Ремесленничество может быть пилотной площадкой перехода экономики от количественного к качественному росту
22.06.2024 08:19:00
Олег КАРПОВИЧ
Владимир ВОЛЧКОВ
Наши прадеды и не задумывались об экономическом росте в нашем понимании этого слова. Потому что этот самый рост и измерять-то не умели. Так называемое количественное направление в экономике появилось только в 30-х годах прошлого века. Кстати, один из ключевых ее показателей — ВВП — изобрел наш соотечественник, уроженец Пинска Саймон Кузнец. Правда, сразу после революции эмигрировавший в США. Собственно говоря, измерять, агрегировать, сравнивать и сопоставлять макроэкономические показатели (само понятие макроэкономика тоже появилось в 1930-х) — прекрасная идея. Только она переросла постепенно в манию. И трансформировалась в экономику безудержного потребления, которое является источником количественного роста. Качество постепенно остается за кадром. И мы стремительно погружаемся в мир одноразовых вещей. До раздражения хрупких и ненадежных, но безумно многочисленных. Настолько массовых, что уже никаких ресурсов не хватает на их производство: ни природных, ни экологических, ни трудовых. Не исключено, что следующая эпоха в экономике будет ориентироваться на качество, а не количество. И ремесленничество может стать не просто одной из форм бизнеса и развития частной инициативы, но и площадкой для изучения и апробации экономических моделей и производственных концепций будущего. Возможно, даже очень ближайшего.
рисунок олега карповича
Несомненно, начиная с мануфактур, массовое производство повышало производительность труда, снижало издержки и в конечном итоге делало товары дешевле и доступнее. По крайней мере, на начальном этапе развития массового производства. Борьба фабрик и ремесленников, универсальных магазинов и купеческих лавок творчески описана литературными классиками практически всех стран. И симпатии романистов склонялись к более современной промышленности. Правда, и выглядела она тогда совершенно по-другому, и в своей деятельности руководствовалась абсолютно другими принципами. Достаточно почитать интервью и мемуары героев индустриализации прошлого века — Генри Форда, первого долларового миллиардера Джона Рокфеллера, создателя IKEA Ингвара Кампрада и основателя Nike Фила Найта и многих других предпринимателей эпохи XX века. Даже если сделать скидку на субъективизм их оценок (каждый хочет в публичном поле выглядеть идеалистом и народным благодетелем), предприниматели прошлой эпохи в своей деятельности руководствовались совершенно другими принципами, чем современный бизнес. И в силу какого-то ментального кода, и так как свои компании они развивали совершенно в других условиях, прежде всего экономических и социальных.
Еще даже в 1980-х годах, формулируя постулаты нынче классической науки маркетинг, Филипп Котлер (считается ее основателем) писал: маркетинг — технология выявления желаний и потребностей покупателей и максимального их удовлетворения. Современная магия продаж стремится к достижению максимального объема продаж по наиболее высокой цене с минимальной себестоимостью товаров. Формула вполне логична с точки зрения акционеров, пайщиков и учредителей, которых можно заманить исключительно высокими дивидендами и нормой прибыли на капитал. Другой вопрос, что стремление к этому абсолюту в массовом производстве привело к намерению делать недолговечную продукцию, чтобы стимулировать продажи, это на маркетинговом языке называется повторным обращением клиента. Стало само собой разумеющимся использовать финт разрекламированной сервисной экономики, когда производители зарабатывали больше не на продаже своих товаров, а их обслуживании: ремонте, поставке расходных материалов и других услугах. Нередко такие концепции прикрывались здравым и рациональным принципом ресурсосбережения. Для повышения продаж жестко оседлали технологический прогресс, во многом искусственно провоцируя моральное устаревание товара. Вовсю раскручен маховик борьбы за экологию. Активисты зеленой планеты буквально давят на коллективную психику, чуть ли не принуждая приобретать только «чистые» товары, избавляясь от их предшественников. Совершенно не объясняя, чем я помогу природе, если выброшу свою древнюю, но вечную чугунную сковородку (увеличу объемы бытовых отходов), и заменю ее современной алюминиевой или стальной, произведенной по экологичным технологиям (но какими они ни будь зелеными, но определенные выбросы формируют). С точки зрения снижения влияния на окружающую среду логика отсутствует, но к потреблению склоняет.
Дело-то в том, что во многих сегментах потребительский рынок уперся в конечность спроса. Наш век отличается феноменальной насыщенностью домашних хозяйств товарами. Пылесосы, стиральные машинки, холодильники и еще широкий спектр бытовой техники уже есть практически в каждом доме. Охват компьютерами, смартфонами и другими коммуникационными гаджетами достиг практически стопроцентного уровня. Причем даже в небогатых странах. Автомобиль уже давно (по крайней мере, в базовом исполнении) перестал являться роскошью. Мир насыщен вещами. Только в силу давления экономики потребления приходится делать их все более ломкими, хрупкими, недолговечными. В противном случае может прекратиться столь популярный экономический рост, который уже превратился в некую манию. Без оглядки на качество жизни людей, которое постоянно ухудшается в силу напряжения всех ресурсов нашей несчастной планеты. И вакханалия потребления продолжается, несмотря на всю обеспокоенность окружающей средой. Несомненно, среди экологов есть и искренние люди. Но в значительной степени социальные проекты сегодня уже нацелены на повышение все того же спроса.
Сможет ли такая модель удерживаться до бесконечности? Сомнительно. Ее кризис уже очевиден. Хватит ли прежде всего у богатых стран решимости, желания и воли, чтобы менять парадигму развития? Или для этого понадобится не вялотекущий системный кризис, а острый коллапс? Прежде всего социально-политический. Одинаково возможны все варианты. Пока государства «золотого миллиарда» свое экономическое мировоззрение трансформировать не собираются. Максимум делают вербальные попытки.
Впрочем, совершенно не обязательно следовать за патриархами капитализма в направлении с весьма сомнительным конечным пунктом прибытия. И сориентироваться на качественной парадигме. Что продукция должна быть дешевой, массовой и, по сути, бросовой, как видится, не столько истина, сколько устоявшийся стереотип. Он даже не подвергается сомнению. Но потребитель уже устал от ширпотреба, лишенного всякой индивидуальности. И все больше в цене некие авторские и оригинальные изделия. Все чаще с ностальгией вспоминаются старые времена, когда диван или комод могли верой и правдой служить нескольким поколениям. И не терять своего функционала, со временем только приобретая неуловимую душу, которая появляется у винтажных вещей. В этом разрезе, как кажется, ориентир на развитие ремесленничества в Беларуси может вполне служить экспериментом изучения возможности перехода на потребительском рынке от экономики спроса и потребления к экономике качества. Не исключено, что мы уже, как говорится, созрели. Да, вещи, сделанные руками мастеров, будут стоить несколько дороже. Но этажерка из тщательно обработанной лозы может служить десятилетиями в отличие от полки из дешевого ДСП, коих импортного производства великое множество в наших маркетах. И если цену рассматривать как плату за год эксплуатации вещи, то изделия и ремесленников, и небольших фабрик окажутся более выгодным приобретением. Стоит ли гнаться за дешевым и сердитым? Либо начинать переводить наш потребительский рынок на более разумные рельсы?
volchkov@sb.by
рисунок олега карповичаНесомненно, начиная с мануфактур, массовое производство повышало производительность труда, снижало издержки и в конечном итоге делало товары дешевле и доступнее. По крайней мере, на начальном этапе развития массового производства. Борьба фабрик и ремесленников, универсальных магазинов и купеческих лавок творчески описана литературными классиками практически всех стран. И симпатии романистов склонялись к более современной промышленности. Правда, и выглядела она тогда совершенно по-другому, и в своей деятельности руководствовалась абсолютно другими принципами. Достаточно почитать интервью и мемуары героев индустриализации прошлого века — Генри Форда, первого долларового миллиардера Джона Рокфеллера, создателя IKEA Ингвара Кампрада и основателя Nike Фила Найта и многих других предпринимателей эпохи XX века. Даже если сделать скидку на субъективизм их оценок (каждый хочет в публичном поле выглядеть идеалистом и народным благодетелем), предприниматели прошлой эпохи в своей деятельности руководствовались совершенно другими принципами, чем современный бизнес. И в силу какого-то ментального кода, и так как свои компании они развивали совершенно в других условиях, прежде всего экономических и социальных.
Еще даже в 1980-х годах, формулируя постулаты нынче классической науки маркетинг, Филипп Котлер (считается ее основателем) писал: маркетинг — технология выявления желаний и потребностей покупателей и максимального их удовлетворения. Современная магия продаж стремится к достижению максимального объема продаж по наиболее высокой цене с минимальной себестоимостью товаров. Формула вполне логична с точки зрения акционеров, пайщиков и учредителей, которых можно заманить исключительно высокими дивидендами и нормой прибыли на капитал. Другой вопрос, что стремление к этому абсолюту в массовом производстве привело к намерению делать недолговечную продукцию, чтобы стимулировать продажи, это на маркетинговом языке называется повторным обращением клиента. Стало само собой разумеющимся использовать финт разрекламированной сервисной экономики, когда производители зарабатывали больше не на продаже своих товаров, а их обслуживании: ремонте, поставке расходных материалов и других услугах. Нередко такие концепции прикрывались здравым и рациональным принципом ресурсосбережения. Для повышения продаж жестко оседлали технологический прогресс, во многом искусственно провоцируя моральное устаревание товара. Вовсю раскручен маховик борьбы за экологию. Активисты зеленой планеты буквально давят на коллективную психику, чуть ли не принуждая приобретать только «чистые» товары, избавляясь от их предшественников. Совершенно не объясняя, чем я помогу природе, если выброшу свою древнюю, но вечную чугунную сковородку (увеличу объемы бытовых отходов), и заменю ее современной алюминиевой или стальной, произведенной по экологичным технологиям (но какими они ни будь зелеными, но определенные выбросы формируют). С точки зрения снижения влияния на окружающую среду логика отсутствует, но к потреблению склоняет.
Дело-то в том, что во многих сегментах потребительский рынок уперся в конечность спроса. Наш век отличается феноменальной насыщенностью домашних хозяйств товарами. Пылесосы, стиральные машинки, холодильники и еще широкий спектр бытовой техники уже есть практически в каждом доме. Охват компьютерами, смартфонами и другими коммуникационными гаджетами достиг практически стопроцентного уровня. Причем даже в небогатых странах. Автомобиль уже давно (по крайней мере, в базовом исполнении) перестал являться роскошью. Мир насыщен вещами. Только в силу давления экономики потребления приходится делать их все более ломкими, хрупкими, недолговечными. В противном случае может прекратиться столь популярный экономический рост, который уже превратился в некую манию. Без оглядки на качество жизни людей, которое постоянно ухудшается в силу напряжения всех ресурсов нашей несчастной планеты. И вакханалия потребления продолжается, несмотря на всю обеспокоенность окружающей средой. Несомненно, среди экологов есть и искренние люди. Но в значительной степени социальные проекты сегодня уже нацелены на повышение все того же спроса.
Сможет ли такая модель удерживаться до бесконечности? Сомнительно. Ее кризис уже очевиден. Хватит ли прежде всего у богатых стран решимости, желания и воли, чтобы менять парадигму развития? Или для этого понадобится не вялотекущий системный кризис, а острый коллапс? Прежде всего социально-политический. Одинаково возможны все варианты. Пока государства «золотого миллиарда» свое экономическое мировоззрение трансформировать не собираются. Максимум делают вербальные попытки.
Впрочем, совершенно не обязательно следовать за патриархами капитализма в направлении с весьма сомнительным конечным пунктом прибытия. И сориентироваться на качественной парадигме. Что продукция должна быть дешевой, массовой и, по сути, бросовой, как видится, не столько истина, сколько устоявшийся стереотип. Он даже не подвергается сомнению. Но потребитель уже устал от ширпотреба, лишенного всякой индивидуальности. И все больше в цене некие авторские и оригинальные изделия. Все чаще с ностальгией вспоминаются старые времена, когда диван или комод могли верой и правдой служить нескольким поколениям. И не терять своего функционала, со временем только приобретая неуловимую душу, которая появляется у винтажных вещей. В этом разрезе, как кажется, ориентир на развитие ремесленничества в Беларуси может вполне служить экспериментом изучения возможности перехода на потребительском рынке от экономики спроса и потребления к экономике качества. Не исключено, что мы уже, как говорится, созрели. Да, вещи, сделанные руками мастеров, будут стоить несколько дороже. Но этажерка из тщательно обработанной лозы может служить десятилетиями в отличие от полки из дешевого ДСП, коих импортного производства великое множество в наших маркетах. И если цену рассматривать как плату за год эксплуатации вещи, то изделия и ремесленников, и небольших фабрик окажутся более выгодным приобретением. Стоит ли гнаться за дешевым и сердитым? Либо начинать переводить наш потребительский рынок на более разумные рельсы?
volchkov@sb.by