60 лет кинокомедии Элема Климова «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен»

Лето — это маленькая жизнь, и всем проводящим отпуск с детьми не помешает приобщить их к немеркнущей классике: дебютный фильм Элема Климова «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен» отмечает свое 60‑летие. Для взрослых — сатира, местами переходящая в гротеск, которая свой путь к экрану и зрительским сердцам пробивала с трудом, для юных зрителей — увлекательные летние приключения пионера Кости Иночкина, который любит плавать и не любит огорчать бабушку…

Полный метр для студента, да на «Мосфильме» — это было нечто из ряда вон выходящее, и все же Элему Климову разрешили снимать свой диплом в виде полноценной картины: он был гордостью курса, за немую короткометражку получил премию кинофестиваля ВГИКа. Однако тот сценарий, который у него имелся, в Госкино забраковали. Тогда драматурги Семен Лунгин и Илья Нусинов предложили молодому человеку сюжет картины о пионерском лете — остроумный и забавный сценарий, полный метких наблюдений, который Климову очень понравился. «Я более профессионального сценария не помню. Его издали отдельной книжечкой, — вспоминала позже актриса Лидия Смирнова, сыгравшая роль докторши. — Здесь было выписано все: и как крапива жжет, и как говорит директор лагеря, и многое другое. Я была просто влюблена в этот текст. Можно не смотреть картину, только прочесть сценарий и получить почти такое же удовольствие, какое потом получили зрители от самой картины».

Однако нашлись те, кто всерьез испугался сатирических ноток в тексте сценария. «Первый конфликт возник из‑за ректора ВГИКа Грошева, — вспоминал Климов. — Он вцепился мертвой хваткой в сценарий Лунгина и Нусинова: «Не будет такую вредную картину снимать наш студент!» Без устали ходил, писал, звонил: в ЦК, Госкино и еще куда надо. Столько энергии, сил потратил… Но дело все же двигалось к съемкам».

Сложности возникли и с подбором актера на роль главного бюрократа: товарища Дынина, по мнению режиссера, должен был играть только Евгений Евстигнеев, а худсовет предлагал то Михаила Пуговкина, то Николая Парфенова, который уже успел отметиться серией ролей сухарей‑бюрократов. 

Но не это было нужно режиссеру — его привлекала именно человечность Евстигнеева. «В те годы я дневал и ночевал в «Современнике», смотрел не только все спектакли — все репетиции, а в дарование Евстигнеева просто был влюблен, — позже делился Климов. — Тогда в кино он еще почти не снимался. Мне говорят: «Евстигнеева — ни в коем случае». Ведь не я один ходил в «Современник». Всем было очевидно: Евстигнеев привнесет в фильм социальную тему. В общем, приказывают: «Кто угодно, только не он». — «Ну, тогда кто угодно, только не я», — отвечаю. И ухожу. Похоже, моя наглость обескуражила…»

Детей‑артистов традиционно искали по московским школам, так был найден Виктор Косых, которого взяли на роль Кости Иночкина, а потом зрители неоднократно могли лицезреть его белобрысую шевелюру в роли Даньки Щуся в «Неуловимых мстителях»: «Я соврал, что хорошо плаваю. И попал в кино, — рассказывал артист много лет спустя. — А потом на «Мосфильме» для какого‑то красивого сильного мужчины читал стихи и пел песни: с выражением, выпучив глаза, как учили в школе…» Выглядел он уморительно и своей искренностью понравился режиссеру, который и был тем самым мужчиной.

А смешного мальчишку, который в течение всего фильма произносит ставшую культовой фразу «А что это вы тут делаете?», Климов увидел в троллейбусе, когда они с женой Ларисой Шепитько возвращались с очередного концерта во Дворце пионеров, где приглядывались к детишкам: «Вот сижу я на заднем сиденье, а передо мной едут… два уха. Буквально. Больше ничто не бросается в глаза. Начинаю всматриваться: а уши‑то заподлицо забиты песком. На «Мосфильмовской» уши выходят. Я — за ними, кричу вдогонку: «Мальчик, мальчик!» А он не слышит. Уши‑то забиты. Видать, только что с купанья. Стучу по плечу. Оборачивается. Черная майка растянута до пупа, лицо… Такого лица я не видел. От улыбки удержаться невозможно. Как такого упустить. Думаю: ну раз нет такого персонажа в фильме — надо его придумать». Так для Славы Царева придумали героя и реплику, а в сценарии обозначили его просто: «мальчик с профилем Гоголя».

Лидии Смирновой досталась роль докторши, и Климов дал известной артистке полную свободу играть, как она хочет. В итоге актрису совершенно невозможно узнать. После премьеры она поинтересовалась у режиссера Сергея Герасимова, курировавшего дипломные работы вгиковцев: «Ну, как я сыграла у Климова?», и мэтр пришел в недоумение: «Кого сыграла?»

Фильм начали снимать летом 1963 года, часть съемок прошла в пионерлагере треста «Воркутауголь» в Тульской области, осенью съемочная группа перебралась в пионерлагерь ЦК ВЛКСМ «Орленок» под Туапсе, где бархатный сезон был в разгаре. Всем юным артистам платилась полноценная зарплата, взрослые с удовольствием возились с ними — игравший сердобольного завхоза Алексей Смирнов вырезал для ребят фигурки из дерева, а «товарищ Дынин» научил пионеров резаться в карты. Впрочем, дети не терялись и сами — сбегали по ночам из лагеря и лазили по горам, а наутро, невыспавшиеся, приходили на съемочную площадку.

Трудностей хватало: так, например, в эпизоде с крапивой мальчишек не так пугали грядущие ожоги, как смущало, что придется раздеваться. В итоге они согласились, но лишь при условии, что единственная в съемочной группе женщина — Лариса Шепитько — отвернется и не будет подглядывать.  

А Вите Косых пришлось 27 дублей подряд жадно поедать рассольник из кастрюли: суп подливали и подливали, а павший жертвой режиссерской требовательности мальчик в итоге возненавидел рассольники на всю жизнь.

Поскольку на Климова давили и постоянно угрожали ему закрыть картину, он гнал съемочный процесс на сумасшедшей скорости и каждый день спрашивал бухгалтера, много ли потратили денег. Услышав, что мало, приходил в расстройство: чем выше были расходы, тем больше шансов, что фильм все же дадут доснять. В итоге с работой справились за четыре месяца — на полгода раньше объявленного срока.

Комиссия, принимавшая картину, сидела на просмотре в гробовом молчании. «И лишь иногда — то ли хрюканье, то ли рыдание, — вспоминал режиссер. — Я в полуобмороке. Все так же молча выходят из зала и удаляются друг за другом, тоже в полном молчании». И ладно бы дело было в «царице полей» кукурузе, в костюм которой товарищ Дынин велит нарядить племянницу большого начальника Митрофанова. Нет, этот эпизод никого не смутил. Режиссеру вменили, ни много ни мало, что в своем фильме он хоронит Хрущева, усмотрев сходство с генсеком в портрете актрисы Екатерины Мазуровой в сцене с воображаемыми похоронами бабушки.

Шел конец мая 1964 года, а по поводу диплома Климова чиновники упорно молчали. Вдруг раздался звонок из Дома творчества кинематографистов в Болшево: звонят мэтры — Марк Донской, Сергей Юткевич, поздравляют с великолепным фильмом, хвалят, рассказывают, как хохотал до слез великий и ужасный Иван Пырьев... Оказывается, в Болшево «для своих» показали фильм — очевидно, в надежде, что мастера кинематографии осудят нахального новичка.  

Точку в противостоянии Климова и Госкино поставил Сергей Герасимов, устроивший индивидуальный показ комедии на даче для Никиты Хрущева. Генсек себя в портрете бабушки не опознал и распорядился пустить картину в прокат. 

Однако осенью 1964‑го пленум ЦК КПСС отстранил Хрущева от власти. Оживившиеся кинобюрократы тут же распорядились показывать «Добро пожаловать» только на утренних сеансах. И все‑таки за год картину Элема Климова посмотрели 13,4 миллиона человек — и продолжают пересматривать.

ovsepyan@sb.by