Опоздание блудного сына

Я тщательно вымыл свежесобранные грибы в озере и поднялся на холм, где расположилась моя усадьба. Тогда и заметил у ворот автомобиль пограничников. Из него вышел молодой офицер и, хотя мы не были знакомы, поздоровался со мной за руку.

— Вы, случайно, не видели неподалеку мужчину с портфелем? — спросил он.

— Видел, — ответил я. — Но, скорее всего, это не тот, кто вас интересует. Приходил новый работник электросетей, проверял у местных жителей счетчики. Лет немногим за тридцать, длинноволосый такой.

— И все-таки, — настаивал пограничник. — В какую сторону он пошел?

— В сторону остановки на шоссе, — махнул я рукой, показывая на лес.

Офицер сел в автомобиль и продолжил поиски незнакомца. Меня же удивила не столько встреча с пограничником, сколько любопытное совпадение. События развивались именно так, как я описывал в одном из весенних рассказов. Тогда незнакомец оказался нарушителем границы, в руках у него была сумка с ноутбуком, который кто-то принял за портфель. Ведь и сейчас кто-нибудь из потенциальных свидетелей вполне может ошибаться.

Тогда я не сомневался, что пограничники и на этот раз разберутся в случившемся. И никак не ожидал, что встретиться с ними снова доведется в этот же день и совсем не по рядовому случаю.

коллаж юлии костиковой

На полдник у меня был традиционный кофе и аппетитный бутерброд с запеченным сыром. Уже было принялся за трапезу, когда у калитки неслышно остановился мощный джип. На похожем ездит мой крестник Игорь, навещающий меня время от времени, приезжая из Первопрестольной. В наших же краях такое авто имеется только у Ивана Васильевича, выкупившего недавно прекрасный особняк у бизнесмена, уехавшего куда-то далеко по делам. Дом этот располагается неподалеку от Рыжего Брода. Так называется небольшой песчаный пляж красноватого цвета на берегу речушки, по которой наше озеро неторопливо перетекает в соседнее. От крестника я узнал, что Иван Васильевич тоже служил в одном из силовых ведомств России и, уволившись в запас, оставил шикарную квартиру бывшей супруге, а сам поселился в нашей глуши. Так мы стали соседями с этим немолодым человеком и его любимой овчаркой по кличке Марта. Общались мы, впрочем, редко, поскольку на зиму я уезжаю в столицу, а новый сосед остается в своем теплом комфортабельном жилище круглый год и занимается охотой. Благо живности здесь хватает.

Понятно, что я удивился, увидев такого редкого гостя, да еще и без предупреждения. Скорее, даже насторожился, ибо повод для визита должен был быть весьма значимым. Так и оказалось…

— Понимаете, — начал рассказ гость после того, как мы поздоровались, — Марта у меня собака умная, чутье у нее звериное. Неожиданно начала она подавать сигналы тревоги. Дескать, хозяин, рядом что-то не так. Подумал, может, и медведь, о котором недавно говорили в округе, пожаловал. Пошел за ней и… метрах в тридцати от забора моего участка под высокой березой неподвижно лежал мужчина. Хотя признаков жизни он не подавал, все-таки пульс я нащупал. В скорую я уже позвонил, и пока едут — сразу к вам… Вы местных наверняка лучше моего знаете. Может, кто-то из них? Что делать будем?

Мы посоветовались и решили однозначно вызвать еще милицию и пограничников. Пока они добирались, я быстренько съездил за «мэром» нашего хуторского поселка и по совместительству смотрителем Дома охотника Генрихом. Медики, осмотрев незнакомца, настаивали на скорейшей госпитализации. Генрих ничего толкового, казалось бы, не сообщил.

— Этот бедолага не из наших, — сказал он, рассматривая пришельца. — Разве похож немного на Евдокима, ну, сына Прасковьи Белой, что похоронили два месяца назад на местном кладбище. Но того в последний раз я видел лет, почитай, двадцать назад, когда он собственную мать чуть не убил да обокрал, а потом в бега ударился. Никто о нем больше не слышал. Нет, вряд ли это он. Что ему тут делать? Кто-то из пришлых…

Следователь на всякий случай продолжил опрашивать местное население в связи с этой ситуацией, но никто ничего путного сказать так и не смог.

Помогла вновь Марта. На какое-то время она исчезла из вида, но вскоре появилась с небольшой сумкой в зубах. Вероятно, когда незнакомцу стало плохо, она выпала из рук. Пройдя некоторое расстояние, мужчина рухнул под березой.

По документам, обнаруженным в сумке, удалось установить, что это действительно Евдоким по фамилии Белый. Так что чутье не подвело Генриха.

Понятно, что первоначальной задачей было восстановить здоровье найденного в лесу еще нестарого человека, а потом уже выяснять причину его столь неожиданного визита в родные края.

Когда Евдоким пришел в себя, оказалось, что Марта, по сути, спасла ему жизнь. Если бы он пролежал в лесу без медицинской помощи еще какое-то время, то никто бы ему помочь уже не смог. Правда, пациент и сейчас не был в состоянии внятно рассказать о себе.

Я попросил Генриха вспомнить все, что ему известно о печальной истории, что произошла в этой семье около двадцати лет назад. Смотритель Дома охотника — человек разговорчивый, взяв в руки чашку горячего чая, начал свой рассказ:

— Прасковья с виду была мягкой женщиной, к тому же работала в детском саду с малышами, но характер у нее был сильный. Когда муж ее, Егор, тракторист в колхозе, начал поднимать на нее руку, терпеть не стала — выгнала буяна из дома, который достался ей от родителей, перебравшихся в город к старшему сыну. Евдокима растила сама, но тот, видать, порода сказалась, пошел в батьку. После школы работать особо не хотел, в армию его не взяли из-за какой-то болячки в легких, что ли. Зато никакая хворь не мешала ему прикладываться к рюмке. Вскоре стал он самогонку гнать и над матерью издеваться не хуже ее бывшего муженька. Как-то избил ее сильно, а пока ехала милиция, вызванная сердобольной соседкой, нашел припрятанные Прасковьей сбережения и уехал из поселка на попутке. Так и исчез с глаз. Говорили, вроде в Латвии где-то осел. Недалеко, да кто ж его искать там будет? И вот надо же, гляди, объявился-таки. Скорее, прослышал, что мать совсем плоха, хотел хоть теперь покаяться, попрощаться… Не успел. Сам он, конечно, за эти годы здоровее не стал. Лес-то наш он знал и в детстве хорошо, может, перешел какой известной ему еще с тех пор тропинкой. Да здоровье подвело. Такие вот дела, Иванович. Не знаю, что с ним дальше будет.

— Ну, а хата Прасковьи пригодная для житья еще? — поинтересовался я.

— А что с ней будет? — с какой-то гордостью, будто сам ее ставил, ответил сосед. — Деды и отцы наши умели на века строить, и не только храмы. Погляди хотя бы на мой дом… Еще и внуков переживет, а их у меня шесть.

Генрих уже собрался уходить, но я продолжил его расспрашивать.

— Скажи, а родственники какие-то у этого Евдокима остались? Хоть в больнице навестить. Человек все-таки…

— Насчет родственников надо подумать. А вот у меня, Иванович, предложение есть. Подбрось меня на своем железном коне к Евдокимке этому непутевому. Не зря же меня мэром местным величают. Вот и навещу односельчанина, хоть и бывшего. Да и Прасковья простила давно его. Жаль, не дождалась блудного сына…

Наша районная больница — одна из лучших в области. Два больших корпуса окружены прекрасным парком, весь комплекс напоминает ухоженный курортный городок. Евдокиму сообщили, что его приехали навестить земляки, и сейчас он в сопровождении медицинской сестрички топтался у входа в аллею, напряженно вглядываясь в сторону скамейки, на которой мы его дожидались. Любопытство в конце концов взяло верх. Девушка оставила пациента на наше попечение и на время свидания удалилась.

Генриха Евдоким узнал, а смотритель похлопал его по плечу и подбодрил репликой о том, что тот неплохо выглядит. Я же молча наблюдал за ними и никак не мог определиться, кто передо мной: бывший преступник или несчастный блудный сын, которого не дождалась родная мать. Пожалуй, второе, ведь срок давности за его преступления, наверное, истек. Хотя, по словам Генриха, которому Евдоким все-таки рассказал кое-что о себе, наш беглец перебивался работой на разных фермах и хозяйствах и даже успел побывать в латвийской тюрьме. Передо мной был рано состарившийся мужчина, лучшие годы которого давно минули. Оставшуюся часть своей беспутной жизни он, скорее всего, проведет в одиночестве. Впрочем, не берусь ничего утверждать.

Бывает, что и у таких людей случаются светлые полосы.

Замечал, что в осенних парках всегда царит какая-то грустная красота. Легкий ветерок катил по аллее опавшие листья клена. Медицинская сестричка вернулась за пациентом, напомнив, что ему пора на процедуры. Рядом с девушкой со свежим личиком Евдоким казался еще бледнее и старше. На прощание Генрих украдкой положил какую-то денежку в карман мужчины. Я хотел было сделать то же самое, но передумал. Решил, что еще будет возможность помочь каким-нибудь другим способом.

Почти всю обратную дорогу мы с Генрихом молчали. Вероятно, думали об одном и том же. Это правда, что у старых грехов длинные тени. Еще хуже, когда в жизни уже ничего нельзя изменить…