О героях в белых халатах. Интервью с главврачом донецкой прифронтовой больницы
30.07.2024 22:05:00
Людмила ГЛАДКАЯ
Донецк. Прифронтовой 21‑й клинической больницы уже должно было не стать раза четыре, полагалось эвакуироваться. Но ангелы в белых халатах — от санитарочки до руководителя — нужны были здесь, потому каждый раз оставались. До позиций ВСУ — сотни метров, постоянные обстрелы и прямые попадания, дырявые стены и крыша, по всей территории воронки, разбитые стекла, мешки с песком в окнах операционной... Не важно, идут обстрелы или нет, здесь спасают людей. А еще в 21‑й прифронтовой месяцами жили местные, чьи дома разбиты и кому некуда пойти. Просто приходили и спрашивали у Надежды Чегодаевой: «Можно?» «Конечно», — отвечала она, а у самой ком в горле от этой картины.
Надежда Чегодаева, Донецк.
— Тогда мы еще не понимали, что происходит, насколько это затянется и что это вообще такое? 26 мая 2014‑го средь бела дня, в обычный рабочий день (никто ведь ни о чем не предупреждал) вдруг налетели военные вертолеты с наставленными на гражданских пулеметами, очень низко — истребители… Сначала думали, может, учения или шоу, потому что рядом аэропорт. Все выскочили во двор, пациенты и сотрудники. Только один умудренный товарищ, воевавший в Афганистане, сказал: «Немедленно все зайдите в помещение, это война». Его фразу «это война» я запомнила на всю жизнь. Начались взрывы, обстрелы, поступали первые раненые. Пошла уже информация о том, что полным ходом в аэропорту идут боевые действия. Погибли сотрудники скорой, которые выезжали к пострадавшим.
В 21-й прифронтовой...
— И в этом хаосе вы решились возглавить больницу…
— Так вышло. Тогда ведь некогда и не с кем было советоваться, приходилось принимать решения. Ситуация была напряженной. Первый обстрел «Градом» и первый прилет в неврологическое, хосписное отделения (они были по другому адресу). Там оставались пациенты, которых бросили родственники и уехали — в Украину, Израиль. Бросили своих стариков, родителей. Их выписать было некуда. Мы с завотделением Виталием Фролковым на скорой перевезли людей к себе, на нашу, скажем так, основную базу. Уплотнили терапевтическое отделение и всех тяжелых, лежачих перевезли сюда.
Ну а со вступлением в должность для меня ничего не изменилось. Важности мне не прибавило, а хлопоты, заботы все остались прежними. То есть на меня это никаким образом не повлияло, кроме того, что я теперь официально выполняла работу и начмеда, и главврача. Нужно было дело делать, организовывать работу, причем быстро и качественно.
— В середине июля 2014‑го, когда закрылись банки, уехали налоговая, правоохранительные органы, прокуратура, милиция, исполкомы, все было брошено. Причем уезжая, они увозили с собой дела. И мне поступали звонки: мол, Надежда Ивановна, уезжайте, вы не представляете, что здесь будет… Но паники, страха в моей семье не было, с мужем мы оговорили ситуацию. Он сказал золотые слова: «Что будет с людьми, то будет и с нами. Никуда мы не уедем, остаемся и работаем». Приняли это решение сообща. Точно так же я собрала коллектив, обсудили: как дальше, что делать будем? Сохраняем больницу, остаемся, работаем? Обстрелы, не обстрелы — дежурим, спасаем людей. В общем, не эвакуировались, это общее решение коллектива.
Вовремя пришла гуманитарная помощь. Первые, кто к нам пришел (почему мы и сохранились), это Свято-Елисаветинский минский монастырь. Его волонтеры были здесь рядом, в разрушенном Иверском монастыре, и им рассказали про больницу, про ее бедственное положение. И люди нам помогли. Низкий им поклон.
Приехали, удивились. Все разрушено, дороги нет, сваленные от прилетов деревья, везде воронки, выбитые окна, на улице валялась выброшенная ударной волной мебель. Картина не для слабонервных. А больница работает… Знаете, вовремя протянутая рука нередко спасает жизнь и дает надежду.
На территории больницы. След от прилета.
Цель была такая — посеять страх. Но получилась совершенно обратная реакция: народ сплотился. И даже то, что уехали все правоохранительные органы, вся администрация, — не было никакого воровства, мародерства, криминала, этого не было.
После очередного обстрела, помню, наши выходили к пятиэтажкам посмотреть, есть ли раненые, помощь оказать, а жильцы этих домов выходили и гнали наших врачей обратно: «Уйдите в укрытие». То есть мы заботились о людях, а люди заботились о сотрудниках больницы. Если все это вспоминать… Горе нас объединило. Нужно было на адреналине выполнять то, чему нас научили в институте. И как-то вот хирурги наши (да, у них была военно-полевая кафедра, но они же не занимались военно-полевой хирургией в мирное время) быстро всё вспомнили. Не было у коллег паники, стенаний, никто никому руки не заламывал.
— Знаю, вы знакомы с первым главой республики Александром Захарченко.
— Да. И надо отдать ему должное. Так быстро (это настоящий подвиг!) он сумел возродить, построить государственный аппарат, систему подчиненностей. С чистого листа организовать правоохранительные органы именно республики, здравоохранение, образование, налоговую и банковскую службы. Заработал общественный транспорт.
Хотя все было брошено. И в отношении снабжения продуктами питания, медикаментами был кризис. И когда к нам приехали волонтеры из Беларуси, это как посланники, иначе не скажешь. У нас тогда из-за обстрелов вышло из строя около 100 батарей, мы бы в зиму не справились. Как без отопления больным, как оперировать, проводить исследования? Ну и белорусы купили нам батареи, радиаторы, а наши местные ребята бесплатно все это поставили. Больницу, выходит, снова сохранили. Раз есть тепло, значит, и жизнь есть. Да, были времена, когда исчезало электричество, не было воды…
Всякое было. Но, понимаете, русского человека не испугать. Он продолжает делать свое дело. Хирурги оперируют под обстрелом, и никто не считает, что совершает подвиг. Для них это обычная работа.
Рядом с больницей — разбитые дома, торговый центр и продуктовый магазинчик.
Понятно стало, когда Захарченко вышел на костылях, он был ранен. Мне из-за кулис было хорошо видно, что вся рубашка со спины, по позвоночнику мокрая, хотя в зале достаточно прохладно и работали кондиционеры. То есть человеку очень больно, а он продолжал там стоять и говорить. Благодарил, слушал, награждал. Не перепоручил эту миссию заму, помощнику или министру — а сам, и это было важно для людей. Меня эта картина потрясла.
— Больница была еще и местом, где люди прятались от обстрелов, где могли поесть.
— Да, было и такое. В 2014 году люди, чьи дома разрушили, просто брали матрасы и приходили в больницу. «Можно, — спрашивали, — у вас побудем?» А где им было укрыться? Им некуда было пойти. Естественно, можно. И приходили мамы с маленькими детьми. Готовили им суп-кулеш, всех кормили. Дети… Это такая картина… Выстраивались с тарелками, с мисками в очередь за супом. Знаете, как в 1941‑м. Так это больно… Уже потом, когда обстрелов стало меньше, некоторые дети все равно боялись и не хотели выходить из подвала... Жили люди у нас и месяц, и три, сколько нужно, пока разобрались и смогли дать им комнаты в общежитии.
В подвале больницы — бомбоубежище. Спасло немало жизней.
— Больницу пытались эвакуировать, но почему важно было ее сохранить именно здесь?
— А куда обращаться жителям? Мы нужны здесь. Время очень дорого. Важно же оказать помощь в первые часы, остановить кровотечение, провести противошоковые, реанимационные мероприятия. Иначе человека можно потерять. Таких ситуаций было много. И детей привозили, и женщин, и стариков. Помню, доставили людей, которых достали из-под завалов. Потом шестилетнего мальчика, рядом с ним разорвалась мина — и его накрыло землей, откапывали. Привезли, он перепуганный весь, контузия. А если бы нас рядом не было, если бы ушли? Нет, мы здесь нужны.
В окнах операционной — мешки с песком, здесь спасают людей
— Ваши коллеги рассказали, что вы не вводили и не давали вводить платные услуги.
— Зарабатывать на горе людей — грех. Здесь живут матери, жены, дети тех, кто погиб, кто с первых дней защищал родной город и его окраины... Вы знаете, они не настолько обеспечены, чтобы платить за обследования и прочее. Медицина должна быть доступна и приближена к людям. Да, мы всегда бесплатно делали анализы, обследования, УЗИ, рентген… И хотя у нас работает единственный рентгенолог, она выдержала всю войну. Другие сбежали, а она нет. Я считаю, что жители нашего микрорайона достойны лучшего медицинского обслуживания. Им должна быть доступна и томография, и маммография, и флюорография, все виды обследований должны быть доступны для жителей этого многострадального поселка.
…Тут любую семью возьмите — столько горя. Сколько пришлось пережить. Сколько мы всего видели, сколько людских страданий… Один лишь случай расскажу.
Хирург Максим Чегодаев прекрасно знает, каково это, оперировать под обстрелами.
— Вы говорили про медицину — качественную и доступную — для людей. Знаете, вы буквально повторили слова Александра Лукашенко, когда он общается с нашими управленцами.
— Берегите своего Президента. Вот если бы вместо Януковича был Лукашенко, не было бы трагедии в Украине. На то президент и лидер, он должен быть таким, как наши Лукашенко и Путин, — решительным, действующим, отстаивающим интересы народа. Иначе какой смысл быть руководителем, если всего бояться? Если бегать, советоваться, как Янукович… Там все управлялось и управляется понятно кем.
…Никто из наших врачей не ищет легких путей. Они всегда там, где горе и нужна помощь. Нужно быть готовым ее оказать. Не думая, устал ты, есть ли у тебя время, — нужно делать то, что умеешь.
P.S. Несколько месяцев Надежда Чегодаева уже на заслуженном отдыхе.
Сотрудница больницы показала дыры в медприборе — тоже следы от прилетов.
gladkaya@sb.by
t.me/lgbelarussegodnya
До трагических событий 2014‑го Надежда Ивановна лет 30 была тут начмедом, замглавного врача по лечебной работе, а в мае 2014‑го, когда главный сбежал, взяла руководство больницей на себя. Ее на собрании выбрал коллектив, и это мнение совпало с решением Минздрава.
Надежда Чегодаева, Донецк.
«Немедленно все зайдите в помещение, это война»
— Поясню для читателей: 21‑я больница находилась на одной из самых обстреливаемых окраин Донецка, некогда тихих и уютных… И вот 2014 год — разруха, как работать?..— Тогда мы еще не понимали, что происходит, насколько это затянется и что это вообще такое? 26 мая 2014‑го средь бела дня, в обычный рабочий день (никто ведь ни о чем не предупреждал) вдруг налетели военные вертолеты с наставленными на гражданских пулеметами, очень низко — истребители… Сначала думали, может, учения или шоу, потому что рядом аэропорт. Все выскочили во двор, пациенты и сотрудники. Только один умудренный товарищ, воевавший в Афганистане, сказал: «Немедленно все зайдите в помещение, это война». Его фразу «это война» я запомнила на всю жизнь. Начались взрывы, обстрелы, поступали первые раненые. Пошла уже информация о том, что полным ходом в аэропорту идут боевые действия. Погибли сотрудники скорой, которые выезжали к пострадавшим.
В 21-й прифронтовой...— И в этом хаосе вы решились возглавить больницу…
— Так вышло. Тогда ведь некогда и не с кем было советоваться, приходилось принимать решения. Ситуация была напряженной. Первый обстрел «Градом» и первый прилет в неврологическое, хосписное отделения (они были по другому адресу). Там оставались пациенты, которых бросили родственники и уехали — в Украину, Израиль. Бросили своих стариков, родителей. Их выписать было некуда. Мы с завотделением Виталием Фролковым на скорой перевезли людей к себе, на нашу, скажем так, основную базу. Уплотнили терапевтическое отделение и всех тяжелых, лежачих перевезли сюда.
Ну а со вступлением в должность для меня ничего не изменилось. Важности мне не прибавило, а хлопоты, заботы все остались прежними. То есть на меня это никаким образом не повлияло, кроме того, что я теперь официально выполняла работу и начмеда, и главврача. Нужно было дело делать, организовывать работу, причем быстро и качественно.
«Вовремя протянутая рука спасает жизнь и дает надежду»
— Но ведь не было лекарств, средств, зарплаты нечем было платить, а вы сохранили коллектив, и больница во всем этом хаосе для многих стала таким островком спасения.— В середине июля 2014‑го, когда закрылись банки, уехали налоговая, правоохранительные органы, прокуратура, милиция, исполкомы, все было брошено. Причем уезжая, они увозили с собой дела. И мне поступали звонки: мол, Надежда Ивановна, уезжайте, вы не представляете, что здесь будет… Но паники, страха в моей семье не было, с мужем мы оговорили ситуацию. Он сказал золотые слова: «Что будет с людьми, то будет и с нами. Никуда мы не уедем, остаемся и работаем». Приняли это решение сообща. Точно так же я собрала коллектив, обсудили: как дальше, что делать будем? Сохраняем больницу, остаемся, работаем? Обстрелы, не обстрелы — дежурим, спасаем людей. В общем, не эвакуировались, это общее решение коллектива.
Наступила экономическая блокада, Украина объявила. У нас заблокировали счета, действительно не за что было покупать ни медикаменты, ни продукты. Не было зарплат, но люди приходили на смену без опозданий и работали.
Вовремя пришла гуманитарная помощь. Первые, кто к нам пришел (почему мы и сохранились), это Свято-Елисаветинский минский монастырь. Его волонтеры были здесь рядом, в разрушенном Иверском монастыре, и им рассказали про больницу, про ее бедственное положение. И люди нам помогли. Низкий им поклон.
Приехали, удивились. Все разрушено, дороги нет, сваленные от прилетов деревья, везде воронки, выбитые окна, на улице валялась выброшенная ударной волной мебель. Картина не для слабонервных. А больница работает… Знаете, вовремя протянутая рука нередко спасает жизнь и дает надежду.
…Я вот сейчас думаю: те первые майские авианалеты были для того, чтобы, как в Одессе, Мариуполе, запугать народ, заставить нас сложить руки, смириться.
На территории больницы. След от прилета.Цель была такая — посеять страх. Но получилась совершенно обратная реакция: народ сплотился. И даже то, что уехали все правоохранительные органы, вся администрация, — не было никакого воровства, мародерства, криминала, этого не было.
После очередного обстрела, помню, наши выходили к пятиэтажкам посмотреть, есть ли раненые, помощь оказать, а жильцы этих домов выходили и гнали наших врачей обратно: «Уйдите в укрытие». То есть мы заботились о людях, а люди заботились о сотрудниках больницы. Если все это вспоминать… Горе нас объединило. Нужно было на адреналине выполнять то, чему нас научили в институте. И как-то вот хирурги наши (да, у них была военно-полевая кафедра, но они же не занимались военно-полевой хирургией в мирное время) быстро всё вспомнили. Не было у коллег паники, стенаний, никто никому руки не заламывал.
— Знаю, вы знакомы с первым главой республики Александром Захарченко.
— Да. И надо отдать ему должное. Так быстро (это настоящий подвиг!) он сумел возродить, построить государственный аппарат, систему подчиненностей. С чистого листа организовать правоохранительные органы именно республики, здравоохранение, образование, налоговую и банковскую службы. Заработал общественный транспорт.
Хотя все было брошено. И в отношении снабжения продуктами питания, медикаментами был кризис. И когда к нам приехали волонтеры из Беларуси, это как посланники, иначе не скажешь. У нас тогда из-за обстрелов вышло из строя около 100 батарей, мы бы в зиму не справились. Как без отопления больным, как оперировать, проводить исследования? Ну и белорусы купили нам батареи, радиаторы, а наши местные ребята бесплатно все это поставили. Больницу, выходит, снова сохранили. Раз есть тепло, значит, и жизнь есть. Да, были времена, когда исчезало электричество, не было воды…
Всякое было. Но, понимаете, русского человека не испугать. Он продолжает делать свое дело. Хирурги оперируют под обстрелом, и никто не считает, что совершает подвиг. Для них это обычная работа.
На таких людях страна держится. А стены, крышу и прочее потихонечку залатали. Даже население, ребята, подростки к нам приходили и помогали ремонтировать и раненых переносить. Мужество, оно ведь заразительно. Притягивает людей хорошее, благие дела.
Рядом с больницей — разбитые дома, торговый центр и продуктовый магазинчик.
Дети выстраивались с тарелками в очередь за супом, как в 1941‑м
— Помню, первый День медика был в республике, 2015 год. Собрание проходило в Центре славянской культуры. Зал был очень большой, много приглашенных, медсестры, врачи, фельдшеры, главврачи… Я была в числе награждаемых, поэтому находилась за кулисами. Захарченко приехал. Смотрю, ему на сцену вынесли трибуну, табурет. Думаю: зачем табурет за трибуной?Понятно стало, когда Захарченко вышел на костылях, он был ранен. Мне из-за кулис было хорошо видно, что вся рубашка со спины, по позвоночнику мокрая, хотя в зале достаточно прохладно и работали кондиционеры. То есть человеку очень больно, а он продолжал там стоять и говорить. Благодарил, слушал, награждал. Не перепоручил эту миссию заму, помощнику или министру — а сам, и это было важно для людей. Меня эта картина потрясла.
— Больница была еще и местом, где люди прятались от обстрелов, где могли поесть.
— Да, было и такое. В 2014 году люди, чьи дома разрушили, просто брали матрасы и приходили в больницу. «Можно, — спрашивали, — у вас побудем?» А где им было укрыться? Им некуда было пойти. Естественно, можно. И приходили мамы с маленькими детьми. Готовили им суп-кулеш, всех кормили. Дети… Это такая картина… Выстраивались с тарелками, с мисками в очередь за супом. Знаете, как в 1941‑м. Так это больно… Уже потом, когда обстрелов стало меньше, некоторые дети все равно боялись и не хотели выходить из подвала... Жили люди у нас и месяц, и три, сколько нужно, пока разобрались и смогли дать им комнаты в общежитии.
В подвале больницы — бомбоубежище. Спасло немало жизней.— Больницу пытались эвакуировать, но почему важно было ее сохранить именно здесь?
— А куда обращаться жителям? Мы нужны здесь. Время очень дорого. Важно же оказать помощь в первые часы, остановить кровотечение, провести противошоковые, реанимационные мероприятия. Иначе человека можно потерять. Таких ситуаций было много. И детей привозили, и женщин, и стариков. Помню, доставили людей, которых достали из-под завалов. Потом шестилетнего мальчика, рядом с ним разорвалась мина — и его накрыло землей, откапывали. Привезли, он перепуганный весь, контузия. А если бы нас рядом не было, если бы ушли? Нет, мы здесь нужны.
В окнах операционной — мешки с песком, здесь спасают людей— Ваши коллеги рассказали, что вы не вводили и не давали вводить платные услуги.
— Зарабатывать на горе людей — грех. Здесь живут матери, жены, дети тех, кто погиб, кто с первых дней защищал родной город и его окраины... Вы знаете, они не настолько обеспечены, чтобы платить за обследования и прочее. Медицина должна быть доступна и приближена к людям. Да, мы всегда бесплатно делали анализы, обследования, УЗИ, рентген… И хотя у нас работает единственный рентгенолог, она выдержала всю войну. Другие сбежали, а она нет. Я считаю, что жители нашего микрорайона достойны лучшего медицинского обслуживания. Им должна быть доступна и томография, и маммография, и флюорография, все виды обследований должны быть доступны для жителей этого многострадального поселка.
…Тут любую семью возьмите — столько горя. Сколько пришлось пережить. Сколько мы всего видели, сколько людских страданий… Один лишь случай расскажу.
В 2014 году из Песок привезли целую бортовую машину с телами мальчишек. Они насмотрелись на киевский Майдан и решили с голыми руками организовать блокпост. Хотели остановить танки. Думали, что по ним, безоружным детям, стрелять не будут. А их, ехали со стороны Украины, из танков расстреляли… Этих мальчишек забросили в машину и привезли к нам. А по бортам машины — кровь. Понимаете? И вот это все видеть. А потом начали приезжать родители этих детей…Тогда в больнице был день траура. Это страшные картины, которые вот так всплывают в памяти. Хотелось бы все это оставить в прошлом. Хочется, чтобы наш поселок процветал. Мы тоже хотим детских и спортивных площадок, современное оборудование, парковую зону, чтобы на нашу окраину ходили новые автобусы, троллейбусы…
Хирург Максим Чегодаев прекрасно знает, каково это, оперировать под обстрелами.— Вы говорили про медицину — качественную и доступную — для людей. Знаете, вы буквально повторили слова Александра Лукашенко, когда он общается с нашими управленцами.
— Берегите своего Президента. Вот если бы вместо Януковича был Лукашенко, не было бы трагедии в Украине. На то президент и лидер, он должен быть таким, как наши Лукашенко и Путин, — решительным, действующим, отстаивающим интересы народа. Иначе какой смысл быть руководителем, если всего бояться? Если бегать, советоваться, как Янукович… Там все управлялось и управляется понятно кем.
…Никто из наших врачей не ищет легких путей. Они всегда там, где горе и нужна помощь. Нужно быть готовым ее оказать. Не думая, устал ты, есть ли у тебя время, — нужно делать то, что умеешь.
P.S. Несколько месяцев Надежда Чегодаева уже на заслуженном отдыхе.
Сотрудница больницы показала дыры в медприборе — тоже следы от прилетов.gladkaya@sb.by
t.me/lgbelarussegodnya