Ольга ДИТЛОВА.Сквозь призму объектива
— Даже спустя 60 лет после войны папа говорил, что она для него была как будто вчера, — вспоминает единственная дочь фотографа Ольга Дитлова, перебирая снимки отца. — Когда он ступил на землю Беларуси и сделал снимок «Небо и проволока», то подумал: «Боже мой, все опутано ржавой колючей проволокой, как будто страна превратилась в один большой концлагерь». Он рассказывал, что здесь, на улицах Минска, были руины, что рядом с Домом офицеров на фонаре висела надпись «Мины».
Военный корреспондент фотохроники ТАСС Александр Дитлов возле Рейхсканцелярии. Май, 1945 г. Разрушенный город потряс Дитлова: от Минска осталось всего ничего — чуть-чуть Немиги, уцелели оперный театр, Дом офицеров… Он вспоминал, что люди вылезали из каких-то полуподвалов и трущоб, чтобы поприветствовать освободителей. Всюду — груды покореженного бетона и одинокие стены, которые раньше были домами. Вокруг Академии наук — колючая проволока. «Не город, а территория ночного кошмара — в нем было больно дышать», — говорил фотограф.
«Небо и проволока». 1944 год. Академия наук.Концлагеря не попали в объектив Дитлова. Когда освобождали Озаричи, он не брал фотоаппарат — снимать несчастных изможденных людей было очень тяжело. Зато Александр Сергеевич успел сделать карточку, на которую невозможно взглянуть без мурашек. Старик с поседевшей бородой и потухшими от слез глазами смотрит на меня со снимка, во взгляде читаются страдания и боль. Его звали Владимир Михайлович Мартынов.
Саперам приходилось обезвреживать заминированные здания. Таким увидел Дом офицеров Александр ДИТЛОВ.
— Папа спросил: «Откуда идешь, дед?» А он в ответ: «Я не дед». Ему было 29 лет. Когда Дитлов узнал, что этот парень родился в деревне Узники, обомлел — как будто на роду было написано этому человеку страдать…
Из сотен фотокарточек Ольга Александровна особенно трепетно относится к снимку 1944 года, именуемому «Посевная».
— Каждый раз, когда смотрела на этого бедного коня, ревела. Папа даже узнал, что его зовут Частик. Наверное, это была его последняя посевная, — описывает она на снимке исхудавшее животное, запряженное в телегу. — После освобождения солдаты не отдыхали, а занимались работой на земле: помогали оставшимся без кормильцев женщинам пахать поля и сеять хлеб. Они не бравировали своими заслугами, оставались простыми людьми до конца.
Среди множества снимков попадается фотография Дитлова, на которой он запечатлел последнего встретившегося ему немца: ослабленного, сонного, лежащего возле своего велосипеда без шин.
— Папа рассказывал, когда немец открыл глаза — обомлел: стоит перед ним советский офицер с пистолетом на боку. В принципе, он мог немца застрелить… Они смотрели друг на друга пару минут, у этого молодого парня был такой загнанный взгляд. Отец подумал, что жертв уже хватит. Сфотографировал его, и они разошлись навсегда. Так первым немецким солдатом, с которым он встретился на войне, стал Ганс Бейер, а последним — этот безымянный, которого он не взял в плен.
Чудом уцелевшее здание оперного театра.Ольга Дитлова, вспоминая о подвигах отца, гордится его мужеством и крепким внутренним стержнем, который было не сломать.
— Он не занимался архивами и не делал карьеру на рассказах о войне. Он жил дальше, особенно не посвящая меня в подробности того, что видел в те годы. Папа, пока был жив, мог узнать, что стало с Владимиром Мартыновым, побывать в тех местах… Но не хотел. Не хотел расставаться с историей. Говорил: «Если я узнаю, пойму, что все закончилось. А так, все со мной. Настоящая ценность фотографии в том, что она идет вслед за человеком. Это память, летопись». И папе было важно, что он для этой летописи кое-что сделал.
Партизаны многое сделали для освобождения Минска. На заднем плане — выстоявшее при бомбежках здание Дома Правительства.glushko@sb.by
Фото Александра ДИТЛОВА
