Михалон Литвин, белорусский гуманист и мыслитель XVI века, - автор трактата "Аб норавах татара+, лiто+ца+ i маскавiцян" на латинском языке

В нашей истории столько белых пятен, что если о персонаже вообще хоть что–то известно — уже удача. Вот, например, есть в энциклопедиях красивое имя — Литвин Михалон. Белорусский гуманист и мыслитель XVI века.

А начинаешь разбираться, так даже настоящего имени не знают. По одной версии так подписывался деятель Великого княжества Литовского Михайло Тишкевич, женившийся на княжне Глинской. По другой — Венцеслав Миколаевич, секретарь Великого княжества. А есть и третьи версии, и четвертые...

И никому бы дела не было до этого персонажа. Если бы не сохранившийся его трактат на латинском языке «Аб норавах татараў, лiтоўцаў i маскавiцян».

Впрочем, и история с трактатом неясна. Написан–то он, как высчитали историки, где–то в середине XVI века. А вот опубликован только в 1613 году в Базеле. Причем издатель, некто Иоганн Якоб Грассер, честно сообщил в предисловии, что рукопись состояла из десяти книг, а публикует он лишь отрывки первой и девятой да выжимку из остальных восьми. Потому как «последующие за сим книги Михалон наполняет только жалобами на испорченные нравы своего народа, говоря, что это самый пагубный враг, которого должно изгнать прежде всего, почему он желает, чтобы нравы были исправлены, и указывает королю на средства, как достигнуть этой цели. Но мы, опустив эти жалобы, познакомимся только с тем, что принадлежит собственно к истории».

Знаем мы эти цензурные правки! Наверняка самое интересное осталось «за бортом»... Впрочем, и то, что Грассер опубликовал, дало материал для сонма исследователей. Честно говоря, Михалон Литвин и впрямь избрал особый стиль: его цель не столько описать нравы, сколько исправить их у земляков. А для этого нужно их покритиковать на фоне чужеземных добродетелей. «Михайло утрирует с одной стороны недостатки своих сограждан, с другой добродетели соседей, причем нередко впадает в противоречие, как с самим собою, так и с другими историческими свидетельствами», — говорится в предисловии XIX века.

Еще предмет для споров: культурная принадлежность Михалона Литвина. Как и многие знаковые фигуры нашей истории он явно поликультурен. Литовцы, конечно, считают его своим. Но и мы, белорусы, имеем на него право. Нравы–то он критикует и наших предков, живших в Великом княжестве Литовском, которые, как считают многие историки, и назывались в летописях литвинами.

Трактат, как было принято, обращен к молодому королю Сигизмунду Августу, которому Литвин и рассказывает свои наблюдения, а также дает советы по усовершенствованию общества.

И не зря сопоставляют текст «Аб норавах татараў, лiтоўцаў i маскавiцян» с «Утопией» Томаса Мора и «Городом солнца» Томмазо Кампанеллы.

Обоих упомянутых утопистов ждал конец печальный и суровый. Кто знает, опубликуй Литвин свой нелицеприятный труд при жизни, не взъярились бы на него? Грассер нашел рукопись среди бумаг типографщика Петра Перны, которому она была прислана для напечатания. Да так и завалялась... Иоганн Грассер ведь издал ее тоже не из чисто научного интереса. Он хотел сделать подарок молодому князю Октавиану–Александру Пронскому, внуку киевского воеводы Фридриха Глебовича Пронского. К изданию приложил генеалогию Пронских и обращение к своему высокородному другу: «Теперь, когда ты предполагаешь возвратиться в отечество, то по возвращении твоем тебе, без сомнения, придется по временам сражаться с татарами и москвитянами — я решился посвятить твоему знаменитому имени этот труд, в котором верно изображается жизнь сих врагов».

Что мы узнаем из трактата наверняка? Что Михалон Литвин побывал при дворе крымского хана. Этот факт в архивном детективе послужил главной уликой.

Расследование по установлению авторства начали еще век назад. В предисловии к изданию трактата на русском языке говорится, что в документах встречается несколько лиц, ездивших в качестве послов или гонцов в Орду, носивших имя Михайл.

«Так, на двух письмах Сигизмунда I к Менгли–Гирею, писанных в 1510 г. (13 и 27 ноября) находим пометки: «Тот лист послан до Орды дяком Михайлом» и «Тот ярлык од короля е. м. послан до Менгли–Гирея, царя Перекопскаго, тым же дяком Михайлом». В 1511 г. письмо Сигизмунда I к литовскому послу, находившемуся в Крыму, начинается следующими словами: «Дворянину нашему Михаилу Павшы и писарю нашему Михаилу Василевичу»; тот же писарь посольства, Михайло Василевич, снова был послан в Крым в 1513 году с письмом Сигизмунда I к Менгли–Гирею. Наконец, в 1538 году этот король обращал внимание панов рады литовской на то, что дипломатические отношения к Крыму приняли враждебный характер, и между прочими фактами указывал, что «царь перекопский легкость послу его милости, Михайлу Тишковичу, там в Орде выредил».

«Легкость» — то есть неуважение. Чем оскорбил Менгли–Гирей Михайло Тишкевича, неизвестно. Однако исследователи в большинстве склоняются к тому, что не «дяк Михайло» и прочие, а именно Тишкевич наиболее вероятный автор трактата.

Еще ясно, что происходил он из обедневшей шляхты. Женившись на княжне Глинской, получил в приданое за ней несколько имений в Волковысском уезде. То есть брак был для обедневшего шляхтича выгодным. Наверное, помогло, что Тишкевич сделал карьеру, занял важные посты... Но ведь хочется думать, что невеста была покорена умом и прочими достоинствами небогатого жениха.

К тому же убежденного трезвенника.

Нет, я, конечно, не уверена на сто процентов, что он был трезвенником.

Но факт, что Михалон Литвин жестко осуждает пьянство у земляков. Причем сгущает краски в стиле агитпропа: «Крестьяне, забросив сельские работы, сходятся в кабаках. Там они кутят дни и ночи... Прокутив имущество, люди начинают голодать, то вступают на путь грабежа и разбоя, так что в любой литовской земле за один месяц за это преступление платят головой больше людей, чем за сто или двести лет во всех землях татар и москвитян, где пьянство запрещено».

Еще красочнее: «День для них начинается с питья огненной воды. «Вина, вина!» — кричат они еще в постели. Пьется потом эта отрава мужчинами, женщинами, юношами..., они ничего после этого не могут делать, кроме как спать».

А вот «татары и турки, хотя и владеют землями, родящими виноград, однако вина не пьют». Почему? «У татар тот, кто лишь попробует вино, получает восемьдесят ударов палками и платит штраф таким же количеством монет».

Вряд ли земляки были бы благодарны поборнику нравов Литвину Михалону за подобное нововведение.

Следующим пунктом автор нападает на чиновников.

«В Литве одно лицо занимает до десяти должностей, тем самым устраняя других от их исполнения», и приводит в пример московцев, где «князь соблюдает равенство между своими, не предоставляя одному лицу многих должностей. Управление одною крепостью и то лишь на один, много на два года поручается совместно двум воеводам и двум дьякам».

Указывает автор королю и на необоснованную раздачу «грантов»: «Те, кто посылается куда–либо, еще прежде, чем окажут заслуги, получают много денег из казны, хотя по большей части возвращаются ничего не сделавши, но причинивши значительные притеснения тем, через владения которых пролегал их путь... В Московии только гонец, нуждающийся в очень спешной езде по государственным делам, может таким способом пользоваться лошадьми».

Правда, достается от него и московцам: «У нас очень много московских перебежчиков, которые, разведавши наши дела, средства и финансы и изучив наши нравы, потом свободно возвращаются в свою страну, а пока находятся здесь, тайно передают своим наши планы».

Довольно смело звучит предложение, чтобы, чем больше у человека доходов, тем больше он платил налогов. Автор требовал такого уклада, «чтобы ни один бедняк не умирал от голода и холода». Доказывал равенство перед законом всех — и шляхтича, и простолюдина.

Кстати, исследователи считают, что идеи Литвина нашли отклик. В Статуте Великого княжества Литовского 1588 года появились соответствующие правки. Запрещалось одному человеку занимать несколько государственных должностей, за убийство простолюдина шляхтича отдавали под суд. И судебную реформу провели.

А еще Литвин Михалон утверждал, что литовская аристократия происходит от Юлия Цезаря! Да и вообще Литва была провинцией Рима...

Что ж, шляхта и так верила, что ведет происхождение от римского князя Палемона — так называемая «сарматская теория». И уж, конечно, всегда блюстители сарматских традиций вспоминали некий «золотой век», когда жили доблестные рыцари и чистые девы, а современная молодежь, увы, эти идеалы забросила.

Для Литвина Михалона этим идеалом были времена князя Витовта, так же, как для Миколы Гусовского.

Разумеется, спустя пару столетий для блюстителей сарматских идеалов уже шестнадцатый век — пример доблести и высоких нравов!

Но не так все мрачно в трактате. Это нам сегодня грустно, когда читаем, как выглядела наша земля. «Многие реки называются золотыми, особенно Припять, которая в одном месте вблизи Мозыря, при устье реки Тура, с накоплением свежей воды из источников ежегодно, в начале марта, наполняется таким множеством рыбы, что брошенное в нее копье ущемляется и стоит отвесно, словно водруженное в землю — так густо сбивается там рыба. Я бы не поверил этому, если бы сам не видал зачастую, как оттуда беспрерывно черпали рыбу и наполняли ею в один день до 1000 возов, принадлежавших приезжим купцам, которые ежегодно съезжаются к этому времени».

Когда умер Литвин Михалон и как — неизвестно. Кто знает, может, мимо его чудом сохранившейся могилы мы проходим каждый день, не подозревая, что в ней лежит автор трактата, пятьсот лет тому назад хотевший всеобщей справедливости?

rubleuskaja@sb.by

Советская Белоруссия № 114 (24744). Четверг, 18 июня 2015