Красные листья
01.02.2013
Пример брата
Родился он в деревне Гаркавичи Сокольского уезда Гродненской губернии. Уже в раннем детстве ему пришлось познать горечь жизни бедняка. Позднее он писал: «На своей спине почувствовал социальный гнет и классовую несправедливость». Ираида Осиповна Царюк, младшая сестра Притыцкого, доктор исторических наук, профессор, которая работала в Белгосуниверситете преподавателем, заведующей кафедрой, деканом исторического факультета, вспоминала, что в тридцатые годы отношение к белорусам со стороны польских властей было достаточно жестким. Дети учились в польской школе, белорусских просто не было. Всех заставляли ходить в костел. Если учитель слышал, что дети говорят по–белорусски, бил по рукам линейкой, да так, что ученик не мог несколько дней потом взять ручку. Бывали и настоящие погромы. Однажды ворвались и в хату Притыцких, спрашивали, где Сергей и его старший брат Александр, которые тогда начали заниматься политической деятельностью. Братьев дома не оказалось, и полицейские избили их отца и мать...
Решающую роль в выборе жизненного пути, по словам Сергея Осиповича, сыграл брат Александр, который работал секретарем Гродненского подпольного окружного комитета партии. Во время Великой Отечественной войны Александр Притыцкий был расстрелян гитлеровцами... Сергей рано приобщился к подпольной работе, выполнял отдельные поручения местной партячейки. Уже в 1928 году его взяла на учет полиция как подозреваемого «в коммунистическом заговоре». В 1931–м вступил в комсомол, а в 1932 году Притыцкого принимают в Компартию Западной Белоруссии (КПЗБ).
Расплата за предательство
Первый контакт Стрельчука с польской политической полицией (дефензивой) совпал с моментом принятия в ряды КПЗБ — было это в 1925 году. По собственной инициативе, безо всякого принуждения, пришел он в отделение дефензивы города Бельск–Подлясского, где выложил на стол обширную информацию о работе партячейки в родной деревне и ее околицах. С тех пор его контакты с полицией стали постоянными. Им заинтересовалось управление тайной полиции в воеводском центре — Белостоке. Здесь он, пройдя курс филерского обучения, получил кличку Алекс. Его отчеты оказались для дефензивы поистине бесценными и позволили нанести непоправимый урон КПЗБ.
Алекс лично участвовал в обысках, в ведении следствия, пытках заключенных. В Брестском округе он указал сотрудникам политической полиции на одного из крестьян: «Арестовать, это секретарь местной партячейки, я был у него на собрании коммунистов и жил в этом доме три дня». Естественно, хозяин все отрицал. Тогда Алекс подошел к стене, снял икону и прочитал надпись на обороте: «Здесь состоялось собрание коммунистов, и я здесь жил. Яков Стрельчук». Аресты продолжались несколько месяцев. Затем начались судебные процессы, где в качестве главного свидетеля обвинения неизменно выступал Стрельчук. Когда провокатор был разоблачен, ЦК КПЗБ оповестил об этом через подпольную печать и предостерег, «чтобы никто с ним отношений не имел, чтобы окружить его стеной ненависти и презрения» («Чырвоная дапамога», № 2, май 1935 г.).
Начались допросы. Они проводились по нескольку раз в неделю. Вскоре Притыцкий узнал, что провокатора, оказывается, не убил. Он получил две пули в голову и одну в руку, но остался жив. После ухода прокурора и следователя Сергей Осипович долго не мог понять, почему у того не оказалось ни одной раны на спине, ведь он стрелял туда. На суде выяснилось, что у Стрельчука под пиджаком был надет панцирь, и пули его не пробили. Но он бесследно куда–то исчез...
Выстрелы в Виленском суде всколыхнули не только «кресы всходние», их громкое эхо разнеслось далеко за пределами Польши. О жизни Притыцкого много писали, о нем сняты фильмы. Ну а что же сталось с провокатором? Только в 80–е годы ситуацию прояснил белостокский писатель Александр Омильянович в документальной книге «Шпионский ноктюрн». Оказывается, сразу же после покушения в суде дефензива, желая получше застраховать своего агента, упорно распускала слухи, что Стрельчук был смертельно ранен и скончался. А на самом деле «послужной список» предателя пополнялся. В предвоенные годы он — агент дефензивы в Познани, где завербован абвером. По его доносам были расстреляны сотни человек за связь с советскими партизанами, сожжены десятки деревень. Затем служил в минском СД, в составе батальона СС участвовал в карательных операциях. Сбежал на Запад, жил в ФРГ и США.
После ареста Притыцкого развернулась массовая кампания за его спасение. Организовывались общественные комитеты, был создан специальный фонд для сбора пожертвований для его освобождения. Но приговор суда — смертная казнь через повешение. И тогда во многих странах стали требовать отмены смертного приговора. 29 февраля 1937 года апелляционный суд отменил решение Виленского окружного суда и приговорил Притыцкого к пожизненному заключению. Обо всем этом талантливо было рассказано в фильме «Красные листья» — надеюсь, читатели помнят эту интересную картину...
С верой в свою правоту
В сентябре 1939 года после нападения нацистской Германии на Польшу Сергей Осипович в числе других заключенных вырвался на свободу из Равичской тюрьмы, где отбывал наказание. Вернулся в родные места. Активно включился в строительство новой жизни.
В годы Великой Отечественной войны Сергей Притыцкий служил в Красной Армии, участвовал в организации партизанского движения в Белоруссии и Польше. В послевоенные годы трудился первым секретарем Гродненского, Барановичского, Молодечненского и Минского обкомов партии, ЦК КПБ, был на профсоюзной работе. Впоследствии его избрали на высокий пост Председателя Президиума Верховного Совета БССР. Сергей Осипович скоропостижно скончался, не дожив и до 60 лет, 13 июня 1971 года.
Как вспоминал поэт Петрусь Бровка, ему не раз рассказывали посетители, которым доводилось быть на приеме у Сергея Осиповича, о его исключительной отзывчивости и о том, как он всегда глубоко вникал в суть дела: «Он был добр душой, но не любил людей лицемерных, разных мошенников и проходимцев». Жена Притыцкого Татьяна Ивановна много раз просила его написать мемуары. Ведь такая интересная и поучительная жизнь! Предлагала даже записывать воспоминания сама. Но Сергей Осипович все оставлял это на потом. Не успел. Только в конце жизни написал страниц семьдесят текста...
Владимир ЕГОРЫЧЕВ, кандидат исторических наук, Гродно.