Кризис недоверия: обострение на политическом поле снижает эффективность мировой экономики
16.11.2024 09:30:00
Олег КАРПОВИЧ
Владимир ВОЛЧКОВ
История учит только тому, что человечество ничему не учится. И ладно еще, когда негативные уроки скрываются за толщиной столетий или хотя бы десятилетий. Можно еще допустить, что не все внимательно изучают события прошлого, их последствия и причинно-следственную связь с современностью. Тем более что история — наука многострадальная. Ее бесконечное количество раз переписывали на протяжении существования этой науки. Поэтому очистить истинные события прошлого от последующих наслоений искажений и интерпретаций не всегда под силу даже научным корифеям. И даже образованные и интеллектуалы могут вводиться в заблуждения. Но поразительно другое: за кадром остаются даже ошибки совершенно недалекого прошлого, которые все мы наблюдали и переживали. Независимо от своей политической и теоретической окраски гуру экономики и исследователи утверждают: мировая экономика либо уже находится в кризисе, либо стремительно в него заваливается. Сложные времена не вызывают ни у кого сомнения. Мнения расходятся только в глубине проблем и их продолжительности. На мой взгляд, в значительной степени причины и корни современных катаклизмов (по крайней мере, потенциальных) кроются не столько в экономическом кризисе, сколько в кризисе доверия. Такое уже было относительно недавно, во время мирового финансового кризиса в конце позапрошлого десятилетия. Тогда планетарное цунами разразилось не из-за банкротства нескольких крупных американских банков, а в силу разных недобросовестных действий, которые себе позволили их руководители, а американские регуляторы не смогли эффективно противодействовать законному мошенничеству.
рисунок олега карповича
Несколько условно, но спусковым крючком для мирового финансового кризиса считается банкротство Lehman Brothers. Этот ипотечный банк, несомненно, был одним из крупнейших в мире, ворочал миллиардами долларов. Однако даже крах такого гиганта по большому счету не являлся какой-то фундаментальной проблемой. В американской финансовой системе вращаются триллионы долларов. И убыток в несколько миллиардов или даже десятков миллиардов — неприятность, но не более того. Громкие падения крупных корпораций случались и ранее. Но они не становились катастрофическими. Почему же произошел всеобщий обвал из-за Lehman Brothers? Дело-то было не в том, что крупный банк обанкротился, а в том, что он пошел ко дну, имея на руках весь набор положительных заключений от аудиторов и рейтинговых агентств: банк находится в прекрасной финансовой форме. И это спровоцировало кризис доверия.
Именно недоверие к финансовой системе стало катализатором дальнейших драматичных последствий. Настолько мощных и глубоких, что их отголоски проявляются до сих пор. Полноценное доверие к глобальным финансово-экономическим институтам так и не было восстановлено. Впрочем, как и к национальным. Да, американские регуляторы провели ревизию контрольных инструментов, усовершенствовали методологии оценки устойчивости компаний. Но безусловное доверие так и не вернулось. Может показаться, что это чисто психологическая категория. Но она обладает очень значительным, фундаментальным влиянием на экономику. И наличие или отсутствие убеждения в добросовестности партнеров и их институтов способны как повысить эффективность системы на десятки процентных пунктов, так настолько же и снизить ее. Факт, который глубоко исследован, обоснован и доказан. Кстати, западными же институциональными экономистами.
Пожалуй, одним из достижений глобализма являлось перманентно повышающееся доверие между участниками мирового рынка. Оно подверглось жестокому разрушению во время финансово-экономического кризиса, после которого окончательно так и не смогло восстановиться. А эпидемия ковида разрушила его почти до основания. Вдруг оказалось, что мир не является никаким глобальным. И хотя экономика всех без исключения регионов взаимозависима, это не мешает каждой стране проводить свою политику. Причем в значительном количестве случаев без оглядки на партнеров и их интересы. Вирус отступил, но каждый продолжал и по большому счету продолжает играть по своим правилам. А государства, которые являлись вроде бы гарантом глобальной стабильности, первыми показали пример. Когда в 1970-х мир перешел на Ямайскую валютную систему, а национальные денежные единицы окончательно превратились в товар, цена которого определяется исключительно спросом и предложением, без всяких жестких привязок к чему бы то ни было, то предполагалось, что страны — эмитенты ключевых резервных валют — будут вести себя ответственно в части сохранения покупательской способности своих денежных единиц. Мягко говоря, чрезмерно мягкая финансовая политика на фоне разрастающейся инфляции в период пандемии окончательно погребла доверие в мировой экономике. Обострение политической ситуации только добавило дополнительной остроты, как и санкции.
В результате сегодня все контрагенты в большинстве своем относятся друг к другу с предубеждениями. Комплаенсы, все более длительные и подробные, становятся символом нашего времени. Контрагентов из других стран изучают со всех сторон и по множеству параметров. И система все больше усложняется. Мировая торговля вроде бы не просела. Но она потеряла свою прозрачность. А это влечет за собой повышенные транзакционные издержки. К сожалению, этот фактор становится ключевым в развитии и мировой, и национальных экономик. Проблема-то не только в переформатировании глобального мира. Сложность, на мой взгляд, заключается в том, что даже контуры неких правил игры не просматриваются. Существует несколько рамок, существенно отличающихся в зависимости от региона. Очевидно, что они разнятся, ибо понятие о справедливости в глобальном разрезе субъективно в США, Китае, Европе или Беларуси. Но эти различия до конца не оформлены и остаются размытыми.
И даже конечная суть санкций и экономического противостояния до конца неочевидна и непонятна. В каждой столице озвучивают свое видение проблем. Но далеко не всегда оно выглядит искренним. С одной стороны, Вашингтон стремится к ослаблению Китая. И эту идею совершенно в открытую транслирует. Но с другой — чувствуется значительная доля лукавства.
volchkov@sb.by
рисунок олега карповичаНесколько условно, но спусковым крючком для мирового финансового кризиса считается банкротство Lehman Brothers. Этот ипотечный банк, несомненно, был одним из крупнейших в мире, ворочал миллиардами долларов. Однако даже крах такого гиганта по большому счету не являлся какой-то фундаментальной проблемой. В американской финансовой системе вращаются триллионы долларов. И убыток в несколько миллиардов или даже десятков миллиардов — неприятность, но не более того. Громкие падения крупных корпораций случались и ранее. Но они не становились катастрофическими. Почему же произошел всеобщий обвал из-за Lehman Brothers? Дело-то было не в том, что крупный банк обанкротился, а в том, что он пошел ко дну, имея на руках весь набор положительных заключений от аудиторов и рейтинговых агентств: банк находится в прекрасной финансовой форме. И это спровоцировало кризис доверия.
Именно недоверие к финансовой системе стало катализатором дальнейших драматичных последствий. Настолько мощных и глубоких, что их отголоски проявляются до сих пор. Полноценное доверие к глобальным финансово-экономическим институтам так и не было восстановлено. Впрочем, как и к национальным. Да, американские регуляторы провели ревизию контрольных инструментов, усовершенствовали методологии оценки устойчивости компаний. Но безусловное доверие так и не вернулось. Может показаться, что это чисто психологическая категория. Но она обладает очень значительным, фундаментальным влиянием на экономику. И наличие или отсутствие убеждения в добросовестности партнеров и их институтов способны как повысить эффективность системы на десятки процентных пунктов, так настолько же и снизить ее. Факт, который глубоко исследован, обоснован и доказан. Кстати, западными же институциональными экономистами.
Пожалуй, одним из достижений глобализма являлось перманентно повышающееся доверие между участниками мирового рынка. Оно подверглось жестокому разрушению во время финансово-экономического кризиса, после которого окончательно так и не смогло восстановиться. А эпидемия ковида разрушила его почти до основания. Вдруг оказалось, что мир не является никаким глобальным. И хотя экономика всех без исключения регионов взаимозависима, это не мешает каждой стране проводить свою политику. Причем в значительном количестве случаев без оглядки на партнеров и их интересы. Вирус отступил, но каждый продолжал и по большому счету продолжает играть по своим правилам. А государства, которые являлись вроде бы гарантом глобальной стабильности, первыми показали пример. Когда в 1970-х мир перешел на Ямайскую валютную систему, а национальные денежные единицы окончательно превратились в товар, цена которого определяется исключительно спросом и предложением, без всяких жестких привязок к чему бы то ни было, то предполагалось, что страны — эмитенты ключевых резервных валют — будут вести себя ответственно в части сохранения покупательской способности своих денежных единиц. Мягко говоря, чрезмерно мягкая финансовая политика на фоне разрастающейся инфляции в период пандемии окончательно погребла доверие в мировой экономике. Обострение политической ситуации только добавило дополнительной остроты, как и санкции.
В результате сегодня все контрагенты в большинстве своем относятся друг к другу с предубеждениями. Комплаенсы, все более длительные и подробные, становятся символом нашего времени. Контрагентов из других стран изучают со всех сторон и по множеству параметров. И система все больше усложняется. Мировая торговля вроде бы не просела. Но она потеряла свою прозрачность. А это влечет за собой повышенные транзакционные издержки. К сожалению, этот фактор становится ключевым в развитии и мировой, и национальных экономик. Проблема-то не только в переформатировании глобального мира. Сложность, на мой взгляд, заключается в том, что даже контуры неких правил игры не просматриваются. Существует несколько рамок, существенно отличающихся в зависимости от региона. Очевидно, что они разнятся, ибо понятие о справедливости в глобальном разрезе субъективно в США, Китае, Европе или Беларуси. Но эти различия до конца не оформлены и остаются размытыми.
И даже конечная суть санкций и экономического противостояния до конца неочевидна и непонятна. В каждой столице озвучивают свое видение проблем. Но далеко не всегда оно выглядит искренним. С одной стороны, Вашингтон стремится к ослаблению Китая. И эту идею совершенно в открытую транслирует. Но с другой — чувствуется значительная доля лукавства.
Штаты опасаются роста Китая, но еще больше, пожалуй, боятся краха этой азиатской экономики, которая под своими обломками может похоронить всю мировую. Так в чем тогда истинный смысл экономического противостояния? И какие его цели? Широкой публике ответы на эти вопросы не известны. Как и многие другие опции, которые случаются и происходят. Это порождает множество подозрений и опасений.В итоге кризис доверия разрастается. И это серьезный вызов. Его можно не замечать. Но он уже значительно влияет на экономические процессы.
volchkov@sb.by