгли 58 домов. Каратели захватили четырех партизан, которые оказались в это время в деревне, их расстреляли».

«22 марта каратели 118-го батальона по приказу Дирлевангера расстреляли и сожгли жителей деревни Хатынь. Перед этим на шоссе убили 26 жителей деревни Козыри, которых заподозрили в содействии с партизанами».

«В Новой Вилейке они захватили двух женщин. Одну живьем бросили в колодец, вторую, которая была прикована из-за болезни к постели, сожгли вместе с домом. В Старой Вилейке окружили деревню, согнали жителей в отдельный сарайчик и 35 человек — стариков, женщин и детей — сожгли. Так же, как в Хатыни». 

— Расследование дела в отношении этих пяти преступников велось почти девять месяцев, — продолжает собеседник. — В основном работали вместе с коллегой Федором Фадеевичем Дроздовым. У меня было двое обвиняемых — Сахно и Лозинский. Федор Дроздов арестовывал Лакусту, Кнапа, Курку.

Самой «титулованной» фигурой в этом обществе оказался Лакуста. Он был помощником командира взвода, а во время карательных операций в Хатыни, других деревнях отличался особой жестокостью. Именно он активничал в Осовах, расстреливая мирное население. 

Но после войны спокойно ему не жилось. Когда задержали, признавался следователям: чувствовал, что рано или поздно вый­дут на его след. Арестовывать преступника-полицая поехали в Донецк, где тот обосновался после войны, работал шахтером. Следователи под благовидным предлогом вызвали его из дома на разговор. Между делом спросили, не доводилось ли ему бывать в Беларуси. Тот оторопел и выдохнул: «А я вас ждал». Оказывается, он действительно все время жил в страхе, долго не заводил семью, но потом все же женился, родилась дочь. К тому времени, когда его задержали, девушка училась в пединституте, была секретарем комсомольской организации.

— Когда дочь узнала, что отца за участие в сожжении Хатыни арестовали, ринулась к окну, намереваясь выпрыгнуть с пятого этажа. Еле спасли, успев схватить за ноги, — озвучивает подробности собеседник. 

— Второе дело — на бывшего замкомандира 1-й роты 118-го батальона Василия Мелешко, непосредственного руководителя и исполнителя этих преступлений, в том числе и в Хатыни, — возбудили в 1974 году, — говорит Евгений Николаевич. — Его арестовали в Самарской области. Дело рассматривал военный трибунал Белорусского военного округа. Представьте, офицер Красной Армии, окончил военное училище, в 1941-м попал в плен и добровольно перешел на службу в батальон! После войны во время фильтрации дал ложные сведения о себе, его впустили в Советский Союз. История его послевоенной жизни хорошо известна: работал агрономом, женился, жил себе преспокойно. Как Мелешко реагировал? Вину в какой-то мере сразу признал. Да и потом, куда было деваться? Он, по сути, был приперт к стенке. Сразу рассказал о Хатыни, сознался в преступлениях против жителей Вилейки, других зверствах. В 1975 году за совершенные злодеяния приговорен к расстрелу.
Почти 10 лет спустя цепочка расследования вывела следователей на одного из главных действующих лиц этой трагедии — Григория Васюру. Из показаний уже пойманных военных преступников, говорит Далидович, явно просматривалось, что именно Васюра — бывший старший лейтенант Красной Армии, добровольно перешедший на сторону фашистов, — командовал карательными операциями. Как оказалось, ему лучше других все эти годы удавалось заметать следы. После войны он попал в фильтрационный лагерь, где сказал, что возвращается с женой из плена в Киевскую область в село Великая Дымерка. В начале 1950-х всплыло его сотрудничество с фашистами, однако информации о его участии в карательных операциях тогда не было. 

— А он во время следствия не назвал ни одного эпизода карательной деятельности, — продолжает собеседник. — Прикидывался невинным ягненком, говорил, что попал в плен и именно поэтому служил в немецкой армии, но ничего преступного не совершал. Осудили Васюру на 25 лет. И вдруг амнистия к юбилею Победы в 1955 году! И он, отсидев только 2,5 года, попал под нее. Вернулся в свое село, дослужился до заместителя директора совхоза, построил большой дом и за добросовестную работу несколько раз поощрялся. А когда за нашими плечами уже было два уголовных дела против полицейских преступников, мы получили дополнительные доказательства, что именно Васюра командовал карательными операциями. Именно он был палачом № 1. Тогда получаем «дозвол» провести расследование по вновь открывшимся обстоятельствам в отношении Васюры. 

В руках у следователя-криминалиста по особо важным делам Далидовича и его коллег оказывается уголовное дело, возбужденное в отношении Васюры в начале 1950-х. Его прямиком из Киева доставили в Гродно. Полгода сыщики распутывали этот клубок. Ставили перед собой вопросы, анализировали, выясняли, какое отношение имел новый фигурант к преступлениям, которые вменялись Мелешко, Лакусте и другим карателям. Не просто, говорит собеседник, было доказать его вину. Однако следователям удалось найти и установить связь между этими преступлениями и всеми причастными к ним исполнителями. Да и показания, которые во время следствия давал Мелешко, не только помогли проследить весь путь 118-го батальона по Беларуси, но и убедиться, что у Васюры руки по локоть в крови. Маховик завертелся. Генпрокурор СССР Александр Рекунков выносит протест по материалам дела в отношении Васюры, а военная коллегия Верховного Суда СССР отменяет прежний приговор и возбуждает против него новое расследование. Дело, как и судьба карателя, оказывается в руках гродненских следователей.

Когда преступника арестовали, вспоминает Евгений Николаевич, он будто не удивился. На допросах был последователен, рассудителен, знал, что Мелешко и Лакуста расстреляны, однако надежды избежать подобной участи не потерял.

— Дело в отношении Васюры рассматривал военный трибунал Белорусского военного округа в 1986 году. Но мое участие в этом процессе не закончилось: был откомандирован в Минск, чтобы обеспечивать по графику присутствие свидетелей по делу в здании суда. Всего потерпевшими было признано более 140 человек. Штаб Белорусского военного округа выделил мне служебную машину, двух солдатиков, и мы в течение полутора месяцев доставляли потерпевших и свидетелей в суд. Запомнилось, как пришли в заседание несколько человек — генералы штаба Белорусского военного округа. Они были примерно ровесники Васюры. Так мужики не удержались и на чем свет стоит крыли подлеца. Помню, как говорили: «Мы твоего возраста, войну прошли, сражались до конца, а ты поехал учиться к нацистам!» Молча сидел, ничего на это не мог возразить.

Надо сказать, что Григорий Васюра умело маскировался: жена и дочери долго не могли поверить, что их муж и отец, уважаемый в селе человек, на самом деле оказался преступником. «Папа, как мог ты все это совершить?» — спрашивала сквозь слезы одна из дочерей в суде.

Но доказательств было достаточно, чтобы убедить даже скептиков: Васюра виновен. Эпизоды военных лет в суде вспоминали бывшие полицаи-свидетели. Они рассказали о зверствах Васюры в деревнях Чмелевичи, Котели, Заречье, Осовы, Боброво, Маковье, Уборье и, конечно, Хатынь. Всплыла правда о том, как он лично убивал евреев, прятавшихся в Налибокской пуще, или как на перроне станции Новоельня из-за пустяка застрелил подростка. 

В преступлении в Хатыни ему принадлежала одна из главных ролей. Когда каратели заперли людей в обложенном соломой гумне, поджег крышу факелом переводчик батальона Лукович. За пулеметами, установленными перед дверями, залегли полицаи Абдулаев, Гуцило, Катрюк. А Васюра отдавал распоряжения и лично сгонял хатынских жителей в сарай.

Расследование велось несколько лет. Какие моменты были особенно непростыми, интересуюсь у гродненского следователя.


— Мы были рады, что спустя десятки лет справедливость восторжествовала, обвиняемые по делу о трагедии в Хатыни были осуждены как военные преступники, многие расстреляны. Не миновала эта участь и Васюру, — добавляет Евгений Николаевич.

Интересуюсь у своего собеседника, почему же расследованием дела занялись только спустя тридцать лет после трагедии. Евгений Далидович не без сожаления вспоминает, что всего лишь через 25 лет после Великой Победы на Генеральной ассамблее ООН выступил представитель бундестага ФРГ, требуя прекратить преследования нацистских преступников из-за истечения срока давности:

— Министр иностранных дел СССР Андрей Громыко на это заявил: фашистским злодеяниям нет прощения. Тогда-то и было решено всем европейским государствам подготовить официальные документы, подтверждавшие факты злодеяний нацистских преступников. Советское правительство поручило прокуратуре и КГБ заняться выявлением конкретных фактов массового уничтожения мирного населения. Мы засели в архивах за изучением трофейных документов. Чем это все закончилось — вы уже знаете. Несколько лет назад стало известно, что в Канаде отыскался Владимир Катрюк, который участвовал в сожжении Хатыни. К сожалению, ему удалось уйти от правосудия. А что касается меня, в своей работе, сложной, непростой, порой мучительной, всегда оставался на стороне правды. Добивался ее восстановления. И сегодня именно поэтому всегда с готовностью рассказываю о событиях дней, свидетелем и непосредственным участником которых стал. Убежден, в истории не должно быть белых пятен. А то, что на эту тему уже многое рассказано и написано, меня не смущает. В таких преступлениях срока давности не бывает.

veselukha@sb.by

Фото из открытых источников.