Председатель Верховного Суда рассказал о результатах судебно-правовой реформы 2014 года

— Да, активно проведенная в последние годы судебно–правовая реформа уже приносит первые позитивные результаты. Мы убедились, что в целом выбранная стратегия и модель национального правосудия является правильной.

Все наверняка понимают, насколько важно единое судебное толкование и разъяснение для разрешения споров субъектов хозяйствования, конфликтов между физическими и юридическими лицами. Так вот, сохранив главные конституционные принципы построения судебной системы — территориальность и специализацию, мы в то же время сблизили все сферы правосудия — уголовную, гражданскую, административную и экономическую. Теперь все эти направления находятся под единым организационным и судебным контролем Верховного Суда. Это позволяет максимально синхронизировать судебную практику при применении различными судами одних и тех же норм гражданского, административного, таможенного, налогового, финансового законодательства.

Также немаловажно, что сегодня полностью исчезли споры о подведомственности или подсудности тех или иных категорий дел. Судьи различных судов имеют один статус, единый уровень финансового и материально–технического обеспечения, общие органы судебного администрирования и организационного обеспечения. Объединенная судебная система под единым руководством более эффективна и рациональна в управлении, дает хорошие возможности для маневра в кадровом, финансовом обеспечении.

— Думаю, на исполнении конкретных задач, стоявших перед судебной системой год назад. Сегодня можно объективно констатировать, что эти задачи выполнены.

Нам удалось в очень короткий временной период создать систему новых структурных подразделений по обеспечению судебного управления, судебной организации и судебного администрирования, провести полную инвентаризацию состояния наших зданий и материально–технической базы.

Избавившись от двойного подчинения в этих направлениях, Верховный Суд концептуально изменил подходы к строительству и капитальному ремонту наших зданий, их техническому оснащению. Можно сказать, что в прошлом году впервые в истории отечественного правосудия были удовлетворены практически все заявки и просьбы по содержанию и обеспечению эффективной деятельности судов, текущему и капитальному ремонту, строительству новых зданий, их оснащению современной информационной техникой. Введены в строй 3 новых здания судов, капитально отремонтированы 6, текущие ремонтные работы проведены в 66 зданиях судов. Подготовлена проектно–сметная документация для капитального ремонта еще 10 зданий судов уже в 2015 году. Разумная концентрация денежных средств и их рациональное использование позволили уже в течение одного года ощутимо улучшить общий уровень материально–технического обеспечения судебной системы.

Развивая единое информационное пространство, мы объединили сегменты сетей общих и экономических судов, что позволило обеспечить оперативный обмен документами. Была создана необходимая инфраструктура для работы единой автоматизированной системы судов общей юрисдикции.

— Вовсе нет, эти задачи выполнялись параллельно. Нам удалось законодательно, методически и организационно упростить или сократить необязательные процедуры, оптимизировать судебную нагрузку в общих судах. Сами оцените: только за один прошлый год среднемесячная нагрузка на 1 судью в этих судах сократилась с 80 до 67 дел, а при заполнении всех имеющихся вакансий она реально сократится до 62 дел. Также нам удалось предельно упростить процедуру рассмотрения административных дел и сократить их поступление в общие суды более чем на 30 процентов.

— Именно так. Теперь в течение месяца каждый судья рассматривает только 4,5 уголовных, 27 гражданских и 30 административных дел. Сегодня появилась возможность концентрировать усилия на рассмотрении примерно 20 процентов наиболее сложных и трудозатратных дел некоторых категорий. Это произошло благодаря внедрению в последнее время сокращенных судебных процедур и освобождению судов от контроля за исполнением судебных решений. Таким образом, теперь у судей появились все условия и предпосылки для серьезного улучшения качества и оперативности правосудия. А это и является конечной целью всех последних новелл и преобразований.

— В прошлом году в судах защищены интересы и восстановлены права 95 процентов физических лиц и 62 процентов субъектов хозяйствования. Несмотря на сложность переходного периода, число судебных ошибок сократилось во всех сферах правосудия. Но особо хотел бы отметить, что в уголовном правосудии не допущено ни одного случая необоснованного осуждения граждан. В прошедшем году безошибочно работали в сфере уголовного правосудия 475, а в гражданском правосудии — 333 судьи. В целом это подавляющее большинство наших судей. Одновременно подчеркну, что значительно повысилась оперативность исправления судебных ошибок, что является основной задачей вышестоящих судов. В целом по стране в прошлом году почти 70 процентов судебных ошибок было исправлено самими областными судами на стадии кассационного рассмотрения. То есть когда решения и приговоры еще не вступили в законную силу, а значит, сам процесс правосудия еще не был завершен.

— Вы правы, основная часть этого совещания будет посвящена нашим нереализованным возможностям и упущениям. Даже положительные изменения, которые я назвал, не дают повода для самоуспокоения или излишнего оптимизма.

Первейшая задача — сократить разрыв между осуществлением правосудия и его организацией, которая раньше обеспечивалась исполнительной властью. Это было искусственное, ненужное разделение, и его последствия сейчас стали особенно заметны. Ведь процесс правосудия обеспечивается не только самими судьями, но и более чем четырьмя тысячами работников аппарата судов различного уровня. И что выходит? Мы стали получать гораздо меньше жалоб на судей и вынесенные ими решения...

— Но в то же время большое количество нареканий стала вызывать работа канцелярий, аппарата судов, подготовка дел к слушанию, качество исходящих документов. В прошлом году из более чем 3 тысяч обращений граждан, жалующихся на организацию правосудия, каждое шестое признано обоснованным. А ведь во всех областных судах были созданы управления и отделы по организационному обеспечению. Председатели крупных судов освобождены от непосредственно личного осуществления правосудия и имеют все возможности для эффективного управления большими коллективами. Почему же жалобы на организацию работы судов продолжают поступать? Об этом будет особо жесткий и бескомпромиссный разговор на завтрашнем Президиуме. Примем серьезные меры для скорейшего исправления ситуации.

— Анализ современных объемов правосудия во всех его направлениях, реальная оценка наших потенциальных возможностей объективно свидетельствуют, что основные усилия в будущем должны концентрироваться на гражданском и экономическом правосудии. Здесь ожидается не только рост количества споров, но также их качественное изменение — они станут более сложными. Очевидно, что потребуется адекватное усиление этих сфер правосудия, увеличение числа судей, работающих в этих направлениях в судах всех уровней, концентрация здесь лучших судей, изменение подходов к специализации, подбору кандидатов, переподготовке в Институте повышения квалификации. Все это — компетенция председателей областных судов. Ожидаю, что их решения будут оперативными, упреждающими, исходя из анализа складывающихся конкретных ситуаций. Все вакантные должности должны быть немедленно заполнены, а возможные предложения по изменению численности судей между регионами будут оперативно рассматриваться в Верховном Суде.

— Наиболее серьезный и до сих пор сохраняющийся недостаток — реальная медлительность гражданского, да и экономического правосудия. Именно это вызывает подавляющее большинство обоснованных жалоб. Ведь люди оценивают сроки восстановления своих нарушенных прав не по нашей ведомственной судебной статистике, а по фактическому времени рассмотрения конкретного дела судом. Верховный Суд провел анализ, который показал, что реальные сроки гражданского правосудия у нас в четыре раза хуже статистических. А каждое пятое гражданское дело при общем сроке в 2 месяца фактически находится в производстве судов от 4 до 6 месяцев! Особое возмущение граждан вызывает количество судебных заседаний, отложений, приостановлений, повторных вызовов на судебные заседания. Количество фактов отложений дел слушанием возросло и составило в общих судах 3.019. В экономических судах число отложений и перерывов незначительно сократилось, но все–таки в абсолютных цифрах это 1.982 случая, или 12 процентов, от количества рассмотренных экономических споров.

— Целый комплекс нормативных, организационных и дисциплинарных мер. Верховный Суд обязал вышестоящие суды каждое гражданское дело, попадающее в их поле зрения, оценивать не только с точки зрения законности решения, но и составлять специальное досье по движению этого дела. Эта своеобразная база данных позволяет объективно оценивать реальные сроки правосудия в каждом суде. Чтобы пресечь необоснованные отложения и перерывы, мы обязали судей каждое подобное процессуальное действие согласовывать с руководителем суда. Кстати, сегодня законодательство позволяет в случае неявки истца оставлять дело без рассмотрения, а в случае неявки ответчика выносить заочное решение. Также, чтобы дела были надлежаще подготовлены, мы ввели предварительные заседания, разрешили любые способы извещения, в прошлом году издали для каждого судьи специальный учебник по подготовке гражданских дел. Кроме того, в прошлом году Верховный Суд обеспечил удаленный доступ судов общей юрисдикции к базам данных Министерства юстиции, Национального кадастрового агентства, Министерства внутренних дел. Так что сегодня отсутствуют общие объективные причины для массовых отложений дел. И об этом свидетельствует положительный опыт работы наших лучших судов, сопоставление их результативности с другими регионами. Например, при одинаковом количестве и структуре гражданских дел в судах Витебской области они почему–то откладываются слушанием в четыре раза чаще, чем в судах Брестской области. Выход из этой ситуации — только в повышении профессионализма конкретных судей и степени требовательности руководителей судов всех уровней.

— Необходимо в ближайшее время заменить кассационную форму проверки законности судебных постановлений на апелляционную. Этот шаг уже подготовлен в виде законопроекта, пока в уголовном судопроизводстве. По существу, мы остались единственной страной на постсоветском пространстве, где действует архаичная и неэффективная форма работы судов второй инстанции. Дальнейшее проведение судебно–правовой реформы невозможно без перехода на апелляцию.

— В том, что нам будет необходимо без увеличения численности судей и персонала принципиально изменить судебные процедуры в областных судах. Фактически превратить их в апелляционные. На протяжении нескольких последних лет мы поэтапно вводили элементы апелляции в действующее кассационное судопроизводство. Эти элементы уже применены в течение прошлого года в отношении 368 осужденных в уголовном судопроизводстве, а в гражданских спорах более чем к 30 процентам от числа отмененных решений судов первой инстанции. В Витебском и Брестском областных судах эта цифра уже превышает в гражданском судопроизводстве 50 процентов, то есть по каждому второму отмененному решению выносится новое решение самим областным судом, без направления дел на повторные рассмотрения, которые во многом усложняют и удлиняют процесс правосудия. Все это, по мнению Верховного Суда, уже сегодня позволяет осуществлять переход от кассационного порядка проверки законности приговоров и решений, не вступивших в законную силу, к апелляционному. И после введения апелляции отмена судебных постановлений в порядке надзора должна стать действительно исключением. А любая переоценка доказательств, споры о квалификации и наказании на этой стадии станут практически невозможными.

Конечно, Верховный Суд постарается принять меры, чтобы этот переход был поэтапным и безболезненным. Как я уже сказал, сначала целесообразно ввести апелляционное судопроизводство в уголовный, а спустя некоторое время — и в гражданский процесс.

— Речь также пойдет о том, что суды недостаточно используют законодательные возможности медиации как альтернативного способа разрешения конфликтов. Это связано с определенной инертностью как судей, так и граждан, с отсутствием медиаторов в регионах, стоимостью их услуг. Тем не менее в некоторых судах уже накоплен опыт достаточно активного применения медиации. Скажем, в суде Минского района в прошлом году процедура медиации проводилась по 113 гражданским спорам. Результативность применения медиативных соглашений, мировых соглашений и отказов от исков составила в этом суде 23 процента. Верховный Суд обобщит первый опыт примирительных процедур и выскажет свои предложения по применению этого нового института. Не исключаю, что потребуется и специальное обучение судей в Институте повышения квалификации.

Отдельная тема — разумная дифференциация степени уголовного воздействия в зависимости от тяжести преступных посягательств, что является основной задачей судов в сфере уголовного правосудия. В этом контексте остаются актуальными положения Послания Президента о перспективах развития системы судов общей юрисдикции, ориентирующие не только суды, но и следователей, прокуроров на более широкое использование возможности освобождения от уголовной ответственности граждан, впервые совершивших нетяжкие преступления, добровольно возместивших ущерб. В прошедшем году по этим основаниям судами освобождены от уголовной ответственности 2.372 человека (на 12 процентов больше, чем в 2013 году). В условиях снижения преступности такой подход следует признать правильным, поскольку он позволяет не допустить излишней криминализации общества, а также снижает нагрузку на судей и прокуроров, в целом способствует экономии бюджетных средств.

Вместе с тем в связи с некоторым ростом числа осужденных за тяжкие и особо тяжкие преступления (связанные с наркотиками и убийствами) количество осужденных к лишению свободы возросло на 2 тысячи человек и составило почти 27 процентов в структуре всех уголовных наказаний. Я считаю, это объективная и правильная реакция судов на изменения структуры судимости. Такой же должна быть наша реакция на возможные будущие вызовы и изменения общей криминологической ситуации.

На Президиуме также пойдет речь о внутренней организации правосудия, существенном улучшении работы с обращениями граждан, уровне аналитической работы судов, развитии интернет–портала Верховного Суда и других формах информированности людей о работе судебной системы, обеспечении ее прозрачности и открытости.

***

— Приговор еще не вступил в законную силу, поэтому я пока не могу комментировать его сущность и обоснованность. Вопрос, как я понимаю, стоит о том, насколько правильно были квалифицированы действия обвиняемых? Да, в разъяснениях Верховного Суда говорится, что иногда расчленение жертвы преступления носит настолько изуверский характер, что его нужно расценивать не только как попытку сокрытия следов преступления, но и как надругательство над трупом. Как раз по делу Селюна, которого вы упомянули, было не просто избавление от тела, но и продолжение глумления над личностью погибшего, над которым он продолжал издеваться и после его смерти. Видимо, в деле Соломатиной не нашлось признаков такого демонстративного, циничного глумления.

А суд, как известно, работает в рамках предъявленного обвинения. Позиция же Верховного Суда по подобным делам остается неизменной — мы по–прежнему рекомендуем судам в каждом конкретном случае разбираться, где было избавление от улик и следов преступления, а где — намеренное издевательство над телом жертвы.

— В декабре 2013 года Пленум Верховного Суда принял специальное и очень важное постановление об открытости правосудия, о гласности, о работе со средствами массовой информации. Всем судьям было указано, что своевременное, квалифицированное и объективное информирование общества о нашей деятельности является не только гарантией справедливого судебного разбирательства, но и воспитывает у людей доверие, уважение к судебной системе и судебной власти, в целом к государству. Правосудие по своей сути является публичным, и гласность — один из конституционных принципов его осуществления. Поэтому попытки некоторых судей закрыться от прессы, ссылаясь, скажем, на тайну совещательной комнаты, не всегда правильны. Мы ориентируем судей, что необходимо создавать условия для работы журналистов, смелее контактировать со СМИ, комментировать некоторые судебные решения, чтобы они были понятны, что в итоге идет на пользу правосудию.

Но. Есть пределы озвучивания некоторой конкретной информации. В контексте соблюдения тайны следствия, сохранения государственных секретов, интимной жизни сторон и медицинских данных о состоянии здоровья, если на их неразглашении настаивают участники процесса. Это ограничения, за которые судья выходить не может. Что касается случая в Могилеве, то там в производстве у судьи находилось дело, обвиняемый по которому, как оказалось, в 1995 году перенес операцию по смене пола. Конечно, афишировать такие вещи недопустимо, тем более с учетом того, что человек находился под стражей. Судья же дал интервью, в котором, скорее всего, по неосторожности разгласил сведения интимного характера. У него проскользнула всего одна фраза, а газета сделала упор на этом факте, громко объявив, что впервые в Беларуси под стражу взяли транссексуала.

— К счастью, тяжелых последствий для него это не повлекло: он был осужден за кражу к наказанию, не связанному с лишением свободы, и не отправился в места заключения, где отношение к нему могло быть, мягко говоря, не самым приветливым. А вот для излишне разговорчивого судьи последствия наступили: действительно, в отношении его сейчас проводится дисциплинарная проверка, по результатам которой будет дана соответствующая правовая оценка. Этим примером я хотел бы подчеркнуть, что не вся информация, звучащая в судах, должна появляться на страницах газет. И журналисты, и судьи должны это понимать. Можно серьезно навредить судьбам многих людей.

— Я не исключаю такой постановки вопроса. Поскольку степень коррупционных рисков в сфере экономического правосудия все–таки значительно выше, чем в общих судах. Ведь там миллиардные иски, речь идет об огромных денежных потоках, там больше желающих повлиять на судебные решения и возможностей такого влияния у них тоже больше, чем у сторон в общих судах. Недооценивать эти риски нельзя, на них надо адекватно реагировать.

Сама процедура судопроизводства в экономических судах пока носит некий кулуарный характер. Она не то чтобы закрыта, но просто не вызывает у СМИ такого интереса, как другие судебные процессы. Общепринятое мнение, будто хозяйственные дела скучны, интересны только их участникам, ведет к снижению публичности экономического правосудия. Это тоже угроза, повышающая коррупционные риски. Мы это понимаем и собираемся жестко переломить ситуацию.

Что касается конкретного случая, то надо все–таки подождать завершения предварительного расследования, рассмотрения дела в суде. Думаю, будут выявлены причины и условия совершения подобных преступлений в экономических судах, возможно, станет понятна степень распространенности коррупционных проявлений в этой сфере правосудия.

— Не имея службы собственной безопасности, судебная система тем не менее сама всеми возможными способами очищается от сомнительных людей. Не дожидаясь уголовных дел, мы стараемся избавиться от тех, кто не вызывает доверия. И сора в избе не утаиваем: например, дело бывшего заместителя председателя Белорусского военного суда Тузова — оно ведь было возбуждено по материалам проверки Верховного Суда. Все процессы над бывшими судьями идут открыто, им выносятся жесткие, я бы даже сказал, жестокие наказания. Но, к сожалению, факты профессионального предательства распространены во всех сферах, не исключение пока и судейский корпус. Конечно, мы понимаем, что подобные факты дискредитируют судебную власть, поэтому уделяем этой проблеме первоочередное внимание. Изданы специальные приказы, регламентирующие режим работы судов, внепроцессуальное общение судей, контроль за их образом жизни и поведением в быту. Но я хотел бы заметить, что проблема решалась бы эффективнее, если бы ко всем сферам правосудия было одинаково велико внимание прессы как инструмента общественного контроля. Мы же отслеживаем все публичные критические выступления, и для нас каждый сигнал в СМИ — это повод для проверки и возможность пресечения вероятных коррупционных проявлений. Наверное, только очень недалекий судья осмелился бы выносить сомнительное или заведомо незаконное решение по делу, если бы знал, что к нему благодаря прессе приковано внимание общественности.

— Можно сказать, что завершена ее наиболее активная фаза. Проведены серьезные преобразования не только в судебной, но и во всей правоохранительной системе. Все то, что на протяжении 20 лет инициировал Верховный Суд, все решения и первого, и второго съезда судей сегодня практически реализованы. Теперь наступает новая фаза: ожидание серьезных результатов, оценка эффективности созданной системы, ее совершенствование. Если же говорить об общей стратегии правосудия, то я убежден, что будущее за не просто формально законными, но и за справедливыми судебными решениями с точки зрения здравого и житейского смысла. За решениями понятными, логичными и исполнимыми.

rud@sb.by

Советская Белоруссия № 25 (24655). Вторник, 10 февраля 2015