Этномузыколог Лилия Баранкевич: «Мы всегда знали, что фольклорные записи Солтана хранятся у нас»

Это случилось после первой в ее жизни фольклорной экспедиции, проходившей под руководством Ларисы Филипповны Костюковец, доктора искусствоведения, профессора. Видный ученый, замечательный педагог и глубокий человековед, она обратила внимание на трудолюбивую, скромную, вдумчивую, безупречно порядочную девушку, которая к тому же еще умела находить контакт с простыми сельскими людьми, – важнейшее качество в работе фольклориста.

Лариса Филипповна Костюковец выбрала Лилю своей наследницей в науке. Многое в кабинете традиционных культур (когда-то он назывался кабинетом народной музыки) сделано ее руками и сердцем.

Лилия Баранкевич внесла огромный вклад в оцифровку и систематизацию гигантского собрания фольклорных записей, которые хранятся в кабинете, и в составление чрезвычайно подробной электронной картотеки. Все эти годы, вплоть до пандемии, она деятельно участвовала в студенческих фольклорных экспедициях. Сперва как правая рука Ларисы Филипповны Костюковец, а после ее смерти самостоятельно руководила этими поездками.

Поэтому она знает о консерваторских фольклорных экспедициях абсолютно все. Кто, куда, в каком году, какие песни привез, сумел ли самостоятельно сделать расшифровку. Причем не только за годы своей работы, но и гораздо раньше – через работу с записями и каталогом, через воспоминания Ларисы Филипповны.

– «Ой, у полі крынічанька»? – мгновенно опережает она мой вопрос. – Лирическая любовная. Была записана конкретно Владимиром Солтаном в 1982 году в деревне Мыслобож Ляховичского района. Мы позже тоже там были.

Так значит, фольклорные записи Солтана никакая не находка и не сюрприз?

– Нет, конечно, мы всегда знали, что фольклорные записи Солтана хранятся у нас!

Те, кто успел побывать на премьере новой постановки «Дикой охоты короля Стаха», понимают, почему у меня возник такой интерес. «Крынічанька» звучит в начале второго акта в громадной народной сцене, которую режиссер-постановщик Анна Моторная назвала январской мистерией.

В первой постановке этой сцены не было.

– Мне было очень странно, что прошлые постановщики этим кладом не воспользовались, – говорит Моторная.

Возможно, они боялись переутомить слушателя лишними, на их взгляд, подробностями, стремились как можно динамичнее развернуть детективный сюжет или чрезмерно упивались шляхетской романтикой, которая была тогда внове.

Но ведь и колядный обряд в советское время не слишком-то популяризировался. Лишь в 1994 году авторский коллектив в составе  Зинаиды Можейко, этномузыколога, доктора искусствоведения; режиссера Нины Савва и Олега Шклядевского был удостоен Государственной премии Республики Беларусь за музыкально-этнографические фильмы «Пранясі, божа, хмару» (1990) и «Палесскія калядкі» (1972).

До последнего времени лишь немногие знали, что в создании фильма «Палесскія калядкі» принимал участие Владимир Короткевич. Вместе со съемочной группой он побывал в деревнях Тонеж и Глушковичи Лельчицкого района, Клетная Пинского района, Мотоль и Тышковичи Ивановского района. Своими глазами наблюдал полесские колядные и свадебные обряды, слушал страшные рассказы сельчан о том, как лютовали немцы в Великую Отечественную войну. Создавал сценарий фильма, и в закадровом тексте мы слышим неповторимые интонации его голоса.

В итоге Короткевич попросил убрать свое имя из титров. По одной легенде, из-за недопустимых, по его мнению, корректировок в фильме, когда из него убрали всякое упоминание о христославах и рождественских псальмах, а шестиконечную Вифлеемскую звезду перерисовали в пятиконечную. Даже при тогдашних технологиях это было возможно.

Кстати, о рождественских псальмах писала в своей докторской диссертации Лариса Костюковец, так что все нити в этой истории каким-то волшебным образом сходятся.

По другой легенде, Короткевич хотел, чтобы все деньги за сценарий получила Зинаида Можейко, которую он, вероятнее всего, знал с детства. Оба они уроженцы Орши, оба ходили в одну и ту же музыкальную школу, но Короткевич родился в 1930 году, а Можейко – в 1933-м. Разница не настолько существенная, чтобы послужить препятствием для детского знакомства.

«Палесскія калядкі» снимались на 8 лет позже, чем была издана повесть «Дзікае паляванне караля Стаха», и на 14 лет позже, чем она была написана. Поэтому никакого следа этих впечатлений в книге нет и быть не может. У Солтана коляды прописаны однозначно, ведь в этой сцене звучит колядная песня «Го-го-го, каза…».

Знал ли он о полесской колядной экспедиции Короткевича? Ведь в повести никакого упоминания о колядах попросту нет. Вероятно, знала либреттист оперы Светлана Климкович, которая жила с Короткевичем на одной лестничной клетке.

Точного ответа не знает никто. В любом случае перед нами очередное мистическое совпадение, встреча душ, единение эпох и творцов.

– Вот открылась партитура, а там открылась январская мистерия. Ну не знаю, но откуда-то оно пришло! – признается Анна Моторная.

Этномузыкологи говорят, что колядный обряд никакая не мистерия и никакой январской мистерии в природе не существует. Но Анна Дмитриевна объясняет так:

– Январь – это уникальное явление в Беларуси, когда одновременно в одной белорусской деревне, где живут в мире православные и католики, могут проходить и святки, и коляды, и свадьба. Это мистическое мирное сосуществование религий и людей, природы и мироздания. На сцене вы видите в трех хатах жизнь белорусской женщины в ее главных предназначениях: рождение и воспитание детей, сохранение семейного очага, порядка, выпекание хлеба, проводы невесты. Только в январе возможно уникальное одновременное соединение традиций, когда православные девушки гадают, католики готовятся к свадьбе, одни колядуют – другие женятся. Это условное, символическое действо.

Хотя бы ради погружения в это триединое мистическое действо нужно и должно прийти в театр. Чтобы ощутить глубочайшую внутреннюю целостность нашей Беларуси, ее единство и в людях, и во всех ее ипостасях. Единство, разрушить которое не сумеет никто.