«Полифония» в переводе с греческого – многоголосие. Термин, что символично, музыкальный. Меня более всего поразило, насколько органично живописные полотна – краски – творческие личности вписались в интерьеры Большого. Нынче живопись рассредоточилась по всему фойе бельэтажа, и ее с удовольствием разглядывают зрители, в том числе и те, кто пришел на премьеру «Лебединого озера».
Такой синтез искусств под крышей Большого театра отнюдь не случаен.
1 августа 1947 года был издан Приказ № 371 Комитета по делам искусств при Совете Министров СССР о возобновлении деятельности Витебского художественного училища с его переносом в столицу БССР город Минск. Именно с этого дня отсчитывает свою историю Минское художественное училище, ныне Минский государственный художественный колледж имени А.К. Глебова.
Поначалу собственного помещения у училища не было.
– Занятия по специальным дисциплинам проходили в помещениях оперного тетра, а по общеобразовательным предметам – в школах по улицам А. Герцена и Я. Коласа, – вспоминал много лет спустя народный художник Беларуси профессор Май Данциг.
Любопытно, что и Первая художественная школа много лет располагалась в тех же подсобках. Об этом мне рассказал покойный главный художник Большого театра Александр Костюченко, поступивший в нее в 1970 году.
К тому времени Минское художественное училище уже поменяло дислокацию.
– На четвертом курсе мы переехали из помещений оперного театра в новые мастерские на последнем этаже многоэтажного дома на углу улицы Долгобродская и проспекта Сталина, – вспоминал народный художник Беларуси Арлен Кашкуревич.
Как показывают несложные подсчеты, этот переезд состоялся в 1952 или 1953 году.
Но скульпторы в театре оставались как минимум вплоть до середины 1960-х.
– В 1959 году я поступил в художественное училище, – вспоминал в разговоре со мной Александр Шатерник. – Занимались в подвалах оперного театра. Сами сбивали себе столы и стеллажи из использованной опалубки, в частности от памятника Марату Казею. В огромных подвальных коридорах играли в футбол консервными банками. Однажды, сжигая после сессии конспекты, чуть не устроили пожар. Такая, знаете, опасная шалость. Тем более что здесь хранился орган, привезенный для установки в еще строящейся тогда филармонии.
Художники активно пользовались возможностями Большого.
– Обучение включало в себя сценографию, которую вел Павел Васильевич Масленников, – рассказывал заслуженный деятель искусств Беларуси Борис Аракчеев.
В те годы, когда он был учеником (а это начало 1950-х годов), Павел Масленников был штатным художником Большого театра и трудился над такими выдающимися постановками, как «Демон» (1950), «Тоска» (1950), «Соловей» (1950), «Иоланта» (1952), «Лакме» (1952), «Страшный двор» (1952).
– Масленников взялся за нас с таким энтузиазмом и размахом, будто мы все должны были навсегда связать свое творческое будущее с театром, – вспоминал народный художник Беларуси профессор Виктор Громыко.
Курс сценографии завершался для будущих художников созданием собственного макета.
Они буквально жили в захватывающей атмосфере театра.
– Мы свободно ходили по всем этажам оперного театра, — рассказывал Виктор Громыко. – То забегали в перерывах к декораторам, то при каждом случае форточки в расписании сидели в пустом партере на репетициях.
– Занятия проходили на втором этаже оперного театра, – вспоминает заслуженный деятель искусств Беларуси Иван Миско. – Мы оставались в мастерских до самого вечера, чтобы потом попасть зайцем на спектакль. Мы очень любили ходить на оперу или балет, а позже многие подрабатывали там статистами.
О том, что студенты работали гардеробщиками и статистами, вспоминал и народный художник Беларуси академик Георгий Поплавский.
Вполне естественно, что память об общей крыше, о сотворчестве, взаимовыручке и сотрудничестве живет и в Минском художественном колледже имени Глебова, и в Большом театре.
Выставка продлится до конца мая.
