Деревня Шкленниково была дотла сожжена нацистскими преступниками. О трагедии вспоминают очевидец и земляки

Деревня Шкленниково в годы оккупации дотла сожжена фашистами. На Мядельщине вскрыты и новые, ранее неизвестные факты геноцида

Деревня Шкленниково извилистой улицей, утонувшей в зелени, с двух сторон упирается в лес. В центре прямо на въезде с большака скромный обелиск с металлическим крестом и высеченными на камне 15 фамилиями — память и скорбь односельчан, ныне живущих здесь и покинувших отчий дом. Память о трагедии 27 сентября 1943 года, когда деревню с ее жителями сожгли, память о зверствах нацистов живет в каждом сердце, родовыми нитями соединенным с этой деревушкой.

На начало войны там было 45 хат. Жили дружно, справляли свадьбы, рожали детей, пахали землю и сеяли хлеб. Среди леса небольшими нивами колосилось жито. Но с огнем и своим порядком пришли новые хозяева и стали считать местных неполноценными людьми, а панская плетка сменилась дулом автомата. В каждую хату ворвалась беда.

Время неумолимо, в живых лишь один свидетель жуткой расправы над мирным населением той осенью — Мария Алексеевна Купревич. Слова «геноцид» она, пожалуй, не знает, зато ощутила на себе изощренную форму массового насилия:

— Яшчэ крэпкіх старыкоў сабралі ў хлеве. Мы і не думалі, што іх будуць паліць. Ці стралялі іх, ці згарэлі яны, не ведаю. Мы, маладыя, усе паўцякалі ў лес. Як смурод ад спаленых цел разляцеўся па ваколіцы, шмат матацыклетаў адзін за адным прагрымелі па лясной дарозе. Мы са сваіх хованак бачылі іх. Напэўна, яны шукалі тых, хто збег. Вяртацца страшна: сядзелі ў лесе, у балоце, а потым пайшлі ў Сівыя. А там партызаны. Яны клаліся спаць на палу, а мы нейкія ложкі з паркана зрабілі. Мне той блакадай пачынаўся толькі сямнаццаты гадок…

Единственный оставшийся в живых свидетель трагедии в Шкленниково Мария Алексеевна Купревич с правнуком Ваней и журналисткой БелТА Алиной Гришкевич.

В тот день нацистские изверги сожгли родную бабушку Марии Алексеевны Магдалену Малько и тетю Кристину, еще не очень старую, лет под шестьдесят. Она думала, что спасется, и спряталась под печкой — так и сгорела заживо. Одному брату Марии удалось скрыться, потом воевал в партизанах, второго угнали в Германию.

Очевидцы вспоминали, что каратели, нагрянув накануне, вначале согнали мужчин, женщин, детей в дом Романа Мисуны и запретили выходить. Утром 27 сентября фашисты отобрали старых, больных, инвалидов. Молодых и сильных присоединили к колонне, направляемой в Германию. Затем стариков и калек, отправив по домам и сараям по несколько человек, расстреляли автоматными очередями, а раненых добили из пистолетов.

Но и убежавшим хватило скитаний, страху, голода и болезней.

— Калі вярнуліся, вакол пуста, стаяць адны платы і куры ходзяць, шукаючы своё седала, — продолжает Мария Алексеевна. — Мы босыя, не ведаю, адкуль і адзежу бралі. Есці хочацца, аж кішкі заварочваюцца. Мая мама як палётала па балоце, захварэла моцна і рана памерла. А маладых з лесу, дзе каго ўлавілі, пахапалі на Германію. Вясковая жанчына з дачкой спяшаліся ў Сівыя, дзе іх бацька кароў пасвіў, дык яе з дзяўчом застрэлілі ў полі.

Вернувшиеся на пепелище собрали останки и похоронили на въезде в деревню. На скромном обелиске 15 фамилий, но местные утверждают, что в огне погибло гораздо больше.

Та карательная экспедиция проходила под кодовым названием «Фриц» (Fritz). Активными действиями партизаны Мядельщины в 1943 году отвоевали у врага основную часть района, создали партизанскую зону, в которую не входили только Свирь и Кривичи, самые крайние точки. Несмотря на неоднократные экспедиции карателей, зона удерживала свои границы вплоть до прихода Красной армии. В масштабной карательной операции «Фриц» в сентябре 1943-го участвовала 70-тысячная немецкая группировка, окружившая несколько районов Вилейской области. Силы были неравны, партизаны решили не принимать бой и, разделившись на небольшие группы, отошли на север. Нелюди со свастикой на ремнях обрушили свой гнев на мирное население. За то, что не скорились, помогали партизанам. Несколько деревень Сватковского сельсовета были буквально стерты с лица земли. Часть местных жителей расстреляли или сожгли, многих вывезли на принудительные работы в Германию. Вой­на оставила след буквально в каждой семье.

Отец уроженки Шкленниково Елены Санторович Николай Чернявский партизанил с Пет­ром Мироновичем Машеровым, который в этих местах был ранен. Люди в Паморовщине его скрывали и лечили. После он ушел на фронт под Кенигсберг. При взятии этого бастиона полегло и покалечено немало мядельцев. Николай Яковлевич — инвалид войны II группы — жил с осколками в легких и рано умер. Отца Алины Обуховой Эдмунда Степановича Глинского забрали в Германию после того, как сожгли Шкленниково. Он с четырьмя товарищами спрыгнул с поезда под Вилейкой и подался в партизаны, после освобождения Беларуси ушел на фронт. Тоже был ранен под Кенигсбергом и в госпитале встретился с земляком Николаем Чернявским, отцом Елены Санторович. Оба возвращались на пепелище, чтобы отстроить родную деревню. Государство бесплатно выделяло на дома лес. Но долгое время шкленниковцы ютились в землянках.

Отец мужа Ларисы Пищ остался сиротой в десятидневном возрасте: когда на погост несли мать, умершую от тяжелых родов, пришла похоронка на отца.

Пожалуй, у каждой семьи сгоревшей деревни трагическая судьба. Бывший руководитель агрофирмы «Заря», местного хозяйства с землями нынешнего ОАО «Сватки», Петр Давыдович Чернявский на пенсии занялся краеведением — хочет оставить потомкам историю Шкленниково.

— Вся деревня на пожарище выкопала землянки. Вот с этого дома, — показывает Петр Давыдович на рядом стоящий с его родительским, — хозяина забрали на войну, осталось трое деток. Когда наш батька вернулся с фронта, мама побежала в соседнюю землянку звать старшего брата, игравшего там с мальчиками. Пришла, а они сидят и плачут, что папки больше нет. В тот же день, когда мы радовались, соседка получила похоронку на мужа. Так и вырастила троих сыновей одна.

— Долго скитались по чужим углам и мои родители. Пошли было в Шиковичи, но и там сожгли дома, тогда перешли в Азарки, где приютили дальние родственники. Их самих человек десять в хате. Что ж надоедать людям, которые и так живут в тесноте? Выкопали в родной деревне землянку и начали строиться. Первый срубленный дом отец продал за шесть мешков жита, чтобы прокормить семью.

О деревне довоенных времен напоминает только липа недалеко от былого дома Адама Степановича Гришкевича, прадедушки нашей коллеги из БЕЛТА Алины Гришкевич. Традиция в день гибели земляков собираться у памятника сожженным родилась по ее инициативе. В свой приезд на родину отца, в Шкленниково, где много лет хотела побывать, она решила: каждый год будет здесь с земляками отдавать дань памяти людям, не побоявшимся противостоять врагам. Благодаря поддержке Мядельского райисполкома традиция живет вот уже несколько лет.

— Прадеда привели к зданию школы напротив его дома. Убежать он не смог, его прошили автоматной очередью, а потом положили на дрова и сожгли, — узнала страшные подробности Алина Тадеушевна. — Дед Володя и бабка Фэлька с сыном Тадиком, моим отцом, приютились тогда у родственников в Ольсевичах. Приняли их как самых близких людей, и, хотя дом был небольшой, всем места хватило. Жили так года три, пока дед и бабушка новый дом не отстроили на том же месте, на окраине Шкленниково. Потом всегда вспоминали гостеприимство и доброту родных.

Это трагические страницы истории только одной деревни. Всего, как установила прокуратура района по архивным документам, разрушено полностью или частично, сожжено их 87. Раньше называлась цифра 68. Геноцид, творимый фашистскими молодчиками, берет начало с первых дней оккупации, рассказал о новых вскрытых фактах уничтожения местных жителей прокурор района Виталий Афанасенко:

— В августе сорок первого, когда еще не было СС, карательных отрядов, военные, заехав в деревню Нивки, где компактно проживали евреи, собрали их и половину расстреляли. Оставшимся сказали захоронить тела. А через некоторое время приехали снова и зверски добили всех. А мужчин-односельчан заставили собрать трупы и на телегах отвезти в лес, выкопать яму и схоронить. Показал могилы местный житель Владимир Юревич. Об этом узнал от своей бабушки, когда ходил с ней за грибами в детстве. Место запомнил. При проведении в 2021 году раскопок поисковым батальоном обнаружены и извлечены останки как минимум 50 человек, в том числе не менее 18 женщин, 20 детей. Если бы не показания Владимира Юревича, про этот случай никто бы и не вспомнил, не увековечил память безвинно убитых. На Мядельщине изверги уничтожили около сотни деревень, расстреляли, сожгли, повесили не менее 4 тысяч мирных жителей, из них примерно 550 детей, угнали в рабство около 3,5 тысячи человек. Убийцы, будучи уверенными в собственной безнаказанности, с самого начала стали методично уничтожать мирное и безоружное население. Не щадили никого — ни женщин, ни детей. Это раскрывает истинное лицо нацизма. И именно потому важно сохранить память о страшных событиях того времени. В том числе с этой целью Генеральным прокурором Республики Беларусь в апреле 2021 года возбуждено уголовное дело о геноциде белорусского народа в годы Великой Отечественной войны.

Прокуратурой в Молодечненском зональном архиве найден и список начальников жандармерии, под руководством которых совершались злодеяния на Мядельщине. Это немцы Краузе, Кайль и Захер. Какова их дальнейшая судьба? Местным жителям неизвестно, но они верят, что их настигло возмездие.

klimovich@sb.by