Мысли на холсте
21.10.2010
С Литвиновой работают известные западные галереи. Она заслуженный деятель искусств БССР, награждена французским орденом «За заслуги в искусстве и литературе». Монументальные произведения Литвиновой, многие из которых выполнены в соавторстве со Светланой Катковой, украшают не только архитектурные объекты Беларуси.
В 1995 г. в Австрии, в небольшом городке Хапфагартанс, белорусская художница расписала церковь Святой Марии.
Она трудоголик. Работает быстро и продуктивно. Иногда за один день делает несколько картин. Блестящий рисовальщик.
Принято считать, что художник все слышит, видит, понимает, но только сказать не может. Конечно же, это не так. Чем крупнее художник, тем точнее и ярче он формулирует свои мысли...
Дом художницы украшают картины, гобелены, акварели. Я остановился перед рисунком, на котором изображены две девушки, две подруги: Светлана Каткова и Зоя Литвинова...
— А почему нарушились, как такое произошло?
— Постепенно начала теряться школа, та, на которой все держалось. Пришел беспорядок. И это не только в изобразительном искусстве. Это и в музыке, и в книгах... Что мы читаем, что публикуют? Но удивляет другое. На Западе школа в изобразительном искусстве утеряна давно, но при этом Запад диктует нам свою моду. В последние годы происходит отказ от станковой живописи. То есть от привычной картины. Сейчас делаются проекты. А что такое
— Чем ценна традиционная живопись на холсте?
— Не я придумала, что из всех искусств самым сложным является живопись. Это сказал Леонардо да Винчи. Чтобы найти свой язык, отношение к цвету и форме, выразить свою индивидуальность, обрести и почувствовать, и воплотить
А трудиться сейчас не хотят.
— Картина, живопись на холсте будет существовать?
— Да. Человек же не меняется. Он имеет свои задачи в жизни. Ему интересно познать и себя, и мир. Все, что связано с серьезным творчеством, будет существовать. Оно не может исчезнуть.
— Зоя, вы много видели, долго работали за рубежом. В каком состоянии находится наше изобразительное искусство?
— Я считаю, что наше искусство, может быть, самое интересное на постсоветском пространстве. У нас есть хорошие художники. Часть из них уехала. Но я уверена, что они все равно остаются белорусскими художниками. И там они
— А наша школа уходит, разрушается?
— Идет процесс разрушения. Но у нас еще многие что–то умеют делать, а на Западе, даже после Венской академии, молодые люди мало чем могут похвалиться. Я прошла как–то по мастерским от первого до пятого курса и разницы в профессиональном уровне студентов не заметила. Сидят, напившись пива, и сыплют песочек на клей. Раз в месяц приходит профессор, но и он не очень далеко от своих студентов ушел.
На мой взгляд, педагог должен быть добрым человеком и любить детей, ведь студенты, по существу, — дети. В мое время такие педагоги были. С четкой позицией в искусстве, с мастерством и к тому же умели очень интересно говорить. Они могли разобрать студенческую работу и проанализировать ее.
Например, Александр Кищенко. Он сам работал до изнеможения и самостоятельно во многом разобрался. Однажды мы заспорили с ним о Врубеле. Мы со Светой Катковой считали, да и теперь считаем, что Врубель — один из самых лучших русских художников. Кищенко же рассказывал о Пикассо... Чтобы нас переубедить и доказать свою правоту, преподаватель завел нас в подвал. Взял огромный лист бумаги, простой карандаш и стал рисовать. Поставил меня, а Света осталась у него за спиной и смотрела. На такой поступок надо решиться, я таких смелых художников, если честно, то и не знаю. Он рисовал часа полтора, а потом разрешил и мне посмотреть. Я ахнула и сказала: «Саша, ты Бог!» Мы стали друзьями, единомышленниками и перешли на «ты». Я поверила ему. Ведь это здорово, когда преподаватель может не только рассказать, но показать на собственном примере. Жаль, рисунок не сохранился...
Как ни удивительно, меня хоть и ругали много, тройки–двойки ставили, но из института не выгнали. Видели, что я много работаю, и жалели. Даже стипендию давали.
Не хочу показаться пафосной, но педагог должен быть авторитетом и большим художником. Ведь лучшее доказательство слов — личное творчество.
— Зоя, а почему вы, с вашим опытом и знаниями, не идете преподавать?
— Во–первых, меня не приглашают. Если бы мне дали возможность набрать свой курс, позволили самостоятельно ставить задачи — тогда другое дело. Но тратить время на лишнюю писанину — это не мое. Ко мне приходили несколько человек заниматься, все поступили в академию.
Искусство должно быть серьезным и, не побоюсь сказать слово, ставшее сегодня почти ругательным, духовным. Оно должно помогать человеку жить, а не унижать его.
Но если честно, то мне самой трудно определить, что сейчас хорошо в современном искусстве, а что плохо.
— А как вы, приходя на выставку, определяете качество той или иной работы?
— Объяснить сложно. Здесь и вкус, и опыт. А если говорить об авангардных вещах, то многие из таких работ поначалу вызывают даже отторжение. Но потом привыкаешь и начинаешь понимать.
Раньше, чтобы попасть на выставку, работа должна была пройти отбор. Сейчас же несут все. Критериев–то нет! А молодым художникам, так им вообще очень сложно разобраться. Они не хотят поверить, что живопись требует необыкновенного и многолетнего труда, чтобы в ней хоть что–то понять, чтобы научиться делать...
После серьезных разговоров «за искусство» вспомнили о Сергее Петровиче Каткове. Литвинову словно подменили. Из строгой и беспристрастной европейской дамы она вдруг стала лиричной, ироничной, озорной. Принялась показывать в лицах, как выпившие Сергей Петрович Катков и Александр Кищенко гонялись за собакой, чтобы обнять, пожалеть, погладить, а песик не давался в руки и удирал.
Зоя в эти минуты стала такой, как на большом рисунке Кищенко, где быстро, уверенно и похоже изображены две молодые девушки–художницы, которые верят, что все у них получится.