Кто мы? Откуда мы?
20.11.2007
Мы продолжаем публикацию диалогов о тайнах белорусской истории краеведа и литератора Алеся Карлюкевича и историка Владимира Лиходедова. В прошлый раз темой их дискуссии был древний Полоцк. Сегодня — таинственное и малоизученное явление: белорусы–сакуны. Уникальный этнографический заповедник или просто лингвистический казус? Присоединяйтесь к дискуссии...
Книги о дальних странствиях, неизвестных обычаях и традициях… Пампасы, джунгли, пустыни… Вспомните, как в юности по прочтении такой книги хотелось самому куда-то поехать, совершить открытие, приобщиться к экзотике. И до сих пор не все знают, что для совершения подобных открытий не обязательно выезжать за пределы родной страны. Здесь, у нас, в Беларуси, еще столько неизведанного! Загадочную древность можно обнаружить даже в маленькой деревне, которую не сразу найдешь и на карте… Нам даже не пришлось далеко отъезжать от столицы — мы побывали в Стародорожском районе. Это порубежный с Могилевщиной уголок Минской области. Ехали не просто так. По случаю удалось купить редкую книгу известного ученого Ивана Сербова «Белорусы-сакуны», изданную в Петрограде в 1915 году. В книге описывается именно этот уголок Беларуси и его жители… Хотелось сравнить прочитанное с современными реалиями. Ведь почти век прошел… И каково же было наше изумление, когда мы столкнулись с настоящим этнографическим заповедником, когда страницы книги, написанной век назад, оживали на наших глазах!
Алесь Карлюкевич: В книге Ивана Сербова говорится: «Сакуны, часть самого большого белорусского племени дреговичей, населяют верхнее течение реки Птичи и ее притока Орессы. Сакунами называются они потому, что все глаголы на «ся» у них оканчиваются твердо на «са», например: выспоуса, нагукаласа, завернесса... По статистическим данным, общее количество сакунов в настоящее время (1914 год. — Прим. авт.) насчитывается 10200 человек, из коих 5300 мужчин и 4900 женщин...»
Владимир Лиходедов: И по территории расселения, и по сохранившимся обычаям, традициям, фрагментам материальной культуры можно уверенно судить, что сакуны — самые что ни есть ближайшие потомки дреговичей. Как известно из археологических исследований, дреговичи занимали территорию на восток до Днепра, на север до линии Борисов — Логойск — Заславль — верховье Немана, на юг граница переходила за Припять, на запад — граница по Выгонощанскому болоту (севернее от Пинска). Считают и по–другому, что, возможно, западная граница расселения дреговичей достигала Западного Буга и даже переходила его.
А.К.: Кстати, я бы уточнил, что в XIX — начале XX века и теперь несколько разные представления о Полесье... Сейчас житель Минска не всегда даже Житковичи, Петриков и Мозырь к Полесью относит. Мол, Полесье — это Пинщина, Лунинетчина, Столинщина, сопредельные с ними регионы. И все. А ведь и Стародорожский край, и Любанщина, и даже часть территории современного Пуховичского района в пойме Птичи — все это Полесье.
В.Л.: Думаю, в то время, когда эти места исследовал Сербов, их жители и названия такого не слышали. Крестьяне, проживающие в деревнях Осиповиччины, Стародорожчины, знали о себе только то, что они сакуны.
А.К.: И, наверное, Сербова, собиравшего этнографические, фольклорные свидетельства о сакунах как о «части самого большого белорусского племени дреговичей», в конечном итоге как раз и интересовала взаимосвязь времен. Исследователь пишет: «Так, например, своеобразное строение поверхности Полесья — острова и дюны — очевидно, оказало немаловажное влияние на образование и насаждение здесь общинного быта. На самом деле, несколько семей или даже отдельных селений, живя целыми столетиями на своем уединенном островке или на песчаной дюне замкнуто, среди топких болот, отрезанные от всего живого мира, — естественно вынуждены были в силу необходимости по возможности теснее сплотиться в одну общину и потом всеми силами поддерживать ее... Таким только путем каждая отдельная община и могла создать у себя свою индивидуально–самобытную культуру как материальную, так и духовную, свои нравы и обычаи, своеобразные взгляды на все окружающее и, наконец, характерные особенности в произведениях народного творчества».
В.Л.: И этот вывод Сербова в особенности многозначителен. Жизнь сакунов напоминала модель социального, общественного обустройства дреговичей. Образование районного или общинного быта на Полесье, можем мы повторить почти через столетие после Сербова, относится к очень ранней эпохе, вероятно, к тому времени, «когда полесские дреговичи вели еще свой пастушеско–охотничий образ жизни». И еще один аргумент — из монографии «Белорусы–сакуны»: «Удельно–вечевая система управления и крепостное право, волостное управление и приход — очевидно, не имели большого влияния на эту родовую общину в смысле ассимиляции ее с окружающей средой. Это видно хотя бы из того, что многие такие общины, входя в состав одного помещичьего имения или волости, прихода, все–таки до сих пор еще не слились в одно целое и сохранили вполне свою обособленность.
А.К.: Казалось бы, за сто лет должно многое измениться. Так в общем–то и произошло, если внимательно не всматриваться в самую повседневную жизнь, если не разговаривать с людьми старшего поколения...
В.Л.: Стоит сегодня только заглянуть в эти деревни, окажется, что следов проживания сакунов там предостаточно. Даже то, каким образом размещены постройки во дворах, на усадьбах, возвращает нас как минимум в начало ХХ столетия.
А.К.: Но нет уже в Дражине улицы, которая была бы устлана бревнами...
В.Л.: Зато мало кто из коренных жителей, возрастом постарше, поспорит и в Дражине, и в Залужье о том, что не так выглядел их архитектурный ландшафт: «...В селениях сакунов улицы по обеим сторонам густо застроены. Дворы длинные, но очень узкие. На таком дворе двое колес с трудом разминутся... Двор сакуна плотно застроен только с двух сторон и отгорожен сзади и от улицы пряслом или частоколом, с реденькими вешницами вместо ворот. Такой двор имеет вид какого–то тесного прохода или коридора».
А вот про хату: «На одной стороне усадьбы, в расстоянии 1 1/2 — 2 саж. от улицы, за частоколом стоит небольшая, обыкновенно 9х8 арш., бревенчатая хата, рубленная в углы. Фундамента вовсе нет; первый венец кладется просто на землю или на камни, обгораживается кругом тонкими бревнами и обсыпается землей. Такая завалинка называется «прызбой»... В хате непременно три маленьких окна, из коих одно на улицу и два во двор. Четвертого окна в своей хате сакун ни за что не прорубит. В Лявках, когда крестьянская хата была отведена под земскую школу, господар, хозяин избы, прорубил четвертое окно в хате только с благословения священника и разрешения мирского схода...»
А.К.: В Залужье, деревне, которая находится километров за 15 от Старых Дорог, неподалеку от Орессы, где и домов новых построено немало, сохранилось довольно много старых построек. Совсем по Сербову: к хате примыкают холодные сени с одним оконцем и небольшим крылечком, с двумя ступенями перед дверьми. Далее по порядку идут — клеть, поветь, хлевы, отдельно — для коров, телят и волов. Затем — конюшня и одрина. По другой стороне подворья — колодец, амбар, овчарня, свинарник, истопка или варивня, погреб. И хотя большого хозяйства никто сегодня не держит, постройки эти существуют. Как правило, пустуют.
Коренной житель Залужья директор местной средней школы Михаил Федосович Козлов, сам, разумеется, из настоящих сакунов, рассказывал об удивительном трудолюбии и своих предков, и всех односельчан. В школе работает небольшой историко–краеведческий музей. В одной из его комнат — этнографическая экспозиция. На видном месте — борона старинной конструкции, которой пользовались еще в XX веке. Точно такую, связанную и сбитую из витых лозовых колец и толстых березовых прутьев, с дубовыми зубьями, дубовой дугой, мы находим на фотографии в книге Сербова.
В Залужье учителя старшего поколения рассказывали, что приезжим выпускникам педвузов сразу было трудно понять, почему первоклашки так настойчиво употребляют в окончаниях глаголов твердое «са»...
В.Л.: Фрагменты старины в связи с сегодняшней жизнью, бытом сакунов интересны в своей сопричастности с далекими временами зарождения на наших землях христианства. В «Белорусах–сакунах» И.Сербова привлекают внимание снимки старых деревянных церквей в Житине, в Щитковичах, в Залужье...
А.К.: Не та ли это, если говорить о Залужье, церковь Святого Георгия, что и сейчас открыта для прихожан?..
В.Л.: В Залужье я познакомился с настоятелем церкви. И он, и старые прихожане утверждали, что нынешнее здание церкви построено в 1927 году. А старый храм был через дорогу. Когда его построили, никто не помнит. Но я привез в Залужье книгу Сербова (напомню: изданную в 1915 году) и показал один из снимков. Подписан он следующим образом: «Старая церковь в Залужье». Значит, была до 1915–го и новая?.. Еще один снимок, где отчетливо просматриваются макушки двух церквей... Но я бы сейчас напомнил слова Сербова не столько о храмах, сколько о религиозности сакунов вообще: «Сакуны издревле православные. Уния коснулась их только вскользь, не оставив после себя никакого следа... Крестьяне, особенно женщины, весьма набожны: строго соблюдают праздники и посты, украшают жилище иконами и священными предметами, посещают храмы и священные места...»
А.К.: Сербов рассказал и о Проще. Не все знают само значение яркого и вместительного слова. Проща — место, родник, камень или что–то другое, наделенное согласно представлениям верующих необычной силой.
В.Л.: В этнографической биографии сакунов эпизод, связанный с Прощей, носит особое, сакральное значение... В Щитковичах директор школы Борис Галенсон провез нас по всем окрестным селам. Показал, между прочим, дедовскую хату, где уже в сенях встречал большой шкаф, высеченный из цельного ствола липы. Такому мастерству нельзя не подивиться. Познакомил нас Борис Галенсон и с одной удивительной бабулей — Надеждой Яковлевной Курьянович, — перешагнувшей 90–летний рубеж. Мол, если она вам ничего о Проще не расскажет, так больше и не у кого спрашивать.
«Да, Прощу у нас знают, и я туда в трудные минуты ходила», — рассказывает бабуля. Вместе мы восстановили многие сюжеты из жизни святого места. К Проще как к последней всепрощающей инстанции люди из Щитковичей и других окрестных деревень шли со своими горестями, бедами. Верующие люди здесь исцеляются физически и душевно. Местные жители рассказывают о видениях, о чудесах.
А.К.: Масштабы почитания святого места в начале минувшего века впечатляли. В каждое молодиковое (т.е. в новолуние) воскресенье, как писал Сербов, на Прощу собирались тысячи народу, преимущественно женщины, которые молились, ползали на коленях вокруг каплиц и брали горстями святую землю...
Священник совершал в Щитковичской приписной церкви обедню. А затем с крестным ходом шел на Прощу, где и служил молебны. Православная церковь с уважением отнеслась к древним, возможно, дохристианским традициям самых ярких наследников дреговичей.
В.Л.: Удивительно, как сохранились древние обряды в памяти сакунов! Стоило мне только зачитать из Сербова начало заговора, как моя 90-летняя собеседница на удивление всем продолжила: «Иду выговаривать! Зоры–заранички поздние и ранние помощнички: приступити, поможите колику выгонять! Колика иди с ножом, а я с двумя; колика с двумя, а я с тремя...» Это в точности совпадало с текстом, приведенным в книге. Конечно, негде было старушке и в молодые годы прочитать записанное Сербовым... Монографии издания 1915 года нет даже в районной библиотеке. Всего несколько страниц о белорусах–сакунах — в историко–документальной хронике Стародорожского района «Память». А между тем Сербов писал о них: «Сакуны честный и добросовестный народ... Если сакун дал слово, а тем более поклялся «на грудь», то он непременно исполнит обещанное, не изменит данному слову».
А.К.: Выходит, что у сакунов многому надо бы современному человеку поучиться...
В.Л.: Жаль, что исследование Сербова знакомо лишь узкому кругу ученых. Наверное, пришла пора переиздать книгу хотя бы факсимильно. Может быть, тогда появится интерес к сакунам и их исторической родине. Мне кажется, что и Щитковичи, и Залужье, другие сакунские деревни могли бы стать территорией внимания туристов. Тем более что основа для создания яркой туристской деревни есть.
А.К.: Подобная идея вполне вписывается во многие начинания, связанные с государственной поддержкой отечественного туризма. Сегодня, случается, и частный бизнес, и даже государственный бюджет финансируют искусственные туристские объекты, некие музеи под открытым небом, не всегда умело стилизованные даже под старину полувековой давности. И при этом обходят стороной то, что действительно сохранило вековой колорит. Получается, как всегда: что имеем — не храним, потерявши...
В.Л.: Да, нужно спешить. Пока еще не ушли традиции, сохранились старые здания. Пока в традиционной хате сакуна еще нет запретного четвертого окна.
Фото Александра Ружечка.
Книги о дальних странствиях, неизвестных обычаях и традициях… Пампасы, джунгли, пустыни… Вспомните, как в юности по прочтении такой книги хотелось самому куда-то поехать, совершить открытие, приобщиться к экзотике. И до сих пор не все знают, что для совершения подобных открытий не обязательно выезжать за пределы родной страны. Здесь, у нас, в Беларуси, еще столько неизведанного! Загадочную древность можно обнаружить даже в маленькой деревне, которую не сразу найдешь и на карте… Нам даже не пришлось далеко отъезжать от столицы — мы побывали в Стародорожском районе. Это порубежный с Могилевщиной уголок Минской области. Ехали не просто так. По случаю удалось купить редкую книгу известного ученого Ивана Сербова «Белорусы-сакуны», изданную в Петрограде в 1915 году. В книге описывается именно этот уголок Беларуси и его жители… Хотелось сравнить прочитанное с современными реалиями. Ведь почти век прошел… И каково же было наше изумление, когда мы столкнулись с настоящим этнографическим заповедником, когда страницы книги, написанной век назад, оживали на наших глазах!
Алесь Карлюкевич: В книге Ивана Сербова говорится: «Сакуны, часть самого большого белорусского племени дреговичей, населяют верхнее течение реки Птичи и ее притока Орессы. Сакунами называются они потому, что все глаголы на «ся» у них оканчиваются твердо на «са», например: выспоуса, нагукаласа, завернесса... По статистическим данным, общее количество сакунов в настоящее время (1914 год. — Прим. авт.) насчитывается 10200 человек, из коих 5300 мужчин и 4900 женщин...»
Владимир Лиходедов: И по территории расселения, и по сохранившимся обычаям, традициям, фрагментам материальной культуры можно уверенно судить, что сакуны — самые что ни есть ближайшие потомки дреговичей. Как известно из археологических исследований, дреговичи занимали территорию на восток до Днепра, на север до линии Борисов — Логойск — Заславль — верховье Немана, на юг граница переходила за Припять, на запад — граница по Выгонощанскому болоту (севернее от Пинска). Считают и по–другому, что, возможно, западная граница расселения дреговичей достигала Западного Буга и даже переходила его.
А.К.: Кстати, я бы уточнил, что в XIX — начале XX века и теперь несколько разные представления о Полесье... Сейчас житель Минска не всегда даже Житковичи, Петриков и Мозырь к Полесью относит. Мол, Полесье — это Пинщина, Лунинетчина, Столинщина, сопредельные с ними регионы. И все. А ведь и Стародорожский край, и Любанщина, и даже часть территории современного Пуховичского района в пойме Птичи — все это Полесье.
В.Л.: Думаю, в то время, когда эти места исследовал Сербов, их жители и названия такого не слышали. Крестьяне, проживающие в деревнях Осиповиччины, Стародорожчины, знали о себе только то, что они сакуны.
А.К.: И, наверное, Сербова, собиравшего этнографические, фольклорные свидетельства о сакунах как о «части самого большого белорусского племени дреговичей», в конечном итоге как раз и интересовала взаимосвязь времен. Исследователь пишет: «Так, например, своеобразное строение поверхности Полесья — острова и дюны — очевидно, оказало немаловажное влияние на образование и насаждение здесь общинного быта. На самом деле, несколько семей или даже отдельных селений, живя целыми столетиями на своем уединенном островке или на песчаной дюне замкнуто, среди топких болот, отрезанные от всего живого мира, — естественно вынуждены были в силу необходимости по возможности теснее сплотиться в одну общину и потом всеми силами поддерживать ее... Таким только путем каждая отдельная община и могла создать у себя свою индивидуально–самобытную культуру как материальную, так и духовную, свои нравы и обычаи, своеобразные взгляды на все окружающее и, наконец, характерные особенности в произведениях народного творчества».
В.Л.: И этот вывод Сербова в особенности многозначителен. Жизнь сакунов напоминала модель социального, общественного обустройства дреговичей. Образование районного или общинного быта на Полесье, можем мы повторить почти через столетие после Сербова, относится к очень ранней эпохе, вероятно, к тому времени, «когда полесские дреговичи вели еще свой пастушеско–охотничий образ жизни». И еще один аргумент — из монографии «Белорусы–сакуны»: «Удельно–вечевая система управления и крепостное право, волостное управление и приход — очевидно, не имели большого влияния на эту родовую общину в смысле ассимиляции ее с окружающей средой. Это видно хотя бы из того, что многие такие общины, входя в состав одного помещичьего имения или волости, прихода, все–таки до сих пор еще не слились в одно целое и сохранили вполне свою обособленность.
А.К.: Казалось бы, за сто лет должно многое измениться. Так в общем–то и произошло, если внимательно не всматриваться в самую повседневную жизнь, если не разговаривать с людьми старшего поколения...
В.Л.: Стоит сегодня только заглянуть в эти деревни, окажется, что следов проживания сакунов там предостаточно. Даже то, каким образом размещены постройки во дворах, на усадьбах, возвращает нас как минимум в начало ХХ столетия.
А.К.: Но нет уже в Дражине улицы, которая была бы устлана бревнами...
В.Л.: Зато мало кто из коренных жителей, возрастом постарше, поспорит и в Дражине, и в Залужье о том, что не так выглядел их архитектурный ландшафт: «...В селениях сакунов улицы по обеим сторонам густо застроены. Дворы длинные, но очень узкие. На таком дворе двое колес с трудом разминутся... Двор сакуна плотно застроен только с двух сторон и отгорожен сзади и от улицы пряслом или частоколом, с реденькими вешницами вместо ворот. Такой двор имеет вид какого–то тесного прохода или коридора».
А вот про хату: «На одной стороне усадьбы, в расстоянии 1 1/2 — 2 саж. от улицы, за частоколом стоит небольшая, обыкновенно 9х8 арш., бревенчатая хата, рубленная в углы. Фундамента вовсе нет; первый венец кладется просто на землю или на камни, обгораживается кругом тонкими бревнами и обсыпается землей. Такая завалинка называется «прызбой»... В хате непременно три маленьких окна, из коих одно на улицу и два во двор. Четвертого окна в своей хате сакун ни за что не прорубит. В Лявках, когда крестьянская хата была отведена под земскую школу, господар, хозяин избы, прорубил четвертое окно в хате только с благословения священника и разрешения мирского схода...»
А.К.: В Залужье, деревне, которая находится километров за 15 от Старых Дорог, неподалеку от Орессы, где и домов новых построено немало, сохранилось довольно много старых построек. Совсем по Сербову: к хате примыкают холодные сени с одним оконцем и небольшим крылечком, с двумя ступенями перед дверьми. Далее по порядку идут — клеть, поветь, хлевы, отдельно — для коров, телят и волов. Затем — конюшня и одрина. По другой стороне подворья — колодец, амбар, овчарня, свинарник, истопка или варивня, погреб. И хотя большого хозяйства никто сегодня не держит, постройки эти существуют. Как правило, пустуют.
Коренной житель Залужья директор местной средней школы Михаил Федосович Козлов, сам, разумеется, из настоящих сакунов, рассказывал об удивительном трудолюбии и своих предков, и всех односельчан. В школе работает небольшой историко–краеведческий музей. В одной из его комнат — этнографическая экспозиция. На видном месте — борона старинной конструкции, которой пользовались еще в XX веке. Точно такую, связанную и сбитую из витых лозовых колец и толстых березовых прутьев, с дубовыми зубьями, дубовой дугой, мы находим на фотографии в книге Сербова.
В Залужье учителя старшего поколения рассказывали, что приезжим выпускникам педвузов сразу было трудно понять, почему первоклашки так настойчиво употребляют в окончаниях глаголов твердое «са»...
В.Л.: Фрагменты старины в связи с сегодняшней жизнью, бытом сакунов интересны в своей сопричастности с далекими временами зарождения на наших землях христианства. В «Белорусах–сакунах» И.Сербова привлекают внимание снимки старых деревянных церквей в Житине, в Щитковичах, в Залужье...
А.К.: Не та ли это, если говорить о Залужье, церковь Святого Георгия, что и сейчас открыта для прихожан?..
В.Л.: В Залужье я познакомился с настоятелем церкви. И он, и старые прихожане утверждали, что нынешнее здание церкви построено в 1927 году. А старый храм был через дорогу. Когда его построили, никто не помнит. Но я привез в Залужье книгу Сербова (напомню: изданную в 1915 году) и показал один из снимков. Подписан он следующим образом: «Старая церковь в Залужье». Значит, была до 1915–го и новая?.. Еще один снимок, где отчетливо просматриваются макушки двух церквей... Но я бы сейчас напомнил слова Сербова не столько о храмах, сколько о религиозности сакунов вообще: «Сакуны издревле православные. Уния коснулась их только вскользь, не оставив после себя никакого следа... Крестьяне, особенно женщины, весьма набожны: строго соблюдают праздники и посты, украшают жилище иконами и священными предметами, посещают храмы и священные места...»
А.К.: Сербов рассказал и о Проще. Не все знают само значение яркого и вместительного слова. Проща — место, родник, камень или что–то другое, наделенное согласно представлениям верующих необычной силой.
В.Л.: В этнографической биографии сакунов эпизод, связанный с Прощей, носит особое, сакральное значение... В Щитковичах директор школы Борис Галенсон провез нас по всем окрестным селам. Показал, между прочим, дедовскую хату, где уже в сенях встречал большой шкаф, высеченный из цельного ствола липы. Такому мастерству нельзя не подивиться. Познакомил нас Борис Галенсон и с одной удивительной бабулей — Надеждой Яковлевной Курьянович, — перешагнувшей 90–летний рубеж. Мол, если она вам ничего о Проще не расскажет, так больше и не у кого спрашивать.
«Да, Прощу у нас знают, и я туда в трудные минуты ходила», — рассказывает бабуля. Вместе мы восстановили многие сюжеты из жизни святого места. К Проще как к последней всепрощающей инстанции люди из Щитковичей и других окрестных деревень шли со своими горестями, бедами. Верующие люди здесь исцеляются физически и душевно. Местные жители рассказывают о видениях, о чудесах.
А.К.: Масштабы почитания святого места в начале минувшего века впечатляли. В каждое молодиковое (т.е. в новолуние) воскресенье, как писал Сербов, на Прощу собирались тысячи народу, преимущественно женщины, которые молились, ползали на коленях вокруг каплиц и брали горстями святую землю...
Священник совершал в Щитковичской приписной церкви обедню. А затем с крестным ходом шел на Прощу, где и служил молебны. Православная церковь с уважением отнеслась к древним, возможно, дохристианским традициям самых ярких наследников дреговичей.
В.Л.: Удивительно, как сохранились древние обряды в памяти сакунов! Стоило мне только зачитать из Сербова начало заговора, как моя 90-летняя собеседница на удивление всем продолжила: «Иду выговаривать! Зоры–заранички поздние и ранние помощнички: приступити, поможите колику выгонять! Колика иди с ножом, а я с двумя; колика с двумя, а я с тремя...» Это в точности совпадало с текстом, приведенным в книге. Конечно, негде было старушке и в молодые годы прочитать записанное Сербовым... Монографии издания 1915 года нет даже в районной библиотеке. Всего несколько страниц о белорусах–сакунах — в историко–документальной хронике Стародорожского района «Память». А между тем Сербов писал о них: «Сакуны честный и добросовестный народ... Если сакун дал слово, а тем более поклялся «на грудь», то он непременно исполнит обещанное, не изменит данному слову».
А.К.: Выходит, что у сакунов многому надо бы современному человеку поучиться...
В.Л.: Жаль, что исследование Сербова знакомо лишь узкому кругу ученых. Наверное, пришла пора переиздать книгу хотя бы факсимильно. Может быть, тогда появится интерес к сакунам и их исторической родине. Мне кажется, что и Щитковичи, и Залужье, другие сакунские деревни могли бы стать территорией внимания туристов. Тем более что основа для создания яркой туристской деревни есть.
А.К.: Подобная идея вполне вписывается во многие начинания, связанные с государственной поддержкой отечественного туризма. Сегодня, случается, и частный бизнес, и даже государственный бюджет финансируют искусственные туристские объекты, некие музеи под открытым небом, не всегда умело стилизованные даже под старину полувековой давности. И при этом обходят стороной то, что действительно сохранило вековой колорит. Получается, как всегда: что имеем — не храним, потерявши...
В.Л.: Да, нужно спешить. Пока еще не ушли традиции, сохранились старые здания. Пока в традиционной хате сакуна еще нет запретного четвертого окна.
Фото Александра Ружечка.