Тамара Малюк, пережившая ужасы нацистской оккупации и рабства, поделилась воспоминаниями
19.01.2023 07:36:00
Руслан ПРОЛЕСКОВСКИЙ
— Знаете, мои старшие братья и сестры удивлялись тому, как много я запомнила с тех лет — больше, чем они, — немного помолчав, 85-летняя Тамара Алексеевна Малюк добавляет: — Наверное, даже больше, чем мне бы хотелось...
Ребенком она сначала пережила ужасы жизни в оккупации, а затем — настоящего рабства в нацистской Германии. Ее рассказ — свидетельство одной из многочисленных жертв геноцида, которому в годы Великой Отечественной войны подвергся весь белорусский народ.
Ребенком она пережила оккупацию и рабство в нацистской Германии.
Летом 1941-го Тамаре едва исполнилось четыре года:
— Помню, как в самом начале войны мать с плачем провожала моего брата Гришу. Ему не было и 16, но родители как-то договорились, чтобы его забрали вместе с теми, кого отправляли в армию. Возможно, этим они спасли ему жизнь. Гриша дошел до Берлина, а после Победы стал военным.
Отец, бывший председателем колхоза, остался по заданию партии. До прихода немцев организовывал эвакуацию скота, а затем ушел в партизаны.
Наряду с убийствами и грабежами гитлеровцы устраивали облавы на молодежь. Во время одной из них схватили старшую из детей Барановских. Двадцатилетнюю Лизу угнали в Германию первой.
Алексей Барановский прошел через ужасы каторги вместе с семьей.
Василину стали тягать в комендатуру в соседней деревне Словечно. Допытывались о местонахождении мужа. Тамара Алексеевна рассказывает о возвращении матери с очередного допроса:
— В тот раз ее очень долго не было. Мы прилипли к окну и высматривали дорогу. Наконец увидели едва бредущую женщину. Стали гадать: она ли? Мама уходила в белой кофточке, а на этой тете — непонятно вообще какого цвета. Но оказалось, что это мама. Ее так били плетьми, что одежда стала темной от крови…
Немцы пригрозили, что следующий допрос станет последним, а хату Барановских сожгут. Той же ночью Василина повела детей в лес, к партизанской землянке, куда она раньше носила хлеб и другую еду. Чтобы никто из детей не потерялся, мать связала их между собой веревкой:
— Я помню, как мы шли, падали, плакали… Какой был холод, темнота, страх… Я ударилась в дерево и разбила лоб. К утру, еле живые, дошли.
Два года Тамара Малюк возглавляла районную организацию бывших узников концлагерей.
Питались впроголодь — грибами и ягодами, которые собирали старшие мальчишки. Изголодавшиеся дети пытались есть даже болотные водоросли. Но страшнее всего, вспоминает Тамара Алексеевна, стала гибель одной из сестер:
— Никто из нас не понял, как это случилось. Сидели рядышком, жались друг к другу — голодные, мокрые, испуганные… Наверное, Валя уснула и завалилась в трясину, не успев даже вскрикнуть. А мы и не заметили. Спохватились, а Вали нет. Господи, как отчаянно голосила мама... Прибежали другие люди и стали требовать, чтобы она прекратила. Все боялись, что услышат фашисты и тогда перебьют всех.
Во время очередного сбора ягод братья Володя и Миша попались оккупантам. Те привели их к болотам — чтобы мать слышала плач. Садистский прием сработал: Василина вышла вместе с остальными детьми.
Во время той же облавы попались и другие сельчане, включая Алексея Барановского. Семья снова была вместе. На этот раз — в плену у палачей.
Во время войны оккупанты сожгли тысячи белорусских деревень.
— К нашему приезду он был переполнен. Людей буквально топтали, запихивая в него. Нас осталось мало, но фашисты видели, что мы точно не вместимся. Тогда отвели в сторону и приказали сесть на землю. Может, собирались просто перестрелять или облить бензином и поджечь… Сарай, откуда не умолкали вопли, едва заперли, заколотив ворота досками. Загорелся он мигом. Пламя, крики людей… Мы тоже кричали и плакали, но глаза куда денешь? Смотрели…
— Мы жили в погребе, спали на каменном полу, постелив солому. Когда шли с работы, нам разрешали взять овощи — турнепс, картошку, но только гнилые. Еще давали испортившееся варенье с плесенью. Мама терла картошку, добавляла это варенье и пекла оладьи, если их так можно назвать.
В том же погребе Василина родила младшего сына Сашу. Смотреть за ним пришлось Томе. Как-то она захотела накормить малыша, постоянно плакавшего от голода. Чтобы собрать крыжовника, поползла по траве к кустарнику. Но едва сорвала горсть ягод, как раздалась автоматная очередь. Стрелял хозяин, возмущенный тем, что его пытаются обокрасть.
Тамара Алексеевна показывает шрам на предплечье — отметину от пули, прошедшей по касательной. Прибежавшая с криками ужаса мать перевязала рану своим платком. А подошедший хозяин лишь проследил, чтобы уже сорванные ягоды не достались рабам.
Больше всего от этого изверга доставалось отцу, у которого в придачу гнили ноги. Несмотря на это, вместе с другими мужчинами он работал на стройках. Стоило лишь остановиться, чтобы перевести дыхание, как надсмотрщики пускали в ход плети. Ночевал он в конюшне. Ему выделили место в отстойнике, куда стекала конская моча.
Когда в 1945-м их освобождали красноармейцы, у матери спросили, как к ним относился фермер. Посыл был ясен: мучителю грозила быстрая кара. Но Василина Афанасьевна, счастливая от того, что мучения кончились, попросила солдат его не трогать.
Отец, уже ходивший с костылями, работал в колхозе пастухом. Но вскоре он умер. Мать дожила до 1995 года, до конца своих дней вспоминая ужасы, через которые ей довелось пройти.
Тамара Алексеевна вышла замуж, переехала в Мозырь, вырастила троих детей, до пенсии трудилась в торговле. А уже находясь на заслуженном отдыхе, два года возглавляла районную организацию бывших малолетних узников. В конце своего тяжелого рассказа героиня говорит о главном:
— Война оставляет шрамы на всю жизнь, наносит те раны, которые время не лечит. Пройдя через ужасы, боль и страдания, я так и не смогла их забыть. Прошу всех белорусов: любите, цените и берегите нашу страну, тот мир, в котором мы живем. Ничего дороже и важнее этого на свете быть не может.
prolesk@sb.by
Ребенком она сначала пережила ужасы жизни в оккупации, а затем — настоящего рабства в нацистской Германии. Ее рассказ — свидетельство одной из многочисленных жертв геноцида, которому в годы Великой Отечественной войны подвергся весь белорусский народ.
Ребенком она пережила оккупацию и рабство в нацистской Германии.Лизу угнали первой
Родилась Тамара Алексеевна в окруженной лесами деревне Шишки, в 20 километрах от Ельска. В семье Алексея и Василины Барановских она стала восьмым ребенком (после нее родились еще два брата).Летом 1941-го Тамаре едва исполнилось четыре года:
— Помню, как в самом начале войны мать с плачем провожала моего брата Гришу. Ему не было и 16, но родители как-то договорились, чтобы его забрали вместе с теми, кого отправляли в армию. Возможно, этим они спасли ему жизнь. Гриша дошел до Берлина, а после Победы стал военным.
Отец, бывший председателем колхоза, остался по заданию партии. До прихода немцев организовывал эвакуацию скота, а затем ушел в партизаны.
Наряду с убийствами и грабежами гитлеровцы устраивали облавы на молодежь. Во время одной из них схватили старшую из детей Барановских. Двадцатилетнюю Лизу угнали в Германию первой.
Алексей Барановский прошел через ужасы каторги вместе с семьей.Одежда мамы потемнела от крови
Но еще больше оккупанты охотились на ее отца, который второй год скрывался в лесах. Семью Алексея Алексеевича сдал один из соседей, ставший полицаем.Василину стали тягать в комендатуру в соседней деревне Словечно. Допытывались о местонахождении мужа. Тамара Алексеевна рассказывает о возвращении матери с очередного допроса:
— В тот раз ее очень долго не было. Мы прилипли к окну и высматривали дорогу. Наконец увидели едва бредущую женщину. Стали гадать: она ли? Мама уходила в белой кофточке, а на этой тете — непонятно вообще какого цвета. Но оказалось, что это мама. Ее так били плетьми, что одежда стала темной от крови…
Немцы пригрозили, что следующий допрос станет последним, а хату Барановских сожгут. Той же ночью Василина повела детей в лес, к партизанской землянке, куда она раньше носила хлеб и другую еду. Чтобы никто из детей не потерялся, мать связала их между собой веревкой:
— Я помню, как мы шли, падали, плакали… Какой был холод, темнота, страх… Я ударилась в дерево и разбила лоб. К утру, еле живые, дошли.
Два года Тамара Малюк возглавляла районную организацию бывших узников концлагерей.Сестра утонула
В лесу семья воссоединилась. Отец то и дело уходил на партизанские задания. Мать, прячась от облав, отправлялась с детьми в топкие болота — соваться туда оккупанты боялись. Зная об этом, там же прятались другие люди из деревень.Питались впроголодь — грибами и ягодами, которые собирали старшие мальчишки. Изголодавшиеся дети пытались есть даже болотные водоросли. Но страшнее всего, вспоминает Тамара Алексеевна, стала гибель одной из сестер:
— Никто из нас не понял, как это случилось. Сидели рядышком, жались друг к другу — голодные, мокрые, испуганные… Наверное, Валя уснула и завалилась в трясину, не успев даже вскрикнуть. А мы и не заметили. Спохватились, а Вали нет. Господи, как отчаянно голосила мама... Прибежали другие люди и стали требовать, чтобы она прекратила. Все боялись, что услышат фашисты и тогда перебьют всех.
Во время очередного сбора ягод братья Володя и Миша попались оккупантам. Те привели их к болотам — чтобы мать слышала плач. Садистский прием сработал: Василина вышла вместе с остальными детьми.
Во время той же облавы попались и другие сельчане, включая Алексея Барановского. Семья снова была вместе. На этот раз — в плену у палачей.
Во время войны оккупанты сожгли тысячи белорусских деревень.В Жуках сжигали заживо
На грузовиках пойманных людей отвезли в деревню Жуки, которую немцы сожгли еще летом 1942-го. И убили более двух десятков жителей. Год спустя трагедия повторилась в еще больших масштабах. Людей, свидетельствует рассказчица, загоняли в колхозный сарай на отшибе:— К нашему приезду он был переполнен. Людей буквально топтали, запихивая в него. Нас осталось мало, но фашисты видели, что мы точно не вместимся. Тогда отвели в сторону и приказали сесть на землю. Может, собирались просто перестрелять или облить бензином и поджечь… Сарай, откуда не умолкали вопли, едва заперли, заколотив ворота досками. Загорелся он мигом. Пламя, крики людей… Мы тоже кричали и плакали, но глаза куда денешь? Смотрели…
Не выдержав натиска, ворота распахнулись. Но тех, кто вырвался, немецкие автоматчики косили очередями. По архивным данным, всего в тот день в Жуках было уничтожено свыше 3500 человек.Семья Тамары Алексеевны спаслась благодаря ее сестре Наде. Красавица с пышными косами глянулась немецкому офицеру. Через переводчика он объяснил, что она поедет в Германию и будет нянчить его пятерых детей. И разрешил забрать с собой собственную семью.
Хроники рабства
В Германии Надя действительно попала в семью того офицера. Остальные оказались в пригороде города Мангейма — во владениях какого-то фермера. Имея множество «остарбайтеров», он относился к ним хуже, чем к животным:— Мы жили в погребе, спали на каменном полу, постелив солому. Когда шли с работы, нам разрешали взять овощи — турнепс, картошку, но только гнилые. Еще давали испортившееся варенье с плесенью. Мама терла картошку, добавляла это варенье и пекла оладьи, если их так можно назвать.
В том же погребе Василина родила младшего сына Сашу. Смотреть за ним пришлось Томе. Как-то она захотела накормить малыша, постоянно плакавшего от голода. Чтобы собрать крыжовника, поползла по траве к кустарнику. Но едва сорвала горсть ягод, как раздалась автоматная очередь. Стрелял хозяин, возмущенный тем, что его пытаются обокрасть.
Тамара Алексеевна показывает шрам на предплечье — отметину от пули, прошедшей по касательной. Прибежавшая с криками ужаса мать перевязала рану своим платком. А подошедший хозяин лишь проследил, чтобы уже сорванные ягоды не достались рабам.
Больше всего от этого изверга доставалось отцу, у которого в придачу гнили ноги. Несмотря на это, вместе с другими мужчинами он работал на стройках. Стоило лишь остановиться, чтобы перевести дыхание, как надсмотрщики пускали в ход плети. Ночевал он в конюшне. Ему выделили место в отстойнике, куда стекала конская моча.
Когда в 1945-м их освобождали красноармейцы, у матери спросили, как к ним относился фермер. Посыл был ясен: мучителю грозила быстрая кара. Но Василина Афанасьевна, счастливая от того, что мучения кончились, попросила солдат его не трогать.
Ничего дороже нет на свете
Нелегкими были и послевоенные годы. Долго пришлось жить в землянке. Хату в Шишках оккупанты, как и грозились, сожгли. А когда она горела, штыками загнали туда живших по соседству родителей Василины Афанасьевны. Так они мстили за бегство дочери. Вернувшаяся на родину семья поставила крест на пепелище, ставшем могилой стариков.Отец, уже ходивший с костылями, работал в колхозе пастухом. Но вскоре он умер. Мать дожила до 1995 года, до конца своих дней вспоминая ужасы, через которые ей довелось пройти.
Тамара Алексеевна вышла замуж, переехала в Мозырь, вырастила троих детей, до пенсии трудилась в торговле. А уже находясь на заслуженном отдыхе, два года возглавляла районную организацию бывших малолетних узников. В конце своего тяжелого рассказа героиня говорит о главном:
— Война оставляет шрамы на всю жизнь, наносит те раны, которые время не лечит. Пройдя через ужасы, боль и страдания, я так и не смогла их забыть. Прошу всех белорусов: любите, цените и берегите нашу страну, тот мир, в котором мы живем. Ничего дороже и важнее этого на свете быть не может.
prolesk@sb.by