Алексей Дударев: если ты сам над вымыслом слезами облился, зритель сделает то же самое вслед за тобой
06.06.2020 08:29:00
Валентин ПЕПЕЛЯЕВ
Алексей Дударев о новаторстве истинном и ложном, художественной правде и правде жизни
Более 35 лет пьесы известного драматурга, заслуженного деятеля искусств Беларуси, лауреата премии Ленинского комсомола (1984), Государственной премии СССР (1985), премии Союзного государства в области литературы и искусства (2002), председателя Белорусского союза театральных деятелей Алексея Дударева не сходят со сцен театров Беларуси, России и зарубежья. Не меркнет с годами и народная любовь к фильму «Белые росы», снятому Игорем Добролюбовым по сценарию Дударева. Всего по сценариям Алексея Ануфриевича создано 16 картин, а произведения переведены на многие языки мира. Центральное место в его творчестве занимает военная тема, а также исторические события, актуальные вопросы духовного поиска в современном обществе. 6 июня Алексей Дударев будет принимать поздравления с 70-летием.
— Я помню, как после показа одного европейского спектакля на одном из фестивалей все журналисты бросились к народному артисту СССР Кириллу Лаврову, чтобы спросить его мнение. «Мне не понравилось», — сказал он просто. «Кирилл Юрьевич, вы отстали!» — заметила на это одна дама-критик. На что Лавров спокойно ответил: «Да, отстал, но догонять меня будете вы». Мне эта фраза понравилась не потому, что она с большим смыслом и витиевато построена, а потому что это правда. От вещей житейских, нормального трезвого взгляда на жизнь никто никуда не денется, какие бы эксперименты сегодня ни происходили, какими бы мы ни были учеными, как бы ни заморачивались. Есть очень простые, как вкус и запах хлеба, вещи. И они давным-давно определены: вера, надежда, любовь, Божьи заповеди. В самой мудрой книге Библии про это сказано.
— Для вас художественная правда и правда жизни одно и то же?
— В художественной правде правды больше, чем в жизненной правде. Она дает перспективу, объем, развитие, указывает направление, по которому надо двигаться. А жизненная правда к человеку привязана просто физиологически, а искусство физиологией пользоваться не то что не должно, а не имеет права.
— Вы вспоминали один пример, как актриса Людмила Чурсина в Театре Советской Армии в спектакле «Рядовые» удивила вас белым шарфом в наряде… Такого шарфа просто не могло быть, если ставить спектакль по «правде жизни»…
— Она вышла в белом шарфике до пят, и такого быть не могло на самом деле на войне, это скорее гипербола, образ… Так не было, но так могло быть. Это больше говорит о человеческой душе героини, работает на тему. Ведь женщины и на войне оставались женщинами. И стремились быть красивыми.
— Вы ощущаете себя частью поколения?
— Естественно, куда же я денусь. Мое поколение — это те, кто родился в 1947—1950 годах. Иногда называют наше поколение «дети Победы», но для меня мы все еще дети войны, потому она, война, еще долго грохотала в людях. То, что происходит с человеком, потом еще долго не замолкает… Появление «Рядовых», «Не покидай меня…» и других произведений на военную тематику для меня не случайно. Эта тема жила во мне, она не могла не жить. Я — сын фронтовика, говорю это без всякого пафоса, сын женщины и брат сестер, которые на протяжении четырех лет могли просто сгореть в одной из белорусских Хатыней.
— Ваши однокурсники и однокашники — Татьяна Лихачева, Геннадий Шкуратов, Виктор Гудинович — реализовались на все сто процентов?
— Наш курс удачный. Среди нас все, кто остался — видите, я говорю уже «кто остался», — служили или служат театру. В разной степени, как и положено в жизни, у кого-то вышло лучше, у кого-то — скромнее. Кто бы мог подумать, что мои пьесы будут ставиться в Малом театре, Театре Советской Армии, театре имени Моссовета и театре на Таганке… Если бы мне в студенческие годы кто-то про это сказал, я бы просто засмеялся. Потому что где-где, но на Таганке… Это, что называется, не мой уровень… Но поставили в театре, где работал Владимир Высоцкий… И в БДТ ставили. И своих героев из «Вечера» я слышал на латышском, украинском, молдавском, болгарском языках. Я помню «Вечер» ставил Михай Волонтир. Помню, раздается звонок по городскому телефону, в середине 1980-х годов, тогда мобильников еще не было: «Здравствуйте, я хотел бы поговорить с Алексеем Ануфриевичем…» До боли знакомый голос! Когда он представился, у меня трубка чуть не выпала из рук, знаменитый Будулай из любимого многими телевизионного фильма! У него были какие-то вопросы по «Вечеру», он хотел приблизить к реалиям молдавского села, что-то изменить, но в местном отделе культуры сказали, что делать этого нельзя, авторское право и так далее… Я сказал: «Твори, как хочешь! Сокращай хоть до одной страницы, ты талантливый человек, а талантливый человек может сделать только лучше! Если хочешь, побегу и сейчас же дам телеграмму твоему начальству!» Почему-то сразу перешел с ним на «ты», хотя панибратством никогда не страдал и страдать не буду. «Да нет, теперь я думаю, они мне поверят», — ответил Волонтир. Потом мы познакомились на каком-то театральном съезде. Чудный человек, совершенно не похожий на экранного Будулая. Настоящий актер. Мне одна моя родственница, посмотрев спектакль «Не покидай меня…» во время показа в Дубровно, сказала, может быть, главный комплимент в моей жизни, я там играл Полковника: «Леша, ты настоящий!»
— А звонок Товстоногова помните?
— Он застал меня дома на кухне, мы разговаривали с одной актрисой. И вдруг звонок: «С вами хочет поговорить Георгий Александрович Товстоногов…» И его голос: «Алексей Ануфриевич, мы почитали вашу пьесу «Рядовые» и готовы ее ставить…» Только и мог сказать: «Спасибо!» Когда актриса, которая была в гостях, спросила, кто звонил, и я сказал, что Товстоногов, она заплакала. У нее потекли слезы… БДТ три раза обращался к моему творчеству: они поставили «Порог», «Рядовые», пробовали поставить «Свалку», но до сцены спектакль не дошел. Эту пьесу поставил и режиссер Валерий Белякович во МХАТе им. Горького у Татьяны Дорониной.
— Но больше всего любите купаловский спектакль?
— Я люблю всех, кто ставит мои пьесы. В Купаловском я присутствовал постоянно, плечом к плечу сидел с Раевским во время работы над «Рядовыми», начиная от застольного периода. И, наверное, меня самого там больше, чем в остальных версиях. Помнить об этом и не любить этого я не могу.
— Можно сказать, что Валерий Раевский — главный режиссер вашей жизни?
— Можно, да. Я не считал, сколько конкретно, но спектаклей мы сделали прилично, больше, чем у легендарного Андрея Егоровича Макаенка. Валерий Николаевич всегда хотел внести в спектакли бациллу эксперимента, он ведь стажировался в театре на Таганке у Юрия Любимова, но белорусская закваска ему этого не давала, у него было большое сердце… На репетиции финала «Рядовых», когда Дервоед потерял всех и артист Валерий Филатов зарыдал на сцене, Раевский заплакал за режиссерским пультом в зале под лампой. Я при этом присутствовал. У меня тоже комок в горле был. Я это уже где-то говорил: если ты сам над вымыслом слезами облился, зритель никуда не денется, сделает то же самое вслед за тобой. Сострадания и сопереживания не хватает современному искусству, театру и кинематографу.
— Вам легче говорить на исторические или современные темы?
— Для меня никакой разницы нет. В первую очередь ты говоришь о человеке, его предназначении и пути в этом мире, его исканиях, заблуждениях и ошибках. Но не менторским тоном, а просто сам в этом разбираешься. Все герои любого автора — это прежде всего сам автор. Про то, что было тысячу лет назад, легче писать с той точки зрения, что это никто не проверит… А если напишешь, что вчера на городской площади приземлилось НЛО, окажешься в дураках.
— В одном интервью вы признавались, что за сценарий «Белых рос» получили 21 тысячу советских рублей, 5 тысяч гонорара за «Рядовых»… За эти деньги вполне можно было хорошо жить и кормить семью.
— Конечно. И если сейчас все знают, сколько стоит съемочный день звезды-актера, то сколько стоит пьеса, я не знаю. Их никто не покупает.
— Чувствуете внутреннее родство с Пушкиным?
— Провокационный вопрос. Хватит того, что я в один день с ним родился.
— Если вашу красивую дату написать в виде спортивного счета 7:0, то в чью пользу? В вашу?
— Если скажу, что наоборот, это будет кокетством и неправдой. Еще лет десять назад я прикидывал, что сделано, и могу сказать, что свой писательский хлеб ел не зря.
— У литератора должна быть внутренняя цензура?
— Лучшим цензором Чехова был сам Чехов. И в слове «цензура» для меня ничего плохого нет, а под словом «свобода» мы часто подразумеваем не свободу, а вседозволенность. Настоящая свобода — очень большая ответственность. Ты не должен позволять себе то, чего искусство в принципе не должно себе позволять.
— Вы сказали как-то: «Было время, когда меня отрицали». Как с этим справляться?
— Работать. И если я так говорил, то неправду сказал… Отрицали, отрицают и будут отрицать, а кто-то принимал, принимает и будет принимать. Неинтересно, чтобы тебя все время хвалили. Я родился в один день с Александром Сергеевичем Пушкиным, а он написал: «Хвалу и клевету приемли равнодушно и не оспаривай глупца…».
pepel@sb.by
Более 35 лет пьесы известного драматурга, заслуженного деятеля искусств Беларуси, лауреата премии Ленинского комсомола (1984), Государственной премии СССР (1985), премии Союзного государства в области литературы и искусства (2002), председателя Белорусского союза театральных деятелей Алексея Дударева не сходят со сцен театров Беларуси, России и зарубежья. Не меркнет с годами и народная любовь к фильму «Белые росы», снятому Игорем Добролюбовым по сценарию Дударева. Всего по сценариям Алексея Ануфриевича создано 16 картин, а произведения переведены на многие языки мира. Центральное место в его творчестве занимает военная тема, а также исторические события, актуальные вопросы духовного поиска в современном обществе. 6 июня Алексей Дударев будет принимать поздравления с 70-летием.
— Для вас художественная правда и правда жизни одно и то же?
— В художественной правде правды больше, чем в жизненной правде. Она дает перспективу, объем, развитие, указывает направление, по которому надо двигаться. А жизненная правда к человеку привязана просто физиологически, а искусство физиологией пользоваться не то что не должно, а не имеет права.
— Вы вспоминали один пример, как актриса Людмила Чурсина в Театре Советской Армии в спектакле «Рядовые» удивила вас белым шарфом в наряде… Такого шарфа просто не могло быть, если ставить спектакль по «правде жизни»…
— Она вышла в белом шарфике до пят, и такого быть не могло на самом деле на войне, это скорее гипербола, образ… Так не было, но так могло быть. Это больше говорит о человеческой душе героини, работает на тему. Ведь женщины и на войне оставались женщинами. И стремились быть красивыми.
— Вы ощущаете себя частью поколения?
— Естественно, куда же я денусь. Мое поколение — это те, кто родился в 1947—1950 годах. Иногда называют наше поколение «дети Победы», но для меня мы все еще дети войны, потому она, война, еще долго грохотала в людях. То, что происходит с человеком, потом еще долго не замолкает… Появление «Рядовых», «Не покидай меня…» и других произведений на военную тематику для меня не случайно. Эта тема жила во мне, она не могла не жить. Я — сын фронтовика, говорю это без всякого пафоса, сын женщины и брат сестер, которые на протяжении четырех лет могли просто сгореть в одной из белорусских Хатыней.
— Ваши однокурсники и однокашники — Татьяна Лихачева, Геннадий Шкуратов, Виктор Гудинович — реализовались на все сто процентов?
— Наш курс удачный. Среди нас все, кто остался — видите, я говорю уже «кто остался», — служили или служат театру. В разной степени, как и положено в жизни, у кого-то вышло лучше, у кого-то — скромнее. Кто бы мог подумать, что мои пьесы будут ставиться в Малом театре, Театре Советской Армии, театре имени Моссовета и театре на Таганке… Если бы мне в студенческие годы кто-то про это сказал, я бы просто засмеялся. Потому что где-где, но на Таганке… Это, что называется, не мой уровень… Но поставили в театре, где работал Владимир Высоцкий… И в БДТ ставили. И своих героев из «Вечера» я слышал на латышском, украинском, молдавском, болгарском языках. Я помню «Вечер» ставил Михай Волонтир. Помню, раздается звонок по городскому телефону, в середине 1980-х годов, тогда мобильников еще не было: «Здравствуйте, я хотел бы поговорить с Алексеем Ануфриевичем…» До боли знакомый голос! Когда он представился, у меня трубка чуть не выпала из рук, знаменитый Будулай из любимого многими телевизионного фильма! У него были какие-то вопросы по «Вечеру», он хотел приблизить к реалиям молдавского села, что-то изменить, но в местном отделе культуры сказали, что делать этого нельзя, авторское право и так далее… Я сказал: «Твори, как хочешь! Сокращай хоть до одной страницы, ты талантливый человек, а талантливый человек может сделать только лучше! Если хочешь, побегу и сейчас же дам телеграмму твоему начальству!» Почему-то сразу перешел с ним на «ты», хотя панибратством никогда не страдал и страдать не буду. «Да нет, теперь я думаю, они мне поверят», — ответил Волонтир. Потом мы познакомились на каком-то театральном съезде. Чудный человек, совершенно не похожий на экранного Будулая. Настоящий актер. Мне одна моя родственница, посмотрев спектакль «Не покидай меня…» во время показа в Дубровно, сказала, может быть, главный комплимент в моей жизни, я там играл Полковника: «Леша, ты настоящий!»
— А звонок Товстоногова помните?
— Он застал меня дома на кухне, мы разговаривали с одной актрисой. И вдруг звонок: «С вами хочет поговорить Георгий Александрович Товстоногов…» И его голос: «Алексей Ануфриевич, мы почитали вашу пьесу «Рядовые» и готовы ее ставить…» Только и мог сказать: «Спасибо!» Когда актриса, которая была в гостях, спросила, кто звонил, и я сказал, что Товстоногов, она заплакала. У нее потекли слезы… БДТ три раза обращался к моему творчеству: они поставили «Порог», «Рядовые», пробовали поставить «Свалку», но до сцены спектакль не дошел. Эту пьесу поставил и режиссер Валерий Белякович во МХАТе им. Горького у Татьяны Дорониной.
— Но больше всего любите купаловский спектакль?
— Я люблю всех, кто ставит мои пьесы. В Купаловском я присутствовал постоянно, плечом к плечу сидел с Раевским во время работы над «Рядовыми», начиная от застольного периода. И, наверное, меня самого там больше, чем в остальных версиях. Помнить об этом и не любить этого я не могу.
— Можно сказать, что Валерий Раевский — главный режиссер вашей жизни?
— Можно, да. Я не считал, сколько конкретно, но спектаклей мы сделали прилично, больше, чем у легендарного Андрея Егоровича Макаенка. Валерий Николаевич всегда хотел внести в спектакли бациллу эксперимента, он ведь стажировался в театре на Таганке у Юрия Любимова, но белорусская закваска ему этого не давала, у него было большое сердце… На репетиции финала «Рядовых», когда Дервоед потерял всех и артист Валерий Филатов зарыдал на сцене, Раевский заплакал за режиссерским пультом в зале под лампой. Я при этом присутствовал. У меня тоже комок в горле был. Я это уже где-то говорил: если ты сам над вымыслом слезами облился, зритель никуда не денется, сделает то же самое вслед за тобой. Сострадания и сопереживания не хватает современному искусству, театру и кинематографу.
— Вам легче говорить на исторические или современные темы?
— Для меня никакой разницы нет. В первую очередь ты говоришь о человеке, его предназначении и пути в этом мире, его исканиях, заблуждениях и ошибках. Но не менторским тоном, а просто сам в этом разбираешься. Все герои любого автора — это прежде всего сам автор. Про то, что было тысячу лет назад, легче писать с той точки зрения, что это никто не проверит… А если напишешь, что вчера на городской площади приземлилось НЛО, окажешься в дураках.
— В одном интервью вы признавались, что за сценарий «Белых рос» получили 21 тысячу советских рублей, 5 тысяч гонорара за «Рядовых»… За эти деньги вполне можно было хорошо жить и кормить семью.
— Конечно. И если сейчас все знают, сколько стоит съемочный день звезды-актера, то сколько стоит пьеса, я не знаю. Их никто не покупает.
— Чувствуете внутреннее родство с Пушкиным?
— Провокационный вопрос. Хватит того, что я в один день с ним родился.
— Если вашу красивую дату написать в виде спортивного счета 7:0, то в чью пользу? В вашу?
— Если скажу, что наоборот, это будет кокетством и неправдой. Еще лет десять назад я прикидывал, что сделано, и могу сказать, что свой писательский хлеб ел не зря.
— У литератора должна быть внутренняя цензура?
— Лучшим цензором Чехова был сам Чехов. И в слове «цензура» для меня ничего плохого нет, а под словом «свобода» мы часто подразумеваем не свободу, а вседозволенность. Настоящая свобода — очень большая ответственность. Ты не должен позволять себе то, чего искусство в принципе не должно себе позволять.
— Вы сказали как-то: «Было время, когда меня отрицали». Как с этим справляться?
— Работать. И если я так говорил, то неправду сказал… Отрицали, отрицают и будут отрицать, а кто-то принимал, принимает и будет принимать. Неинтересно, чтобы тебя все время хвалили. Я родился в один день с Александром Сергеевичем Пушкиным, а он написал: «Хвалу и клевету приемли равнодушно и не оспаривай глупца…».
pepel@sb.by