Кто вы, нелегал Амир?

В фильме «Тегеран–43» о том, что сделал этот человек, упоминается лишь вскользь. Неприметная работа по обеспечению безопасности лидеров «большой тройки» во время проведения Тегеранской конференции в конце 1943 года была оценена советским руководством позже, спустя несколько десятков лет. А тогда за обезвреживание немецкого десанта, готовившего плацдарм для высадки диверсионной группы во главе с любимчиком Гитлера Отто Скорцени, ватага подростков была отблагодарена обычным спасибо. Это лишь одна из удавшихся операций, которые он, советский разведчик с оперативным псевдонимом Амир, провел почти за 50 лет нелегальной работы за границей. Узнав, что он приедет в Минск всего на один день, я не мог упустить возможности расспросить столь интересного собеседника.... И вот я беседую с Героем Советского Союза Геворком Вартаняном. К слову, после легендарного Николая Кузнецова это второй разведчик–нелегал, удостоенный этого звания...

Провал немецких близнецов

— Геворк Андреевич, той информации о вас, которая была до сих пор, не хватит даже на пару предложений...

— И неудивительно. Ведь я по сей день числюсь в службе внешней разведки Российской Федерации. К сожалению, не могу еще пока рассказывать подробности о своей работе, особенно в странах Европы, — все ее нюансы пока засекречены. Придет время, и можно будет многое открыть. А пока в мире не та политическая ситуация, чтобы откровенничать.

— Но о Тегеранской конференции вы можете что–то вспомнить?

— Все, что было показано в одноименном фильме, — это реальные события. И эпизод, где был обезврежен журналист–террорист с оружием в кинокамере, — правдивый. За исключением, может быть, случая, когда разведчик отстреливается от преследователей. В реальной жизни он может применить оружие, но тогда он уже не нелегал...

— А как получилось, что вы практически всю свою жизнь проработали на нелегальном положении?

— Это связано с тем, что я родился в семье разведчика. Так что я — продолжатель династии. В 1930 году отец по заданию советской внешней разведки с семьей уехал в Иран. Нас было два брата и две сестры. Тогда всякое бывало: связь с Центром прерывалась, его 3 — 4 раза арестовывали по подозрению в связи с выходцами из СССР. Поэтому иногда на встречу с резидентом ходили вместе с матерью мы — дети... И по мере того как рос, я понимал, что отец занимается каким–то важным и серьезным для нашей страны делом. Он всегда воспитывал нас в духе патриотизма, любви к Родине. И когда мне исполнилось 16, я тоже связал свою судьбу с разведкой...

— Вы помните первое серьезное задание?

— В первую очередь меня попросили завербовать группу таких же единомышленников, чтобы работать по разветвленной фашистской резидентуре в Тегеране. Кстати, среди них были не только профессиональные разведчики, но и важные иранские чины...

Создать группу мне удалось за 3 месяца, в нее вошли 7 человек. Все — выходцы из СССР, кто по тем или иным причинам находился в Иране, но оставался патриотом. Поэтому завербовать их не составило особого труда. Причем никто денежное вознаграждение не получал — людям было достаточно знать, что приносят пользу Родине.

Начали работать, и за короткий период — полтора года — нам удалось выявить более 400 агентов абвера. Их всех арестовали, когда в 1941 году советские войска вошли в Иран. Часть сразу перевербовали, другую, которая была настроена профашистски, отправили в СССР. Но после битвы под Сталинградом и они практически все начали работать на Советский Союз.

Вспоминаю случай, когда нам удалось вскрыть резидентуру во главе с кадровым сотрудником абвера, немцем по национальности. Его долго пыталась разоблачить наша военная разведка, но связей агента установить не могла. В то же время поступали сведения, что резидент каким–то образом встречается с различными людьми — источниками важной информации. Нашей группе поручили выяснить, в чем дело. Начали слежку. Неделю пробегали за ним — тот же результат: резидент из дому не выходил, но... на встрече был. Приняли решение вести за его виллой наблюдение с деревьев. И в один из дней увидели: сидит немец на веранде, попивает виски, и тут подходит другой мужчина, как две капли похожий на него, — брат–близнец. Высококлассная идея: один выходил, уводил наружное наблюдение, а сам резидент–родственник беспрепятственно шел на назначенную встречу...

— Но такие рискованные операции чреваты провалом...

— Было и такое. Во время выполнения одного из заданий местная контрразведка попыталась нас задержать. Двое товарищей из моей группы успели спрятаться в советском посольстве, а меня, к сожалению, арестовали. Но иранцы доказать мою связь с Советским Союзом не смогли. Продержали в тюрьме четыре месяца, немного помучили, а потом освободили. И я вновь включился в работу...

В 1942 году англичане, несмотря на то, что были нашими союзниками, создали в Иране свою разведшколу, где готовили диверсантов для работы на советской территории — в закавказских и среднеазиатских республиках. Мне по заданию Центра удалось в нее завербоваться — стал слушателем. В течение шести месяцев по сжатой программе учил, как организовать двустороннюю радиопередачу, осуществлять тайниковые операции, проводить вербовку. Парадокс — все, что надо разведчику, я узнал именно там. Поэтому, где бы я сегодня ни выступал, говорю, что благодарен английской разведке, которая дала мне первые профессиональные навыки...

— Так вы успели поработать и на английскую разведку?

— Конечно, нет. Но я «услужил» англичанам в другом — мы их разведшколу прикрыли.

— Что было особо значимо для вас в иранский период работы?

— В Тегеране мы завербовали несколько десятков людей — уговорили их работать на Советский Союз, опять же без какого–либо материального интереса. Я этим очень горжусь. И сейчас уже их потомки в третьем поколении — то есть внуки и правнуки — продолжают сотрудничать с нашими разведчиками в различных странах мира.

Виртуозы вербовки

— Как получилось, что ваша жена — Гоар Левоновна — все это время проработала вместе с вами? Она тоже оказалась из семьи разведчиков?

— Гоар, свое сокровище, я знаю с 11 лет. Когда она подросла и ей исполнилось 16, я ее тоже завербовал. Видимо, с дальним прицелом, так как в 1946 году мы поженились (мой собеседник улыбается). Наш брак оказался крепким, в прошлом году мы отпраздновали 60–летие совместной жизни. Так как интересы службы требовали часто менять паспорта, мы бракосочетались три раза. Видимо, по этой причине и союз такой крепкий...

В 1951 году, когда в Иране ситуация стабилизировалась, мы написали рапорт с просьбой получить в СССР высшее образование. Ведь мы с 16 лет работали по 16 — 18 часов в день, никаких вузов, разумеется, не оканчивали. И вот, получив согласие, оформили как граждане Ирана визу в... Италию. Поехали по железной дороге через СССР — якобы жена не выносит авиаперелетов. В Ереване оба успели окончить институт иностранных языков — «ехали» в Италию пять лет. Приехав, взяли апартаменты в одном пансионате — с видом на озеро, чтобы отдохнуть перед серьезной работой. И тут с нами приключилась одна история...

В это же время в пансионат приехал отдыхать адъютант шаха Ирана, генерал армии. По традиции он заказывал комнату с видом на озеро, но мы раньше заняли апартаменты. Узнав об этом, мы с супругой тут же предложили поменяться комнатами. Он был очень доволен. А потом решил познакомиться поближе, причем он уже знал, что мы выехали в Италию из Ирана пять лет назад. И в беседе с нами заговорил на чистом итальянском языке — оказывается, окончил здесь военную академию. Мы–то, разумеется, итальянского не знаем, я в ответ ему: «Си–си, си–си». А он возмутился: «Ты столько в Италии живешь и только «си–си» научился говорить?!» Несколько секунд молчания. Ну все, на ровном месте провал — решил я. Генерал сам выручил нас: мол, понимаю — вы беженцы и не собираетесь оставаться в Италии, потому и язык не учили. Возвращайтесь, говорит, на родину, я вам помогу. Нет, спасибо. У нас были совсем другие планы на будущее...

— И как эти планы выглядели на карте мира?

— Первые четыре года мы работали по странам Ближнего Востока, а затем 30 лет — в государствах НАТО. В 1986 году окончательно вернулись на Родину — в СССР.

— Если не секрет, поделитесь, пожалуйста, особенностями работы разведчика...

— Да вот хотя бы такой пример... Однажды в Брюсселе Центр приказал завербовать одного натовского офицера. Этот майор был заядлый игрок, много проигрывал. Мы проследили за ним несколько раз, но зацепку так и не нашли. Пошли простым путем: я проколол колеса в его машине, припаркованной у дома. «Спальный» район, такси нет, а он на службу опаздывает. И тут я на своем автомобиле как бы случайно подвернулся... Так и познакомились. Сдружились. А через некоторое время он попросил одолжить денег. Оказалось, у него черная полоса в казино пошла. Чтобы подзаработать, я предложил ему писать для известного ближневосточного издания статьи. Первый раз он принес ерунду, но мы его все равно поощрили. А потом начал таскать закрытую, секретную информацию — и вот так таскает до сих пор, хотя уже полковник... Хочу сказать, за деньги там все продаются...

А нам — нелегалам — главное было не бросаться в глаза, иметь выдержку, не лезть на рожон... Одно время мы дружили с очень влиятельным американцем. Завербовать его было сложно. Но игра того стоила... У него рос сын, которому я настоятельно советовал поступить на службу в госдепартамент. И я ему так долго «капал на мозги», что он в конце концов согласился. Влиятельный отец, конечно, поднял его по служебной лестнице, но сын постоянно жаловался, что в госдепе мало платят. Я посоветовал ему продавать информацию. И вот в один из дней вызвал из СССР нелегала, который представился руководителем богатой банковской фирмы и предложил молодому чиновнику работу: поставлять экономическую, политическую и военную информацию. Парень согласился, даже подписал договор, поблагодарил. Но попросил меня не говорить отцу: мол, тот знает, что у сына низкая зарплата, и потому подкидывает ему по паре тысяч долларов в месяц. И вот мы уже 25 лет молчим, отец так и не знает, что его сын завербован...

Без Родины ты — никто

— Геворк Андреевич, чего в первую очередь опасается нелегальный резидент?

— Мы всегда боялись встретиться с людьми, которые знали нас под другими фамилиями. Потому три раза и меняли паспорта.

Конечно, были встречи, которые могли закончиться раскрытием, но КГБ работал безупречно, отсекал многие хвосты. Однако предусмотреть все случаи в жизни невозможно...

У меня в США есть хороший друг, цэрэушник. Он иногда поставлял информацию строго на доверительной основе, так как получал очень большую зарплату и на вербовку за деньги просто не пошел бы — не тот уровень. И вот однажды он пригласил нас на благотворительный вечер. Обычно мы избегали таких мероприятий, не хотели встретить знакомых. Но он упросил. И вот приехали на вечер, я послал жену оценить ситуацию. Она возвращается и говорит, что в зале находится женщина, с которой мы жили и работали в одном городе аж 22 года назад. Я проверил — точно. Мы сразу к машине, домой. Цэрэушник — за нами. И только мнимый приступ болезни у жены спас нас от раскрытия. Вообще, подобных случаев было много...

— В фильме «Семнадцать мгновений весны» есть эпизод, где Кэт во время родов закричала по–русски, чем себя выдала. У вас, случайно, не было таких ситуаций?

— Что–то подобное однажды произошло. Супруга перенесла очень тяжелую болезнь, операцию в СССР сделать не успели. И очередной приступ загнал нас в западную частную клинику. Во время операции, которую делали под наркозом, я находился рядом. И когда ее переложили в палату, первый взгляд Гоар на меня был тревожным и вопросительным: все в порядке? Она молодец, ни слова по–русски не вымолвила...

Хотя однажды в Германии летом мы пришли в парикмахерскую. Она в зал зашла, а я жду, жду. Гоар видит, что я маюсь, и, чтобы успокоить, вдруг кричит: «Жора, Жора, я сейчас закончу!» — по–русски! Меня оттуда сразу как водой смыло. А она, опомнившись, чуть в обморок не упала. Никто, к счастью, не обратил внимания. Это было в первый и в последний раз и оказалось наукой на будущее. Поэтому мы всегда после отпуска в Союзе, прежде чем вернуться в страну назначения, несколько дней крутились по Европе, чтобы выветрить из речи русские словечки.

— Слышал, что новость о присвоении звания Героя Советского Союза стала для вас неожиданностью. Как это произошло?

— Вообще, я никогда не надевал китель со всеми наградами, хотя их у меня немало. Когда работаешь в разведке, их никогда не ожидаешь. Так произошло и со званием Героя. 28 мая 1984 года жена приняла короткую шифровку, которые обычно хороших новостей не несут. А тут — звание Героя Советского Союза. Конечно, был рад, но не мог же я выкрикнуть эту радостную весть на всю квартиру — мы находились на Западе...

— Вы уже около 20 лет проживаете в СССР, а затем в России. За это время и в политике, и в разведке многое изменилось. Как вы сегодня оцениваете ваш труд?

— Я не жалею о том, что делал, потому что понимал: это нужно Родине. Отдавал всю свою энергию и силу. Никогда не отказывался от задач любой сложности. Ничто другое меня не интересовало. Только одно: хотелось поскорее вернуться домой. Потому что жить далеко от близких тебе людей очень тяжело. На чужбине особенно чувствуешь, что значит для тебя Родина. Мы без нее никто.

— Сколькими же языками вы владеете?

— Восемью, из них три — восточные. Кстати, итальянский я тоже выучил.

— Интересно, у разведчика есть выслуга или это профессия на всю жизнь?

— У нелегалов год службы идет за два, а в военное время — за три. Так вот у меня 67 календарных лет, а льготных — 116. По этой мерке я уже дремучий старик...

— А сможете завербовать агента сейчас?

— Если ситуация подвернется, то мимо не пройду...

Фото автора.