Во имя музыки и жизни. Памяти композитора Владимира Оловникова

рисунок олега карповича.

Владимир Владимирович Оловников родился в 1919 году в Бобруйске. Как и у многих детей послереволюционной поры, его детство закончилось рано: отец умер от чахотки, а мать — шляхтянку из рода Рыневских — в 1937‑м репрессировали. Известно, что бабушка композитора в свое время добилась для семьи восстановления дворянских привилегий, отнятых за участие в восстании Тадеуша Костюшко, — как оказалось, на горе потомкам... Осиротевших Владимира Оловникова и его брата Глеба взяла под крыло тетя, а свои детские несчастливые годы он до конца жизни вспоминал с превеликой неохотой. Поддержкой и опорой была лишь музыка, к которой рано проявил склонность будущий композитор.

В те годы в музыкальной школе Бобруйска преподавал другой будущий классик — Евгений Тикоцкий, осевший на белорусской земле после Первой мировой войны. Именно под его руководством юный Володя Оловников делал первые шаги на своем творческом пути: Тикоцкий разглядел в нем настоящий дар и помог развиться. Собственно, вслед за педагогом, получившим приглашение работать на Белорусском радио, Оловников в итоге и поехал в Минск. Принял участие в его судьбе и один из организаторов Белорусской консерватории Николай Аладов, также оценивший незаурядный потенциал юноши.

В консерватории молодой человек попал в класс композиции Василия Золотарева, ученика великого Римского‑Корсакова. А как пианист (в этом качестве Оловников был непревзойден и виртуозен) занимался в классе Михаила Бергера — одного из основателей белорусской пианистической школы. От Золотарева и Аладова он получил прививку русской классической традиции, а Тикоцкий, влюбленный в белорусскую народную песню, заразил этим своего ученика. Так Владимир Оловников получил эстафетную палочку, которую ему предстояло нести потом всю жизнь и передать уже собственным воспитанникам. Впрочем, это были дела будущего. А пока талантливый студент подавал большие надежды, его произведения уже исполнялись на камерных концертах в столице, впереди маячили грядущие победы и взлеты.

22 июня 1941 года Оловников шел на свой последний экзамен по улицам Минска. В этот день с успехом была сыграна его симфония, он получил заслуженные аплодисменты, похвалы, поздравления, на дипломе об окончании консерватории просыхали свежие чернила… А город, в который он шагнул со ступенек родного вуза, уже неуловимо изменился — люди на все лады повторяли страшную весть: война…

Его, сироту, за свой короткий век нахлебавшегося горя, некому было останавливать и держать за руки — на призывной пункт он явился добровольцем, наотрез отказавшись от брони, которая имелась на его имя: педагоги выхлопотали ему возможность уехать в эвакуацию, стараясь сберечь одаренного парня для будущего. Но о будущем Владимир Оловников имел свое собственное представление, в котором не было места ни трусости, ни самолюбию. Враг пришел на родную землю — враг должен быть разбит. Бежать, прятаться, толкаться в эвакуации за крошечным пайком? Никогда. Сколько их было, эвакуированных как таланты, когда действительно даровитых, а когда просто пронырливых, но имени Оловникова не суждено было оказаться в этом ряду. 

Он окончил артиллерийское училище в Подольске и был отправлен защищать Москву. Да‑да, в числе тех самых подольских курсантов, о подвиге которых позже будут снимать кино и писать книги, — тех, кто в октябре 1941‑го стоял насмерть на подступах к столице Советского Союза и ложился в стылую землю со словами «Ни шагу назад!». Из них, вчерашних мальчишек, своей силой и волей остановивших германское наступление, выжил лишь каждый десятый, в том числе Владимир Оловников.

А дальше были Сталинградский и Украинский фронты, освобождение Николаева, Таганрога, Очакова, долгий путь по городам Румынии, Болгарии, Югославии, которые Советская армия освобождала от жестоко огрызавшегося врага… Про себя он потом говорил, что прошел пешком от Минска до Белграда. Оловников был командиром батареи, позже — заместителем командира батальона, но войну окончил в звании всего лишь гвардии капитана: слишком был непримирим к глупым и самоубийственным приказам, спорил с высшими чинами, берег солдат. Ни одна медаль (а у Оловникова хватало боевых наград) не упала ему на грудь за то, что он отправил бойцов в пекло, сам ничем не рискуя.

Он не сочинял в то время — ни звука, ни ноты… На все пять военных лет музыку в своей душе композитор как будто запер на замок, словно оберегая самое сокровенное от ужасов войны. И лишь однажды за все эти годы, наткнувшись в каком‑то полуразрушенном доме на чудом уцелевшее пианино, не удержался — и сыграл. Своими потерявшими былую беглость, пропахшими порохом пальцами солдата. Щепку от этого дома он унес с собой в кармане как оберег от бед или как зарок: я вернусь, и вернется музыка.

Но к 1947‑му Оловников уже всерь­ез задумывался о том, чтобы остаться в армии навсегда. Уговорили педагоги: возрождающейся из пепла республике нужны были те, кто станет столпами культуры, поднимет из руин не только разрушенные города, но и покалеченные войной людские души. И он принял это предназначение и взялся за работу с той сумасшедшей отдачей, которая повергала в трепет всех, кто его знал. От серьезных форм он обратился к песне — так рождаются лирические романсы о любви и дружбе (их композитор сочинял для своей жены Ларисы Илюкович, великолепной вокалистки). И все же главной его темой стала героико‑патриотическая, причем сам сражавшийся в частях регулярной армии Оловников проникся подвигом белорусского партизанского движения: после войны из‑под его рук выходят ноты хоров «Партизанские окопы» и «Партизаны идут», симфонические поэмы «Партизанская быль», «Нарочь», сюиты «Песни мира» и «Торжественная прелюдия»… 

Он сочиняет огромный цикл из нескольких десятков песен о героях войны: о Вере Хоружей, Константине Заслонове, Льве Доваторе, Дмитрии Карбышеве, подольских курсантах, одним из которых был он сам, «Песню о Брестской крепости», «Колокола Хатыни». За эти произведения его награждают в 1982 году золотой медалью имени А. В. Александрова, которую присуждали композиторам, создававшим выдающиеся произведения военно‑патриотического жанра. Каждый герой должен быть увековечен, убежден композитор, не только в камне, но и в музыке.

Многие песни, сочиненные Оловниковым, уходили в народ — знаменитая «Ой, бярозы ды сосны, партызанскiя сёстры…» на стихи Адама Русака была столь популярна, что ветераны нередко доказывали композитору: мол, пели ее еще в окопах, музыка и слова народные! Композитор не обижался — для него главным было то, что созданные им мелодии звучат.

И все‑таки делом его жизни была педагогика: с 1947‑го Оловников преподавал в Белорусской консерватории (сейчас это академия музыки), а в 1962‑м занял пост ректора. Именно Владимиру Оловникову обязаны своим профессиональным становлением десятки выдающихся музыкантов — золотой творческий фонд страны, те, кто сегодня выпустил в мир уже собственных учеников. Со студентами он был суров, но справедлив, как когда‑то со своими бойцами в окопах Второй мировой. Спуску не давал, но тех, кто был прилежен и талантлив, поддерживал во всем, защищал и воспитывал, снабжал деньгами из собственных карманов, которых вечно не хватало студентам… И вновь, как на войне, бился насмерть, но уже в высоких кабинетах, отстаивая для своих учеников право на все самое лучшее: на новое общежитие, на уютные классы, на право быть творцами. Горел на работе, там же, в консерватории, ловя гипертонические кризы и инфаркты, — быть к своему делу равнодушным Оловников попросту не мог. Без колебаний взваливал на себя и огромную общественную нагрузку: был членом ЦК Коммунистической партии Белоруссии, депутатом Верховного Совета БССР нескольких созывов…

Он оставил большое и разноплановое наследие — камерные, симфонические произведения, оратории, кантаты и сюиты. Реализовался и как кинокомпозитор: именно Владимиром Оловниковым написана музыка к фильмам, сегодня считающимся классикой, — «Миколка‑паровоз», «Девочка ищет отца», «Улица младшего сына», «Весенние грозы», «Баллада о матери»… Всю жизнь он, когда‑то грезивший сочинением симфоний, посвятил песне: настолько его очаровывали возможности самого тонкого и трепетного музыкального ­инструмента — человеческого голоса. Но всегда это была песня о Родине. 

Его «Радзiма мая дарагая» на стихи Алеся Бачило на долгие годы стала позывным Белорусского радио и телевидения, а «Песню о Минске» на слова Игнатия Панкевича вызванивают куранты минской Ратуши. 

И пусть не каждый с ходу вспомнит, кто же автор этой прекрасной мелодии, самому Оловникову это никогда не было важно — главное, что музыка жива, что она звучит, она не забыта и не будет забыта…

Династия

Сын Владимира Оловникова народный артист Беларуси, лауреат Государственной премии Игорь Оловников пошел по стопам родителей. Ему суждено было реализовать свои таланты в той области, где Оловников‑старший, обладая бесспорным дарованием, проявить себя с размахом просто не успел: помешала война. Сегодня Игорь Оловников — один из наиболее известных и виртуозных пианистов Беларуси. А еще, как и его отец, преподает — он профессор кафедры специального фортепиано Белорусской государственной академии музыки.

За заслуги перед страной

Владимир Оловников — кавалер ордена Великой Отечественной войны II степени и наград мирного времени: ордена «Знак Почета», ордена Трудового Красного Знамени, медали Франциска Скорины. Указом ­Президента имя Оловникова присвоено детской музыкальной школе № 2 Бобруйска (на снимке), а в 2001 году у здания школы установлен его бюст. На доме в Минске по улице Янки Купалы, где жил композитор, есть мемориальная доска, его имя носят минская музыкальная школа № 11 и одна из столичных улиц в микрорайоне Лошица.