Кто вдохновил на «Незнакомку» и «Девочку под зонтиком»: любимые женщины скульптора Жбанова

В День города рассказываем, кто стал прототипом известных минских скульптур «Дама на скамейке» и «Девочка под зонтиком» 

Короля городской парковой скульптуры уже 12 лет нет в живых, а его искусство продолжает не просто притягивать жителей и гостей Минска, но и обрастать легендами. Вы знали, что если одинокий мужчина присядет к прекрасной «Незнакомке» в Михайловском сквере (она же «Дама на скамейке», она же «Гордячка» или «Минчанка») и подержит ее за руку, то скоро обязательно найдет себе спутницу жизни? Судя по отполированному прикосновениями бронзовому колену, силу магии приписывают и другим частям тела утонченной леди. А предыстории создания неповторимых бронзовых фигур Владимира Жбанова еще более интересны. Вместе с дочерью мастера Дарьей мы прогулялись по памятным местам и узнали, кто, как и когда его вдохновлял.

Дарья Жбанова: «В городе Минске установлено 14 скульптур отца. Также его работы есть в областных и районных центрах Беларуси».

Бегемотик с ромашкой в зубах

Дарья Жбанова — по профессии она режиссер телевидения — удивительно похожа на своего отца. Тот же овал лица, улыбка и милая ямочка на подбородке, точь-в-точь как у него. Зато младшая Мария, по словам старшей сестры, больше унаследовала папин характер — его открытость, эмоциональность, общительность.

Вдвоем хорошо.

— Может, потому что отец умер так неожиданно, у меня вообще нет ощущения, что его с нами нет, — признается Дарья. — Как будто отлучился куда-то и еще вернется. Прохожу мимо его скульптур — и каждая мгновенно «включает» целые сюжеты воспоминаний.

Дожидаемся, пока любители селфи отснимутся с «Дамой на скамейке», и присаживаемся к ней. Это первая и, пожалуй, самая знаменитая парковая работа Владимира Ивановича. В 2001 году получила медаль и 1‑ю премию в номинации «Лучшее авангардное решение» на международной выставке «Высокие технологии» в Санкт-Петербурге.

В образе бронзовой горожанки Дарья Жбанова видит черты своей матери.

— Та же королевская осанка, скромность и гордость одновременно, одним словом — порода, — с улыбкой констатирует сходство собеседница. — Мама с папой познакомилась случайно, когда ей было всего восемнадцать. Он был женат, рос сын. Но история роковой красотки, которая увела чужого мужа, — это не про нее. Там все было намного сложнее.

Владимир пришел в кафе, где не оказалось мест, и спустился в бар. А там красавица с большими глазами (он потом вылепит с нее «Девушку за барной стойкой»). Когда незнакомка отлучилась, скульптор положил ей под бокал салфетку с нарисованным бегемотиком с ромашкой в зубах. На ее замечание «А вы профессионально рисуете» открестился: «Да не, я на радиаторном заводе чугунные батареи отливаю». И уточнил: «А вы что, разбираетесь в этом?» Как оказалось, Жанна — гончар, изучала рисунок, скульптуру, композицию. И хоть парень ее не впечатлил — худенький, 44‑го размера, он показался ей подростком, — свой адрес она ему оставила. Он сказал, что уходит в армию, и попросил разрешения ей писать.

Впрочем, браться за перо не торопился. Может, потому, что уезжал служить десантником в Витебск, а в итоге улетел в Афганистан. Оттуда ведь многие не возвращались. А может, потому, что статус женатого сдерживал.

Зато сослуживец Владимира проявил проворность — подсмотрел адрес в блокноте и написал девушке. Та, впрочем, сразу поняла, что это не ее знакомый, и спросила в лоб: «А почему Володя не пишет?» Этикет вынуждал ответить. Сами не заметили, как увлеклись общением. Сегодня в семейном архиве Жбановых хранятся сотни писем. Считай, целый рукописный роман.

— Мама ему в конверт клала веточку укропа — чтобы он вдохнул запах родины, — рассказывает семейную сагу Дарья. — А папа находил в горах эдельвейс и тоже высылал его вместе с письмом.

Человеку на войне было важно, чтобы на той, мирной стороне жизни его ждали и верили. Из дома его письмами, увы, не баловали. Искренние послания юной красавицы грели и придавали сил. Решил: если останусь жив, обязательно женюсь на ней. Так и случилось.

Семейный быт и служение искусству

Молодая супруга Жанна была музой и вдохновительницей Владимира Жбанова. Но не той, что только часами позировала в красивых нарядах и слушала изысканные комплименты.

— Мама всю себя посвятила папе и его творчеству, — говорит Дарья Жбанова. — Работа для него всегда была на первом месте, и она это принимала как должное. Сколько отца помню, он всегда был в мастерской, ваял очередную скульптуру. Вокруг него всегда было много художников, актеров, архитекторов. А семья, дом и быт полностью держались на матери. Ему даже не адресовали просьбы прибить полку или что-то починить. Папа терпеть не мог ремонтов. Его, сына военного, который часто менял место жительства, ввергало в депрессию перманентное домашнее обустройство, и он всегда просил, чтобы этот процесс проходил без его участия.

Сам скульптор в быту был совершенно неприхотлив. Для полного комфорта ему достаточно было солдатской табуретки с дыркой и музыкальной аппаратуры. Все остальное — мещанство.

Хиты классики, рока и эстрады звучали и в мастерской, и дома круглые сутки.

— Не помню, чтобы в квартире у нас когда-нибудь была тишина, — вспоминает Дарья. — Мы ложились спать под музыку и просыпались под нее. Для папы это была такая же естественная часть среды обитания, как воздух. У него было две тысячи дисков, и он постоянно ими обменивался с такими же, как сам, меломанами.

Семья создала талантливому скульп­тору атмосферу свободы и творчества.

— Мы жили папиными успехами и идеями, — вспоминает Дарья. — Нам хотелось, чтобы он был здоров, полон сил и вдохновения, чтобы у него все получалось. 

Деньги от продажи маминого дома, например, были полностью потрачены на то, чтобы протезировать главе семьи разрушенные тазобедренные суставы, подлечить его.

В самом близком окружении никто никогда не упрекал Владимира Жбанова в непостоянном заработке. Ничего не требовали в голодные девяностые, когда он остался без работы. Все верили в его талант и поддерживали.

Сестрички под зонтом

Еще одну знаковую бронзовую фигуру — «Девочку под зонтом» в Михайловском сквере — Жбанов лепил с обеих своих дочерей.

— И я ему позировала, и Маша, — рассказывает Дарья. — Но у скульптуры лицо и фигура сестры. Наши черты папа дополнял своей фантазией, создав в итоге собирательный образ тоненькой беззащитной девочки-подростка. Это был его творческий резонанс на трагедию на Немиге.

Свой переходный возраст старшая дочь короля парковой скульптуры вспоминает как время душевного сближения отца и дочерей:

— Он стал нам уделять больше внимания (следил, вовремя ли возвращаюсь домой), проявлять строгость, в общем, воспитывать. А вот в учебе никогда не диктовал свое мнение. В этом я была полностью самостоятельна. Даже подалась было в торговый колледж, хотя моего решения вообще никто не понял. Когда убедился, что сама осознала, что это ошибка, предложил проверить свои творческие задатки. В итоге я окончила академию искусств и стала заниматься режиссурой. Как показало время, отец со свойственной ему интуицией оказался прав — это моя стихия.

Одним из запоминающихся моментов учебы в академии искусств стал для Дарьи визит Главы государства.

— Помню, сижу в своем третьем ряду в зале и слышу, как Александр Григорьевич приводит присутствующим студентам, будущим работникам культуры, в пример моего отца, — рассказывает Дарья. — Вот Жбанов, мол, вначале создает, предлагает, а потом думает о том, сколько ему заплатят. И это была чистая правда. Я была счастлива и горда тем, что мое представление об отце полностью совпало с видением ­­­­­­­­Президента.

Образ рождался до того, как в нем стали нуждаться

Владимир Жбанов всегда был верен своему творческому предназначению. И в этом его старшая дочь видит одну из причин популярности его скульптур у народа:

— Он любил жизнь, общение, подмечал вокруг интересных людей, детали, образы и творил, не ожидая заказов, включений в госпрограммы и гарантий финансирования. У него всегда в разработке было множество заготовок, эскизов, скульптур в миниатюре. Когда складывались обстоятельства или сарафанное радио доносило, что в чем-то есть потребность, интерес, — показывал, что у него есть.

Последний штрих.

Так появились его скульптуры в Михайловском сквере. Ближе к нулевым, когда страна и столица стали потихоньку выходить из глубокого экономического кризиса и городские власти задумались о том, как интересно украсить привокзальную зеленую зону, у Жбанова как нельзя кстати нашлись варианты парковой скульптуры, которой в Беларуси в то время еще не было.

Останавливаемся у фигуры «Прикуривающего». В его руке увидели сигарету, обновленную очередным прохожим. Веселый прищур бронзового человека так и манит среагировать на его посыл обратной связи!

— Характер отца, его энергетика в каждом его произведении, — замечает Дарья. — В них и юмор, и игра. Он ведь каждый образ вначале проживал — становился на время и таким вот прикуривающим, и дамой, и лошадью, и гусем.

Впрочем, полное погружение давало и проблемы. Не случайно Владимир Жбанов отказался зарабатывать созданием надгробий. Портретист он был отличный, и работа с ритуальными заказами обеспечивает многим художникам стабильный гарантированный доход. Заказчики Жбанова были очень довольны — близкие смотрели с памятников как живые. Однако автор после выполнения всегда «выдыхался» и долго не мог восстановиться.

— К физической боли папа был очень терпеливым. Мог ваять скульптуру, часами стоя на стремянке, когда страшно выкручивало суставы, до тех пор, пока не завершал задачу. А вот душевная боль его разрушала и лишала сил. Когда в Молодечно после установки скульптуры «Золотой трилистник» на папу обрушилась волна критики за «обнаженку» — он буквально на глазах погибал. Каждый раз приходил с высоким давлением и вопрошал: «Я не понимаю, за что они меня так?!»

Не ради регалий и почестей

Интересуюсь у Дарьи Жбановой, когда семья почувствовала, что их отец стал известным человеком.

— Как-то мы гуляли у городской Ратуши, где стоит его «Коляска губернатора». С нами был его друг. В повозку как раз садились фотографироваться какие-то туристы из Москвы, образовалась длиннющая очередь. Какая-то женщина по-хозяйски отодвинула папу: «Мужчина, вы нам мешаете!» Друг тут же заметил: «Так это же автор этой композиции!» А в ответ недоверчиво-шутливое: «­Что-то не похоже». Папа улыбнулся и отошел в сторону. Он сам себя знаменитым никогда не ощущал. И поэтому мы, его дети, тоже.

По словам Дарьи Жбановой, ее отец никогда не искал за свою работу привилегий, не пользовался своим именем, чтобы проложить дорогу детям, до конца оставался предельно простым и скромным человеком. С одинаковым удовольствием общался и с прессой, и с представителями власти, и с коллегами. Служил искусству и людям. И в этом, пожалуй, главная причина того, что в его народных скульп­турах каждый видит и самого себя.