40 лет назад Раиса и Николай Красовские придумали знаменитых "Чараўнiц"

Чем бы ни считалось возникновение такого феноменального коллектива — вызовом, риском ли, — сложно поверить, что все было именно так. Что на вершины советского эстрадного Олимпа, еще на подступах окруженного непреклонными худсоветами, за считаные месяцы взлетели легконогие девчонки, ни одна из которых не была профессиональной танцовщицей. Что у балетного станка они проводили едва ли не все свое время, свободное от основной работы, со сценой почти несовместимой, при этом не претендуя на иное вознаграждение, кроме аплодисментов. И много лет были искренне счастливы, кидая батманы у поручней вдоль вагонных окон — порой репетиции не прекращались даже в поездах. Для легкомысленного музыкального фильма сюжет вполне подходящий. Наяву так не бывает. «Не бывает, — соглашаются экс–«чараўнiцы». И добавляют: — Такое могли сделать только Красовские».

Для каждой из тех, чей потенциал создатели ансамбля заслуженные артисты Раиса и Николай Красовские разглядели среди 6 тысяч кандидаток, «Чараўнiцы» — что–то гораздо большее, чем красивая вспышка в воспоминаниях о юности. Они и сейчас вместе, «со всеми своими детьми, внуками и собаками», как замечает Ольга Савицкая, одна из первых участниц ансамбля. Встречаются, созваниваются, помогают друг другу при необходимости. Правда, возникает такая необходимость нечасто — у них все хорошо, и в личном, и в профессиональном. У всех, без исключения. И в этом, убеждены прежние «Чараўнiцы», также прямая заслуга Красовских. Их педагогов и кумиров, научивших своих девчонок преодолевать любые испытания с прямой спиной. И верить в любовь на всю жизнь.

Кто бы ни вспоминал о Красовских — ученицы, друзья, родные или коллеги, — все говорят о них только вместе, не разделяя. О нем без нее или наоборот — невозможно, так глубоко эти двое проросли друг в друга. Сразу же, со своей первой встречи в Белорусском хореографическом училище, когда обоим было примерно столько же, сколько шекспировским Ромео и Джульетте. Однако они оказались гораздо сильнее и прошли все проверки судьбы, умудрившись сохранить верность друг другу и своему искусству, которое также любили до самозабвения. Всю жизнь ревнивая богиня танца пыталась их разлучить, хотя в конце именно танец, точнее, их общие «Чараўнiцы» помогли Раисе Красовской продолжать жить дальше без мужа, сохраняя память о нем в его и своих постановках.

Они никогда не танцевали вместе — слишком разными были на сцене их образы, да и в жизни, пожалуй. Характерная балерина Раиса Красовская, конкуренток которой в ее амплуа балетные критики той поры не видели даже в театрах Москвы и Ленинграда. И блестящий премьер Николай Красовский, непревзойденный Спартак, который при желании мог бы выступать на главных балетных сценах Советского Союза или повторить судьбу Рудольфа Нуреева. Но расстаться со своей Эр, или Раечкой, как он ее называл, для него было немыслимым... Прощальный вечер–бенефис в белорусском театре оперы и балета Раиса и Николай разделили на двоих. Она и дальше могла бы срывать овации публики — была в прекрасной форме и самом зените славы. Однако со сцены Красовские ушли вместе.

А ведь они даже не должны были встретиться. Девочка из чудом уцелевшего в войну оперного театра, куда после освобождения Минска поселили семьи вернувшихся из эвакуации артистов и музыкантов. И мальчишка из Речицы, таскавший ящики на минском рынке, чтобы прокормиться и помочь матери, в одиночку растившей троих сыновей. Там его и увидел педагог хореографического училища.

— Редкая в общем–то способность вовремя разглядеть большой потенциал, увлечь и убедить была и у самого Николая, — замечает Павел Марголин, брат Раисы Красовской. — После гастролей в Ростове–на–Дону Красовские привезли в Минск целую плеяду выдающихся танцовщиков, которые создавали историю нашего балета. Народные артисты Виктор Саркисьян, Нина Павлова попали в Белорусское хореографическое училище, а после и на белорусскую сцену благодаря Николаю и Раисе, чего никогда не скрывали. Из Челябинска вслед за ними приехали выдающиеся деятели искусств Дмитрий Смолич и Евгений Чемодуров, когда–то — главный режиссер и главный художник Челябинского, а позже — белорусского театра оперы и балета. И целая компания выпускников ленинградских балетных педагогов — будущих народных и заслуженных артистов Беларуси... Словом, в Минск Красовские вернулись не одни.

После Белорусского хореографического училища, которое Николай окончил на 2 года раньше Раисы, его пригласил на стажировку в Ленинградское хореографическое училище Александр Пушкин — знаменитый педагог, отбиравший себе учеников по всему Союзу. Нуреев, Барышников, Соловьев, Викулов — все учились у Пушкина. Красовскому предложили работу в Кировском (ныне Мариинском) театре — мечта любого танцовщика! Но он вернулся в Минск. К Рае... Здесь практически сразу его избрали комсоргом театра оперы и балета. К отчетно–выборному собранию Николай подготовил доклад с резкой критикой репертуара и общей ситуации в культуре. Его услышали. В результате он был вынужден написать заявление об уходе. Так вдвоем с Раисой они и отправились в Челябинск, где открывался новый театр оперы и балета.

Но в Минск возвращались уже из Баку — специально на Красовского к декаде азербайджанского искусства в Москве известный ленинградский хореограф Петр Гусев поставил балет «Семь красавиц» Кара–Караева. После оваций московской публики белорусский театр предложил забыть старые обиды.

— Режиссерский и балетмейстерский талант Николая проявился рано, — продолжает Павел Марголин. — Позже он окончил ГИТИС... Однако до публики задуманный им героический национальный балет «Кастусь Калиновский», партию которого Николай мечтал исполнить сам, так и не дошел. Вместе с Владимиром Короткевичем они сочинили либретто, после с Олегом Янченко все лето провели на Браславщине — появилась музыка, но на дальнейшую работу в ЦК наложили запрет: мол, Калиновский не белорусский, а литовско–польский герой. Такое было время... Тем не менее, когда Нуреев предлагал ему эмигрировать, соблазняя перспективой создать собственную школу хореографии чуть ли не в любой стране, которую Николай выберет, даже обсуждать эту тему он и Рая не стали. В Беларусь они вернулись навсегда.

Мало кто знает, но в том, что наш музыкальный театр отличается от других театров музкомедии наличием самостоятельных балетных спектаклей, также есть прямая заслуга Николая Красовского. Первым главным балетмейстером этой сцены был он, и это его идеи получили развитие в сегодняшней афише театра. Так что «Чараўнiцы» возникли не на пустом месте, не из предложения тогдашнего министра торговли создать какой–нибудь необычный коллектив в обмен на возможность покупки машины вне очереди, как иногда об этом рассказывают. И сцена, и хореографическое училище, где преподавали Красовские, диктовали свои правила игры. Но им было что предложить вне этих жестких рамок.

— В Раису Ермолаевну мы влюбились сразу, — вспоминает Ольга Савицкая. — Это был эталон женщины, памятник красоте, чтобы стать хоть немного похожими на нее, мы готовы были репетировать до полуночи. И репетировали. То восхищение, с каким смотрел на свою Раечку Николай Филиппович, было для нас лучшим стимулом. О таких отношениях мечтала любая: как он заботился, беспокоился о ней, как носил на руках — буквально. Но бездумно копировать ее движения было невозможно. Николай Филиппович мог остановить репетицию, чтобы выяснить, какие книги мы читаем. Или, например, приказать посмотреть «Андрея Рублева». И читали, смотрели все, что они нам рекомендовали. Чтобы не подвести.

— Что бы я ни делала, у меня до сих пор срабатывает: как бы на это посмотрели моя мама и Красовские, — откровенничает бывшая солистка Людмила Чистякова. — С нас много требовали, но и давали не меньше. Опекали, как родных. Николай Филиппович постоянно утрясал наши проблемы с жильем, с работой. Хотя дело даже не в этом. Красовские заставили нас поверить в самих себя и научили ценить то, что гораздо важнее денег.

— Вот честно: мы никогда не думали о деньгах, — продолжает экс–солистка «Чараўнiц» Тамара Шевно. — Практически всегда ансамбль существовал только на нашем энтузиазме. И любви. Наверное, сейчас это сложно понять. Возможно, еще и потому, что таких уникальных людей почти не осталось. Вспоминаю, как в конце жизни, когда Раиса Ермолаевна лежала с тяжелой травмой позвоночника, я пришла в больницу и застала ее со свеженакрашенными ногтями. Маникюр она сделала сама — и это был поступок настоящей королевы, какой она всегда оставалась. Не высокомерной, а любящей. Людей и красоту.

cultura@sb.by

Советская Белоруссия № 238 (25120). Суббота, 10 декабря 2016