Конкуренция уже не является драйвером развития, а скорее ведет к деградации и экономики, и общества
13.06.2023 07:12:00
Олег КАРПОВИЧ
Владимир ВОЛЧКОВ
Конкуренция уже давно подверглась сакрализации. На разные лады повторяется тезис, что только конкуренция является драйвером прогресса и развития. Этот тезис превратился почти в аксиому. И даже сомнения в этом постулате являются чем-то маргинальным. Правда, доказательств животворности конкуренции не очень-то и много. А в современных реалиях, на мой взгляд, аргументы, подтвержденные эмпирическим путем, практически отсутствуют. По крайней мере если говорить о крупных формах конкуренции: в стратегических отраслях, в инновациях, в страновом и региональном разрезе. И современные конфликты, которые множатся по всему миру, не являются ли результатом поклонения этой самой конкуренции? Ведь конфронтация, даже боевые действия, — тоже жестокий, но один из видов конкуренции, в том числе и экономической. Даже прежде всего экономической. Битвы выигрываются не столько на поле боя, сколько в тылу, на фабриках и заводах. И задаешься крамольной с точки зрения традиционных воззрений нашего времени мыслью: возможно, конкуренция — зло, которое заводит человечество в кровавый тупик?!
рисунок олега карповича
Не буду спорить: конкуренция конкуренции рознь. Если речь идет о двух пекарнях — пускай соревнуются. Потребителю будет только интереснее. Но насколько конкуренция целесообразна и допустима в крупных, стратегических отраслях?! Как видится, ни к чему хорошему в современных условиях это соперничество не приводит.
Яркое тому подтверждение — энергетический кризис, в который больше всего погрузилась Европа, но по касательной он задел многие регионы планеты. С чего начинался коллапс? С обострения конкуренции. Даже не в газовом сегменте, а на энергетическом рынке в целом. Имею в виду зеленые технологии, которые вступили в жесткую борьбу с традиционной энергетикой. Причем объективно по цене солнечные и ветряные установки, а тем паче более сложные системы конкурировать по цене с углеводородами и атомной энергией не могут. Поэтому противостояние разворачивается на административно-политическом уровне.
Даже не буду перечислять, сколько нормативных правовых актов принималось в тех же ЕС, США и некоторых других странах, чтобы дать шанс «новой энергетике». И чем закончилась эта конкуренция? Энергетическим кризисом. Поставленная в слишком тепличные условия зеленая отрасль толком решить проблему надежного и бесперебойного энергоснабжения не смогла. Почему — отдельный разговор. Но уже второй десяток лет слушаю красивую фантастику про создание систем нового поколения хранения энергии. Компактных, емких, недорогих… И где они? Только в проектах и стартапах.
Тем не менее стремление уйти от ископаемого топлива спровоцировало недоинвестированность добывающего сектора, причем в мировом масштабе. Впрочем, не стоит забывать: нефть, газ и другие полезные ископаемые — величины конечные. Их запасы постепенно истощаются, как бы нам ни хотелось верить в новые технологии добычи, которые вроде бы должны расширять ресурсную базу. Действительно, некоторые месторождения, которые в прошлом веке считались бесперспективными, сегодня становятся экономически даже очень привлекательными. Другой вопрос, что происходит это не только из-за прогресса, но и растущих цен на ресурсы. Месторождения нефти и газа в Северном море стали выгодными только после энергетического кризиса в 1970-е.
Так или иначе, но сегодня планета живет в условиях дефицита ресурсов: полезных ископаемых, пахотных земель и многих-многих других. О какой конкуренции тут может идти речь? По крайней мере, как мы ее привыкли понимать. Но эти интерпретации — из прошлого века. Тогда население Земли было поскромнее численно и помоложе. Ресурсов более-менее всем хватало. Причем их разведка стоила дешевле и занимала меньше времени. Да и потребление было скромнее. Поэтому конкуренция в основе своей шла за распределение прироста мировой экономики. Да, некоторые компании банкротились, покупались более крупными конкурентами. Но в целом соревновательный процесс был ближе где-то к спортивным первенствам, когда есть пьедестал почета, но большинство проигравших не выбывает из игры, а имеет шанс на еще одну попытку, чтобы добиться успеха.
Кстати, нечто подобное наша экономика переживала в 2000-е, когда стартовал восстановительный рост. После кризиса 1990-х рынок был дефицитным. И на нем продавалось все: дорогое и дешевое, товары с премиальными характеристиками и из категории эконом, известных торговых марок и безымянных производителей… Вроде бы конкуренция была. Но соревновались только в скорости роста. Положительная динамика была у большинства компаний. Только более успешные прибавляли за год десятки (а то и сотни) процентов, а «неудачники» оперировали процентными пунктами.
При современном дефиците ресурсов конкуренция приобретает драматический характер. Проигравший выбывает навсегда и насовсем. Этакая дарвиновская модель. Собственно говоря, в мировом бизнесе она действует уже достаточно давно, поэтому ключевые производственные и товарные потоки все больше концентрируются в руках сверхкрупных мировых корпораций. Фактически конкуренция переросла в войну за выживание. А такие бои выматывают всех противников. И совокупный результат получается так себе.
Оппоненты однозначно сошлются на теорию Дарвина. Мол, эволюция так и должна происходить. Она так и происходит. Только в мире природы популяция разных видов животных остается устойчивой тысячелетиями. Если вдруг у волков случится в какой-то год хороший приплод и их количество возрастет на определенной территории, то пройдет немного времени, и часть особей просто вымрет от недоедания: на всех косуль и ланей не хватит. Ограниченность пастбищ не дает возможности перенаселить прерии копытным. И так по всей пищевой цепочке.
По большому счету этим правилам подчинялись первобытные люди. И когда племена враждовали друг с другом за охотничьи угодья, то противников вырезали поголовно. Не столько из-за жестокости и кровожадности в современном понимании этих явлений, сколько в стремлении восстановить естественный пищевой баланс. Тоже, кстати, своеобразная конкуренция. Но она совершенно не гуманная. Тем не менее ее элементы уже присутствуют в мировой экономике. Конечно, скальпы с проигравших еще не снимают.
volchkov@sb.by
рисунок олега карповичаНе буду спорить: конкуренция конкуренции рознь. Если речь идет о двух пекарнях — пускай соревнуются. Потребителю будет только интереснее. Но насколько конкуренция целесообразна и допустима в крупных, стратегических отраслях?! Как видится, ни к чему хорошему в современных условиях это соперничество не приводит.
Яркое тому подтверждение — энергетический кризис, в который больше всего погрузилась Европа, но по касательной он задел многие регионы планеты. С чего начинался коллапс? С обострения конкуренции. Даже не в газовом сегменте, а на энергетическом рынке в целом. Имею в виду зеленые технологии, которые вступили в жесткую борьбу с традиционной энергетикой. Причем объективно по цене солнечные и ветряные установки, а тем паче более сложные системы конкурировать по цене с углеводородами и атомной энергией не могут. Поэтому противостояние разворачивается на административно-политическом уровне.
Даже не буду перечислять, сколько нормативных правовых актов принималось в тех же ЕС, США и некоторых других странах, чтобы дать шанс «новой энергетике». И чем закончилась эта конкуренция? Энергетическим кризисом. Поставленная в слишком тепличные условия зеленая отрасль толком решить проблему надежного и бесперебойного энергоснабжения не смогла. Почему — отдельный разговор. Но уже второй десяток лет слушаю красивую фантастику про создание систем нового поколения хранения энергии. Компактных, емких, недорогих… И где они? Только в проектах и стартапах.
Тем не менее стремление уйти от ископаемого топлива спровоцировало недоинвестированность добывающего сектора, причем в мировом масштабе. Впрочем, не стоит забывать: нефть, газ и другие полезные ископаемые — величины конечные. Их запасы постепенно истощаются, как бы нам ни хотелось верить в новые технологии добычи, которые вроде бы должны расширять ресурсную базу. Действительно, некоторые месторождения, которые в прошлом веке считались бесперспективными, сегодня становятся экономически даже очень привлекательными. Другой вопрос, что происходит это не только из-за прогресса, но и растущих цен на ресурсы. Месторождения нефти и газа в Северном море стали выгодными только после энергетического кризиса в 1970-е.
Так или иначе, но сегодня планета живет в условиях дефицита ресурсов: полезных ископаемых, пахотных земель и многих-многих других. О какой конкуренции тут может идти речь? По крайней мере, как мы ее привыкли понимать. Но эти интерпретации — из прошлого века. Тогда население Земли было поскромнее численно и помоложе. Ресурсов более-менее всем хватало. Причем их разведка стоила дешевле и занимала меньше времени. Да и потребление было скромнее. Поэтому конкуренция в основе своей шла за распределение прироста мировой экономики. Да, некоторые компании банкротились, покупались более крупными конкурентами. Но в целом соревновательный процесс был ближе где-то к спортивным первенствам, когда есть пьедестал почета, но большинство проигравших не выбывает из игры, а имеет шанс на еще одну попытку, чтобы добиться успеха.
Кстати, нечто подобное наша экономика переживала в 2000-е, когда стартовал восстановительный рост. После кризиса 1990-х рынок был дефицитным. И на нем продавалось все: дорогое и дешевое, товары с премиальными характеристиками и из категории эконом, известных торговых марок и безымянных производителей… Вроде бы конкуренция была. Но соревновались только в скорости роста. Положительная динамика была у большинства компаний. Только более успешные прибавляли за год десятки (а то и сотни) процентов, а «неудачники» оперировали процентными пунктами.
При современном дефиците ресурсов конкуренция приобретает драматический характер. Проигравший выбывает навсегда и насовсем. Этакая дарвиновская модель. Собственно говоря, в мировом бизнесе она действует уже достаточно давно, поэтому ключевые производственные и товарные потоки все больше концентрируются в руках сверхкрупных мировых корпораций. Фактически конкуренция переросла в войну за выживание. А такие бои выматывают всех противников. И совокупный результат получается так себе.
Оппоненты однозначно сошлются на теорию Дарвина. Мол, эволюция так и должна происходить. Она так и происходит. Только в мире природы популяция разных видов животных остается устойчивой тысячелетиями. Если вдруг у волков случится в какой-то год хороший приплод и их количество возрастет на определенной территории, то пройдет немного времени, и часть особей просто вымрет от недоедания: на всех косуль и ланей не хватит. Ограниченность пастбищ не дает возможности перенаселить прерии копытным. И так по всей пищевой цепочке.
По большому счету этим правилам подчинялись первобытные люди. И когда племена враждовали друг с другом за охотничьи угодья, то противников вырезали поголовно. Не столько из-за жестокости и кровожадности в современном понимании этих явлений, сколько в стремлении восстановить естественный пищевой баланс. Тоже, кстати, своеобразная конкуренция. Но она совершенно не гуманная. Тем не менее ее элементы уже присутствуют в мировой экономике. Конечно, скальпы с проигравших еще не снимают.
Но в результате конкуренции, синонимом которой стало противостояние, планета погружается все глубже в энергетический, ресурсный, продовольственный и в какой-то степени технологический кризис. И больше всех достается небогатым государствам, которые сталкиваются не просто с социально-экономическими, а с гуманитарными трагедиями: голодом, эпидемиями.И хотя очевидно, что для разумного, эффективного использования ограниченных ресурсов необходимо сотрудничество, а не соревнование, развитый мир все равно пропагандирует конкуренцию. А цель? Как у первобытных племен: депопуляция?! Меньше ртов — больше ресурсов?! Вопрос на самом деле не тривиальный. А очень острый и цивилизационный.
volchkov@sb.by