Как жили, о чем мечтали и с чем боролись жители приграничных земель в Западной Беларуси
19.09.2024 07:56:00
Татьяна БЕЛЕЦКАЯ
18 лет сельчане разделенного Клецкого района стремились к единой Беларуси, активно боролись за это
Анна Байрашевская.
— При Польше на наших землях не было ни одного государственного медицинского учреждения. Все лечение проводили частные медработники за немалые деньги (для сравнения: зарплату паны платили 1 — 2 злотых, а все стоило в десятки раз дороже). В Клецке существовало учреждение под названием «Каса хворых» — своего рода поликлиника, где велся амбулаторный прием. Естественно, за деньги, для работяг неподъемные. Хирургические операции можно было провести только в Несвиже. Единственное, что врач мог сделать бесплатно, — это прививки от оспы.
Здоровье белорусов, из которых польские помещики сделали рабов, явно не интересовало. Образование для них тоже было маловажно: зачем книжки читать, если нужно бесплатно батрачить 24 на 7? Но даже в этих условиях клетчане смогли открыть белорусскоязычную гимназию, которая проработала целых восемь лет. Анна Байрашевская подчеркивает: учреждение образования стало культурно-просветительским центром Минщины.
— Все обучение велось на белорусском языке, — отмечает научный сотрудник. — Учебников не хватало, так что некоторые из них педагоги специально переводили с польского. Клецкая белорусская гимназия стала для всех родным островком, надеждой на скорое воссоединение с восточной частью страны.
Педагогическое сообщество и молодежь старались приблизить этот момент. Так, в гимназии смогли организовать ячейку Компартии Западной Белоруссии. Один из учеников Александр Шидловский вспоминал: «Мы былі больш беларусамі, чым камуністамі. Камуністычныя ідэі атаясамліваліся з беларусчынай. Спадзяваліся праз іх збудаваць свой беларускі дом: у 20‑я гады ў БССР пайшла беларусізацыя, адкрыўся універсітэт, акадэмія, і гэта прыцягвала народ Заходняй Беларусі».
Одна из центральных улиц Клецка в 1931 году.
— Активисты пытались доставлять литературу с советских земель, — отмечает он. — Кроме того, даже умудрялись ставить спектакли белорусских авторов, учили с молодежью патриотические песни, раскидывали листовки и карикатуры против «панскага гнёту».
Прямых доказательств революционной работы Романчука у польских властей не было. Поэтому они решили, что можно арестовывать людей для профилактики. Перед майскими или октябрьскими праздниками, например. В 1938‑м, только освободившись из польских тюрем в Вилейке и Барановичах, залешанского освободителя бросили в самый страшный концлагерь тех времен — Березу Картузскую. Его воспоминания, к сожалению, не сохранились, но ситуацию описал один из учеников Клецкой белорусской гимназии Владимир Гиль:
— Ходить шагом запрещалось, только бегом.
Станислав Ваупшасов спустя время напишет в своих мемуарах: «Много позже боя в Столбцах я узнал еще одну самую важную подробность: оказывается, нашей операцией издалека руководил один из видных партийных деятелей, член бюро ЦК Коммунистической партии Западной Белоруссии Адам Семенович Качоровский (Славинский). Он ее задумал, пристально следил за ее подготовкой, а потом вместе с нами радовался успеху, поздравлял с освобождением товарищей». Командиру отряда посчастливилось встретиться с единомышленником, который одной фразой подводит итог:
— Знаешь, Станислав, — говорил он, — сперва мужики настороженно, с недоверием относились ко мне. Но тут стали возвращаться польские помещики и под угрозой немецких штыков начали отбирать у крестьян свою собственность, экспроприированную в ходе Октябрьской революции. Настроение в деревне резко переменилось, и партийная работа пошла на лад. Сама жизнь показала крестьянам вопиющий контраст между советской властью и помещичьим гнетом!
Слухи про освободительный поход Красной армии 17 сентября 1939‑го разносились молниеносно, рассказывает Анна Байрашевская:
— Клетчане рассказывали радостную новость сельчанам, и те встречали в праздничных костюмах. Обнимались с солдатами, пели песни. В общем, как родные люди. А вечером в честь такого события на площади стали показывать золотую коллекцию советского кино. Представляете, какое это счастье для народа!..
beleckaya@sb.by
Фото автора и музея
Отсутствие бесплатной медицины, образования, запрет на родной язык и разделение границей с соседями-сельчанами сейчас нам, современным белорусам, кажется невозможным, но менее столетия назад это было реальностью. Даже после Октябрьской революции нашим предкам, к сожалению, пришлось узнать, что такое несправедливый панский гнет, борьба за независимость и желание «людьми зваться». Рижский мирный договор поделил тогдашний Клецкий район (сейчас Клецкий и Копыльский) на две части так, что сельчане из Старых Мокран, Хорополя оказались под Польшей, Новых Мокран, Лазовичей — под советской властью. Разлученные на 18 лет люди попали в разные условия, но никогда не теряли надежды на воссоединение, поэтому и боролись с бесправием, жертвуя здоровьем и жизнями.
Анна Байрашевская.
Вместо больницы — «Каса хворых»
Чтобы понять уровень жизни приграничной зоны, да и в целом отношение польской власти к людям, достаточно одной фразы, рассказанной нам научным сотрудником ГУ «Музей истории Клетчины» Анной Байрашевской:— При Польше на наших землях не было ни одного государственного медицинского учреждения. Все лечение проводили частные медработники за немалые деньги (для сравнения: зарплату паны платили 1 — 2 злотых, а все стоило в десятки раз дороже). В Клецке существовало учреждение под названием «Каса хворых» — своего рода поликлиника, где велся амбулаторный прием. Естественно, за деньги, для работяг неподъемные. Хирургические операции можно было провести только в Несвиже. Единственное, что врач мог сделать бесплатно, — это прививки от оспы.
Здоровье белорусов, из которых польские помещики сделали рабов, явно не интересовало. Образование для них тоже было маловажно: зачем книжки читать, если нужно бесплатно батрачить 24 на 7? Но даже в этих условиях клетчане смогли открыть белорусскоязычную гимназию, которая проработала целых восемь лет. Анна Байрашевская подчеркивает: учреждение образования стало культурно-просветительским центром Минщины.
— Все обучение велось на белорусском языке, — отмечает научный сотрудник. — Учебников не хватало, так что некоторые из них педагоги специально переводили с польского. Клецкая белорусская гимназия стала для всех родным островком, надеждой на скорое воссоединение с восточной частью страны.
Педагогическое сообщество и молодежь старались приблизить этот момент. Так, в гимназии смогли организовать ячейку Компартии Западной Белоруссии. Один из учеников Александр Шидловский вспоминал: «Мы былі больш беларусамі, чым камуністамі. Камуністычныя ідэі атаясамліваліся з беларусчынай. Спадзяваліся праз іх збудаваць свой беларускі дом: у 20‑я гады ў БССР пайшла беларусізацыя, адкрыўся універсітэт, акадэмія, і гэта прыцягвала народ Заходняй Беларусі».
В 1931 году польские власти закрыли гимназию. Родители и учителя даже ездили в Варшаву на прием к тогдашнему президенту, но их просьбу проигнорировали…
Одна из центральных улиц Клецка в 1931 году.
Несломленный дух свободы
Гимназию хоть и закрыли, но подавить национальный дух так и не удалось. Как рассказал местный краевед Андрей Блинец, район был охвачен подпольным движением. Одну из организаций возглавил житель деревни Залешаны Петр Романчук.— Активисты пытались доставлять литературу с советских земель, — отмечает он. — Кроме того, даже умудрялись ставить спектакли белорусских авторов, учили с молодежью патриотические песни, раскидывали листовки и карикатуры против «панскага гнёту».
Прямых доказательств революционной работы Романчука у польских властей не было. Поэтому они решили, что можно арестовывать людей для профилактики. Перед майскими или октябрьскими праздниками, например. В 1938‑м, только освободившись из польских тюрем в Вилейке и Барановичах, залешанского освободителя бросили в самый страшный концлагерь тех времен — Березу Картузскую. Его воспоминания, к сожалению, не сохранились, но ситуацию описал один из учеников Клецкой белорусской гимназии Владимир Гиль:
— Ходить шагом запрещалось, только бегом.
Избиениям и издевательствам не было конца. Каждый день нас заставляли рыть траншею или делать какие-то бессмысленные действия. Неудивительно, что люди старшего возраста через две недели могли подниматься по лестнице только держась за стенку.
Мучители специально привозили на плац воду в пожарных бочках и не разрешали ее пить.
Настроение в деревне переменилось...
Согласно сведениям Андрея Блинца, в денисковичских лесах (ныне Ганцевичский район. — Прим. ред.) располагался партизанский отряд Кирилла Орловского. В документах польской разведки указывалось, что они были хорошо вооружены и имели до 500 бойцов. Партизаны нападали на польских оккупантов, жгли их военные склады и сооружения, устраивали диверсии на дорогах. Помимо Мухи-Михальского (один из псевдонимов Орловского), активную борьбу вел Герой Советского Союза Станислав Ваупшасов. Знаменитый разведчик однажды написал: «В результате захватнической политики польских помещиков и капиталистов, поддерживаемых международным империализмом, многострадальный народ Белоруссии был насильственно разделен на две части: восточную, где сохранилась советская власть, и западную, где воцарился социальный и национальный гнет панской Польши». Он считал своим долгом помочь избавиться от польских оккупантов. И немало для этого предпринял. Так, самая крупная боевая операция произошла в Столбцах в ночь с 3 на 4 августа 1924 года. Отряд Мухи-Михальского, как называл себя и еще 54 партизан командир Ваупшасов, разгромил гарнизон и железнодорожную станцию. А заодно староство, поветовое управление полиции, городской полицейский участок. Из местной тюрьмы, которую предварительно захватили, освободили руководителя военной организации Компартии Польши Станислава Скульского и руководителя Компартии Западной Белоруссии Павла Корчика. Это, кстати, и было главной целью дерзкой операции. Восемь полицейских были убиты и трое ранены.Станислав Ваупшасов спустя время напишет в своих мемуарах: «Много позже боя в Столбцах я узнал еще одну самую важную подробность: оказывается, нашей операцией издалека руководил один из видных партийных деятелей, член бюро ЦК Коммунистической партии Западной Белоруссии Адам Семенович Качоровский (Славинский). Он ее задумал, пристально следил за ее подготовкой, а потом вместе с нами радовался успеху, поздравлял с освобождением товарищей». Командиру отряда посчастливилось встретиться с единомышленником, который одной фразой подводит итог:
— Знаешь, Станислав, — говорил он, — сперва мужики настороженно, с недоверием относились ко мне. Но тут стали возвращаться польские помещики и под угрозой немецких штыков начали отбирать у крестьян свою собственность, экспроприированную в ходе Октябрьской революции. Настроение в деревне резко переменилось, и партийная работа пошла на лад. Сама жизнь показала крестьянам вопиющий контраст между советской властью и помещичьим гнетом!
Слухи про освободительный поход Красной армии 17 сентября 1939‑го разносились молниеносно, рассказывает Анна Байрашевская:
— Клетчане рассказывали радостную новость сельчанам, и те встречали в праздничных костюмах. Обнимались с солдатами, пели песни. В общем, как родные люди. А вечером в честь такого события на площади стали показывать золотую коллекцию советского кино. Представляете, какое это счастье для народа!..
beleckaya@sb.by
Фото автора и музея