Подвиг летчиков, воевавших в небе над Бобруйском на легендарных штурмовиках Ил-2, до сих пор не увековечен

Эта история началась 4 мая 2010 года, когда на страницах «СБ» была опубликована моя статья «Заслонили собою небо», которая посвящалась летчикам 4–го (с марта 1942 года 7–го гвардейского) штурмового авиаполка, сложившим свои головы в боях за Могилевщину горьким летом 1941–го и в победные дни июня 1944–го. Из всех моих поисково–исследовательских журналистских работ она была одной из самых трудоемких. Лишь благодаря помощи и личному участию заместителя начальника Центрального архива Минобороны России полковника Андрея Тихонова мне удалось подробнейшим образом изучить материалы об авиаторах этого легендарного полка, сделать копии фотографий 29 погибших летчиков, получить 43 архивные справки на 49 авиаторов, которые числились в списке безвозвратно утраченных в боях за мирное небо Белоруссии. Почему такое внимание было проявлено именно к 4–му шап?

Это первый полк ВВС РККА, который полностью перевооружился на штурмовик Ил–2, самый массовый (выпущено 36.163!) и самый жертвенный (утрачено более 22.400) самолет Второй мировой войны, ставший, наряду с танком Т–34 и реактивной установкой БМ–13 «катюша», настоящим символом нашей Великой Победы. И не только первым перевооружился, но и первым 27 июня 1941 года на Ил–2 вступил в бой на Бобруйском направлении. 43 авиатора и 77 самолетов Ил–2 потерял полк только в боях за Могилевщину.

Опубликованный в «СБ» материал о летчиках–штурмовиках стал для меня не только одним из самых сложных, но и одним из самых безрезультатных с точки зрения увековечения памяти погибших воинов. И до сего дня ничего сделать так и не удалось. Почему? Вот с этим и попытаемся сегодня разобраться.

Взяться за перо заставило письмо жителя Бобруйска, активного ветерана–авиатора Бориса Евсейчика, в котором он сообщил: «Руководство совета ветеранов города сменилось. 25.08.2016 г. я подал документы: 1. Газета «СБ» от 04.05.2010 года на 2 листах («Заслонили собою небо»); 2. Архивные справки на 40 листах; 3. Ходатайство ветеранов в/ч 33620 на 2 листах с просьбой увековечить память летчиков, погибших в боях за Бобруйск. Председатель совета ветеранов сегодня мне позвонила и сказала: «Вопрос решен положительно, на Форштадте (район Бобруйска, рядом с аэродромом. — Прим. авт.) организовывается музей авиации, там будут самолеты. Будут искать и самолет Ил–2, и если найдут, то поставят в музее». Это письмо вызвало у меня настоящий прилив оптимизма. Здорово, что совет ветеранов Бобруйска активно взялся за святое дело увековечения памяти летчиков 4–го (7–го гвардейского) шап! Уверен, все у нас получится. Главное, есть желание, а настойчивости и целеустремленности нашим ветеранам не занимать.

Но что могу сказать насчет поисков самолета Ил–2. На весь бывший Советский Союз их сохранилось, увы, очень мало — на пальцах одной руки можно перечесть. Согласно хранящейся в подольском архиве «Ведомости потерь материальной части самолетов 4 шап 11 сад с 26.6. по 20.7.41 г.», подписанной командиром 4–го шап майором Семеном Гетьманом, боевые потери полка составили 59 штурмовиков Ил–2, еще 4 утрачены в авариях. Итого — 63. Именно столько полагалось иметь в полку по штату! 18 из них сбито истребителями противника, 21 — зенитной артиллерией, 14 — не вернулось с боевых заданий по неизвестным причинам, 6 — разбиты при вынужденных посадках. Кстати, по документам, на 27 июня в полку имелось 72 Ил–2, девять из которых до Белоруссии не долетели и остались в Украине, в Богодухове. В «Журнале учета самолетов и экипажей, сбитых и пропавших без вести» все они расписаны со скрупулезной точностью и подробностями, с указанием заводского номера самолета и номера установленного на нем авиамотора. Непосредственно в боях на Бобруйском направлении 4–й шап потерял 29 штурмовиков Ил–2. Первые Ил–2 были одноместными, без воздушного стрелка, со «скошенной» кабиной, за что получили прозвище — «горбатые». Но зато имели цельнометаллический корпус. Всего через несколько месяцев в целях экономии всю хвостовую часть бронированного штурмовика сделают... деревянной! Есть, конечно, надежда, что когда–нибудь в болоте, реке или озере под Бобруйском поисковики найдут раритетный цельнометаллический Ил–2. Все штурмовики, которые были легкодоступны и лежали на поверхности, увы, давным–давно сданы на металлолом...

Речь о скромном памятнике–обелиске, об обыкновенном камне–валуне или просто памятной доске с фамилиями не вернувшихся из боевых вылетов летчиков 4–го (7–го гвардейского) шап идет в Бобруйске давно, с октября 2010 года. На статью «Заслонили собою небо» откликнулся и написал мне свое первое письмо (их потом будет более двух десятков) вышеупомянутый Б.Евсейчик: «По поводу обелиска летчикам 4–го шап я разговаривал с председателем совета ветеранов города Бобруйска. Она сказала, что одной газетной статьи мало, нужны архивные данные. Вышлите мне их». Что я немедленно и сделал. Вскоре получил от Евсейчика, человека до мозга костей военного и пунктуального, сообщение: «Сегодня, 16 ноября 2010 г., утром, в 10 часов, я был в исполкоме, передал документы на личный состав 7–го гвардейского (4–го) штурмового авиационного полка председателю ветеранской организации Бобруйска, обещала помочь».

Мы торопились, 27 июня 2011 года исполнялось ровно 70 лет первому боевому вылету летчиков 4–го шап. Хотелось успеть к этой дате. Следующее письмо Б.Евсейчика вселило надежду: «Вчера, 14.01.2011 г., ходил к председателю совета ветеранов, обещала в марте разобраться». В мае 2011 г. еще письмо: «На Форштадте планируется поставить памятный знак летчикам, погибшим за Бобруйск». Но что–то помешало это сделать.

В октябре 2011 года Борис Евсейчик написал очередное официальное письмо–обращение на имя председателя горисполкома с приложением архивных справок, но и в этот раз положительное решение принято не было. О причинах можно только догадываться, скорее всего, нехватка средств.

В ноябре 2011 года на мое имя пришло письмо за подписью председателя Бобруйской городской организации Белорусского общественного объединения ветеранов, в котором мне выражалась признательность «за внесенный значительный вклад в страницу истории боевых действий 4–го штурмового авиационного полка, сражавшегося в небе Бобруйщины в июне–июле 1941 года», а далее говорилось: «Президиум Бобруйского городского совета ветеранов постановил наградить вас почетной грамотой, которую мы вам высылаем, а имеющиеся архивные документы о боевых действиях летчиков 4–го авиационного полка передать на постоянное хранение в фонд учреждения культуры «Бобруйский краеведческий музей».

Из этого письма я понял, что бобруйские ветераны сделали все, что могли, но аргументов для положительного решения вопроса у них оказалось недостаточно.

На мою статью в «СБ» откликнулось много родственников погибших летчиков: внучка старшего лейтенанта Кошелева, внучка старшего политрука Серафима Дрюкова из Ялты, родственники лейтенанта Мухамеджана Шакирджанова из Узбекистана, правнучка капитана Владимира Лесникова, родственники старшего лейтенанта Сергея Плешкова... У всех один и тот же вопрос: как погиб и где похоронен дорогой им человек? Где то место, где они смогут склонить голову, возложить цветы и почтить память погибшего за нас с вами, за нашу Беларусь воина?

В 2011 году в мой адрес пришло письмо от Сергея Рашковского, внука заместителя командира 3–й эскадрильи 4–го шап старшего лейтенанта Федора Сигиды, не вернувшегося из боевого вылета в район Бобруйска 30 июня 1941 года. Чтобы было понятно, насколько сложен и трудоемок требующий огромного терпения и настойчивости, зависящий от малейших деталей, стечения обстоятельств и просто удачи процесс поиска, случай с Сигидой я опишу подробно.

Итак, прочитав в моей статье о том, что Федор Сигида похоронен в деревне Вороновичи Бобруйского района, Сергей Рашковский написал мне, что, по его данным, там похоронен другой летчик, а не его дедушка. Работая в 2008 году в Центральном архиве МО РФ в Подольске, в учетно–послужной карточке старшего лейтенанта Сигиды я увидел запись: «Вход. 1769 от 1966 г. захоронен в районе д. Вороновичи Бобруйского района Могилевской области». Рядом, в скобках, добавлено карандашом: д. Писчаки. На основании этого документа я и указал место захоронения Сигиды в своей статье. Но все оказалось не так просто.

На помощь вновь пришел неугомонный Борис Евсейчик. По моей просьбе он съездил в Вороновичи и нашел этот памятник. Надпись на нем гласила, что там похоронены три воина. Известен только один: летчик Ковалев Алексей Георгиевич, погибший 1 июля 1941 года. Местные жители рассказали, что недалеко была еще одна могила, где покоились трое наших военных, но их куда–то перезахоронили. Разъяснили и ситуацию с деревней Писчаки — так ранее называлось соседнее с Вороновичами Орехово.

12 декабря 2011 года Евсейчик обратился за помощью в райисполком, в отдел, который ведет учет воинских захоронений на территории Бобруйского района. Действительно, по их данным, в Вороновичах захоронен командир эскадрильи 423–го истребительного авиаполка Алексей Ковалев, пропавший без вести 1 июля 1941 года. Но согласно перечню № 12 Приложения к директиве Генерального штаба от 18 января 1960 года № 170023, 423–й иап начал воевать только 8 августа 1941 года! Еще одна загадка...

Данными на Федора Сигиду работники исполкома не располагали, но, надо отдать им должное, оказались молодцами, и уже на следующий день, 13 декабря, в подольский архив был отправлен за подписью зампреда исполкома С.Носовой соответствующий запрос. 7 февраля 2012 года пришел ответ, который меня крайне удивил: «Сообщаем, что ст. лейтенант Сигида Федор Игнатьевич, 1912 г. р., уроженец г. Таганрога, место призыва не указано, заместитель командира эскадрильи 4 скоростного бомбардировочного авиаполка, пропал без вести 30.6.1941 г. (так в документе). Жена — Сигида Мария Дмитриевна, проживала в г. Волчанске, старый военный городок, кв. 18. Основание: ЦАМО РФ, картотека учета безвозвратных потерь офицерского состава». И все. Формально ответ дан. Но мы не сдаемся. Борис Евсейчик снова идет в райисполком и просит отправить повторный запрос, к которому приложить имеющуюся у меня копию учетно–послужной карточки с записью о захоронении Сигиды в Вороновичах. Запрос отправили 16 августа 2012 года. Ответ, который пришел из архива всего через два месяца, дублировал предыдущий, но с припиской: «Для сведения сообщаем, что в указанной копии послужной карты запись о месте захоронения была сделана в 1966 году с какого–то письма, никаких официальных записей по этому поводу не имеется, приказ об исключении Сигиды Ф.И. как пропавшего без вести не отменялся». Что ж, на этот раз сотрудники архива в УПК Сигиды все–таки заглянули. Смею только заметить, что архив не проходной двор и какую–либо запись в этот документ без веских на то оснований никто делать бы не стал. А вскоре я получил подтверждение этому. Мир не без добрых людей, и на все, как говорится, воля божья. Живет в Бобруйске замечательный человек, руководитель поискового отряда «Обелиск 92/1» Сергей Порозов, который прислал Сергею Рашковскому заметку под названием «Вярнулi iмя» из бобруйской газеты «Трыбуна працы» от 21 июля 1991 года, рассказывавшую о его деде Федоре Сигиде! Публикация наконец–то и расставила все на свои места. Житель поселка Редкий Рог В.Башан в этой заметке пишет: «Это было, возможно, в конце июня или начале июля 1941 года. Фашистские войска уже оккупировали город и район. Летним утром я вместе с Иваном и Сергеем Рассохами отправился в направлении Бобруйска. Шли лесом. Подходя к аэродрому, услышали гул наших самолетов. А через мгновение — глухие взрывы бомб... Тут же в небе мы увидели и немецкие истребители. Было, признаюсь, страшновато. Мы уже думали возвращаться домой. В это время увидели, как один из наших самолетов вспыхнул и направился в сторону лесной полянки. Переждав, пока закончится воздушный бой, мы пошли в направлении Вишневки. Через каких–то метров 100 увидели самолет. Он горел. Пройти мимо? Где–то рядом могли быть гитлеровцы. Но, осмотревшись, все–таки подошли ближе к месту происшествия. Догорала кабина. Недалеко лежал летчик, тоже обгоревший. Наверное, пуля попала ему в висок и прошла насквозь, потому что голова была вся в крови. По петлицам определили, что погиб лейтенант. Мы решили похоронить летчика. Но перед этим я посмотрел, а есть ли что–нибудь в кармане его гимнастерки? Нашлась книжечка, где было написано: Сигида Федор Игнатьевич, 1912 года рождения, лейтенант, украинец, женат. У меня как раз был карандаш, и я записал эти данные. Документ положил обратно в карман гимнастерки, так как брать его с собой было небезопасно. Выкопали неглубокую яму, устлали веточками и положили туда погибшего. Возвратившись домой, я спрятал записку и запомнил фамилию и имя лейтенанта. Потом, когда партизанил, не раз рассказывал об этом эпизоде, но тогда не до того было... И вот прошло после войны более 20 лет, когда начали в газетах, на радио, по телевидению просить всех, кто что–нибудь знает о погибших, сообщить в соответствующие инстанции, я и вспомнил погибшего летчика. Написал в военкомат о том, что знал. Недели через три ко мне приехали несколько человек, среди которых был и военный летчик в чине майора. Он сказал, что на самом деле был такой летчик, выполнял боевое задание и числится в списках пропавших без вести. В этот же день вместе с Иваном и Сергеем Рассохами я поехал показать место, где похоронен летчик. Очень хотелось найти его могилу. Но сделать это нам так и не удалось. Местность за два десятилетия изменилась, выросли ели, а сама территория оказалась безлюдной. Но память о Федоре Игнатьевиче Сигиде живет. Его фамилия занесена в списки воинов части, в которой он когда–то служил». Только теперь наконец–то стало ясно, из какого письма в 1966 году в архиве сделали запись в УПК Федора Сигиды.

Как тонка ниточка памяти, позволившая буквально вытащить летчика Сигиду из огромного списка воинов, пропавших без вести. Сколько раз она могла оборваться — и все. Не пошли бы 30 июня 1941 года ребята из деревни Редкий Рог в Бобруйск, не остановились бы у горевшего самолета, не записали бы невесть откуда взявшимся карандашом фамилию летчика, не пережили бы они войну, не написал бы Башан в военкомат и газету, не увидел бы эту заметку Сергей Порозов... Благодаря воспоминаниям В.Башана и архивным документам можно восстановить обстоятельства второго и, увы, последнего боевого вылета Федора Сигиды. Однако сначала хотя бы кратко о нем самом. Когда я работал в подольском архиве, фотографии Сигиды мне найти не удалось. Но внук летчика Сергей Рашковский прислал их целых две. На одной — выпускник 7–й Сталинградской школы военных летчиков лейтенант Сигида, а это значит — 1935 год. А на другой — в звании старшего лейтенанта, это уже — 1939–й. Вся его предвоенная служба прошла в Харьковском военном округе: младший летчик, командир звена, замкомандира эскадрильи. Летал на самолетах У–2, Р–5, Р–Зет, СБ, Су–2, Ил–2. Служил в 14–м корпусном авиаотряде, 10–й разведэскадрилье 43–й авиабригады, отдельном авиазвене 25–й Чапаевской стрелковой дивизии. Одним из первых встал в строй сформированного в мае 1938 года 4–го легкобомбардировочного авиаполка, который в августе 1940–го стал 4–м скоростным бомбардировочным, а 5 мая 1941 года получил наименование 4–й штурмовой. В феврале–марте 1940–го в составе полка на деревянно–полотняных бипланах Р–3ет, базируясь на льду Кавголовского озера, принимал участие в советско–финляндской войне. В начале июня 1941 года замкомандира 3–й АЭ Сигида впервые увидел «горбатый», без воздушного стрелка, Ил–2, а уже 29 июня с аэродрома в Быхове совершил свой первый боевой вылет в район Бобруйска. В этот день 64 штурмовика 4–го шап нанесли удар по передовым частям 3–й танковой дивизии генерала Моделя, захватившим Бобруйск и начавшим форсирование Березины. Полк потерял от зенитного огня и истребителей противника 9 самолетов. В понедельник, 30 июня, обстановка у Бобруйска сложилась просто катастрофическая. Задержать немцев на Березине не удалось. Был отстранен от должности командующий Западным фронтом генерал армии Павлов. По приказу командования ВВС фронта вся имеющаяся ударная авиация нацеливалась на немецкие переправы через Березину. Этот приказ, увы, был перехвачен немцами, и наши самолеты ждали...

У 4–го шап в воздух поднялись 36 Ил–2: 21 — штурмовали переправы у Щатково и Доманово, 15 — Бобруйский аэродром, где базировалась лучшая истребительная авиагруппа (дивизия) германских ВВС JG–51 под командованием самого результативного немецкого аса Вернера Мельдерса, вооруженная новейшими самолетами Ме–109 Ф–2. По этому осиному гнезду и ударил Сигида с товарищами. Благодаря воспоминаниям В.Башана мы знаем, что бомбы на аэродром наш летчик сбросил, но был сбит успевшими взлететь «мессерами». Его Ил–2 с заводским номером 4503 и мотором № 0166 упал на опушке леса и сгорел. С кем вел свой последний воздушный бой Сигида, сказать трудно. Возможно, с самим Мельдерсом, который тогда сбил два Ил–2 и три бомбардировщика СБ, что сделало его боевой счет равным 83 (!) самолетам. А всего летчики его авиагруппы заявили о 113 сбитых в тот день в районе Бобруйска самолетах...

4–й шап 30 июня утратил 6 Ил–2. В списке не вернувшихся из боевого вылета — летчики Сигида, Подлобный, Слепцов, Лапшов, Голубев. Был ранен и разбил самолет во время вынужденной посадки Василий Шульгин. Вернувшиеся после штурмовки аэродрома летчики доложили о 12 уничтоженных немецких самолетах. Бобруйский аэродром они будут бомбить еще дважды — 8 и 9 июля. Потеряв три Ил–2 и двоих летчиков — Сорокина и Саталкина, согласно сохранившемуся в архиве донесению, они выведут из строя еще 11 самолетов врага. И до сего дня фигурирующие в книгах и статьях и, кстати, записанные в исторический формуляр полка фантастические цифры об уничтоженных на Бобруйском аэродроме 23 бомбардировщиках Ю–88 и 47 (!) истребителях Ме–109, увы, не соответствуют действительности.

Защищая Могилевщину, за месяц боев 4–й шап потерял все свои самолеты. Несмотря на проявленные авиаторами мужество и отвагу, противостоять немцам было очень тяжело. Они превосходили наших летчиков в тактике, организации боя, связи и разведке, в мастерстве владения самолетом и меткости стрельбы. Даже прибывший на Западный фронт 5 июля 1941–го 430–й штурмовой полк особого назначения, вооруженный Ил–2, за штурвалами которых сидели летчики–испытатели, имевшие боевой опыт, сгорел в считаные дни — расформирован из–за потерь 17 (!) июля, что тогда уж говорить об обычных пилотах. Им приходилось не только учиться воевать, но и осваивать новый самолет прямо в бою. С кровью, с тяжелейшими потерями. Вот таким нелегким и жертвенным получился дебют знаменитого самолета Ил–2 в небе Бобруйска.

В 2015 году, после того как на страницах «СБ» был опубликован мой материал «Возложите цветы на небо», рассказывавший о том, как коллектив Каменской школы своими руками скромным обелиском увековечил память не вернувшихся из боевых вылетов 22 июня 1941 года летчиков 127–го истребительного авиаполка, в мой адрес пришло письмо от ученика бобруйской средней школы № 8 Виктора Пискуна. Он предлагал установить такой же обелиск и летчикам 4–го шап в Бобруйске. Виктор и эскиз проекта сделал, и камень–валун, и мастера, согласившегося сделать надписи на нем, нашел! Дело стало за архивными справками на погибших летчиков. Их, как вы помните, совет ветеранов Бобруйска передал на постоянное хранение в местный краеведческий музей. Но, как сообщил мне в письме Виктор, в музее ему ответили, что документов на летчиков 4–го шап у них нет. Смею надеяться, имеет место быть какое–то недоразумение, а, возможно, В.Пискун не там и не у тех спрашивал.

Да и вообще, я считаю, что установка памятных знаков — дело государственное. Верю, со временем в Бобруйске появится памятный знак самолету Победы Ил–2 и летчикам–штурмовикам 4–го (7–го гвардейского) шап, сложившим головы за Могилевщину. Ведь именно в небе над Бобруйском состоялся боевой дебют имеющего мировую славу и известность самого массового боевого самолета в истории авиации — штурмовика Ил–2! Кстати, сегодня благодаря подольскому архиву можно назвать фамилии всех летчиков, а не только 4–го шап, не вернувшихся из боевых вылетов в районе Бобруйска. На мой взгляд, подобная исследовательская работа вполне по силам высококвалифицированным специалистам управления по увековечению памяти защитников Отечества нашего Министерства обороны.

Советская Белоруссия № 232 (25114). Пятница, 2 декабря 2016