Божьей милостью хирург

Профессору Аркадию Крюку, чьи методики операций вошли в классику мировой ортопедии и которого десятки белорусских ученых называют своим отцом в профессии, исполнилось 90 лет

Аркадий Степанович вышел из операционной довольным: операция прошла без сучка и задоринки, строго по расчетам. Если таким же успешным у девчушки будет и восстановление, через пару месяцев ей снимут гипс, а через год она сможет ходить не хромая и даже бегать. Не зря, получается, столько сидел перед операцией над схемами. Из тех, что приняты в мировой практике, не подошла ни одна. И вот родилась своя, оригинальная. По идее, осложнений быть не должно – тазобедренный сустав даже после операции сохранил анатомическое строение, предусмотренное самой природой.

Приблизительно в таких мыслях прошел остаток того памятного дня 1962-го. По своей насыщенности он немногим отличался от десятков тысяч других трудовых дней Аркадия Степановича Крюка, когда нужно было решать множество организационных, научных и практических медицинских задач и ребусов частного, республиканского, а то и всесоюзного масштаба. С той лишь разницей, что 9-летняя пациентка была первой из более двух сотен, которых тогдашний доцент Минского НИИ ортопедии и восстановительной хирургии избавил от ортопедической патологии, разделив поврежденную бедренную кость доселе неизвестным медицинской практике способом. Это уже потом, через пять лет, появилась докторская диссертация, а затем монография, доказавшая эффективность его метода, который был запатентован и внесен во всю ортопедическую литературу как метод «по Крюку».

…А сегодня Аркадий Степанович просто радовался за девчушку, которую сверстники наконец перестанут звать хромоножкой.

Студент со сталинской стипендией

— Не думаю, что в медицину меня позвали гены: все предки – из простых крестьян, — вспоминает Аркадий Степанович дела давно минувших дней. – Что-то такое появилось после того, как мама отвезла меня к доктору. Сильно болел живот, думали, аппендицит схватил. Но тревога оказалась ложной, зато внимательный доктор в белоснежном халате произвел на меня сильное впечатление. Со временем эпизод потускнел, поэтому, когда в 1936 году окончил семилетку, пытался поступить в педтехникум. Не сложилось. Пришлось устроиться на вечернее отделение рабфака мединститута. В свои 16 лет я был высоким и крепким, поэтому при зачислении паспорт у меня не спросили. Вот я и работал полный рабочий день. Это оказалось кстати: нас у мамы было четверо, я – самый старший, отец умер. На жизнь зарабатывал сам. Правда, до сих пор благодарен тете Вере, родной папиной сестре, которая приютила меня в Минске. У нее было трое своих сыновей, меня она считала четвертым.

Так Аркадий начинал. Днем работа – сначала на складе химико-фармацевтического завода, затем санитаром психиатриче­ского отделения 2-й минской клиники, а вечером – учеба. Через два года юношу зачислили на первый курс Минского мединститута в первый раз. В это время, в 1939 году, в мире уже чувствовалось предвоенное напряжение, поэтому после особого указа Совнаркома Советская армия стала «омолаживаться». Будущих медиков вызвали в военкомат: подстригли под машинку и отпустили до особого распоряжения. Оно поступило в 1940-м…

На срочную службу Аркадий попал в 45-й танковый полк 18-й мотострелковой дивизии, которая дислоцировалась в Калуге. Там в полковой школе он обучался на механика-водителя. Затем началась война. На фронт, как того ни хотел молодой человек, попасть не довелось. Войну прошел старшиной учебной роты и комсоргом батальона. Еще год после ее окончания учился в дивизионной партийной школе. С тем и демобилизовался в 1946 году.

— Никаких особых заслуг во время войны у меня не было — так и напишите, — говорит Аркадий Степанович. – Когда в мае 46-го я приехал в Минск, прямиком направился в приемную комиссию мединститута. Предъявил зачетку, которую мама хранила всю войну, студенческий билет. Через неделю нашел свою фамилию в списке восстановленных студентов первого курса.

— Разница между «довоенным» и «послевоенным» первокурсником чувствовалась? Семь лет прошло все же…

— За годы войны у меня вышибло много знаний: забыл даже, что алюминий может быть и трех-, и пятивалентным. Поэтому химию, физику, латынь приходилось осваивать заново. Чувствую, что материал, который преподают, в меня не вкладывается. Самостоятельно увеличиваю для себя нагрузку, занимаюсь до 10, 12, а затем до двух часов ночи. И все равно на первую зимнюю сессию шел не очень уверенно, гадал: сдам – не сдам? Но лекции посещал исправно, на перерывах списывал в тетрадь с доски, что не успел законспектировать на занятиях. Молодежь бегала отдыхать, а я трудился. В итоге все получилось: латынь и химию сдал на пятерки.

— Мне назначили сталинскую стипендию, — будто переживает заново свое везение Аркадий Степанович. – Это было очень кстати, потому что средств для нормальной жизни не хватало. Правда, длилось это счастье недолго: до весенней сессии, во время которой физику сдал на четыре.

Потом учился только «на отлично», трудился также неустанно. Весь первый курс жил у тети Веры, а летом заработал место в общежитии, восстанавливая анатомический корпус.

— Кстати, аппендицит у меня все же случился, правда, на «втором» первом курсе мединститута – в 1947 году.

В ортопедию привело... долото

— И что было дальше? – с увлечением, как будто в первый раз все это слышит, спрашивает Галина Ивановна, супруга Аркадия Степановича.

— Сейчас, мама, все расскажу.

Аркадий Степанович действительно очень интересный рассказчик. Он увлекает, завораживает нестандартным видением ситуации, человека, предмета, образной и грамотной речью. Ученый, интеллигент до мозга костей.

— Знаете, я Галину Ивановну давно уже мамой стал называть. Ведь она заботилась обо мне всю жизнь. С того самого вечера…

…Который случился в конце третьего курса. До этого Аркадий, кроме книг и конспектов, ничего не видел. И только на третьем году учебы стал замечать: оказывается, вокруг есть девушки, есть и Галина, с которой учился в одной группе. В мединституте тогда модно было устраивать вечера с чаепитием, музыкой и иногда танцами. К чаю – только пирожные и никаких излишеств.

— На Галину Ивановну обращал внимание староста нашей группы, — продолжает Аркадий Степанович. – И вот на одном из таких вечеров я говорю ему: «Тима, или ты будешь провожать Галину, или это сделаю я». В тот день мы гуляли втроем… Проводили Галину Ивановну на Новоуфимскую, где она жила с мамой и братом.

Приблизительно через год туда, в скромные 17-метровые габариты одной комнаты, переселился и Аркадий, уже в качестве молодого мужа. В это время супруги выбрали для себя специализацию: Аркадий – ортопедию и травматологию, Галина – неврологию.

— Почему ортопедия? – спрашиваю, ожидая романтического ответа.

— Овладел в армии слесарными навыками: умел работать с долотом, сверлить. Ортопедия весьма близка к слесарному делу. И ведь знаете, не прогадал: не раз это меня потом выручало. Некоторые, бывало, кость 15 минут разделяют, а у меня за 5 выходило, а то и меньше. А быстрее закрывается рана – меньший риск осложнений и нагноений. О большой науке тогда и не помышлял. Меня направили в Институт ортопедии и восстановительной хирургии, а Роза Михайловна Минина, директор, определила младшим научным сотрудником. Через полгода неудержимо потянуло в операционную, и меня переключили на лечебную работу.

Первая самостоятельная операция Аркадия Степановича состоялась в 1951 году, ему помогала, а заодно и контролировала процесс опытный хирург Белослутцева. Устраняли патологию вен — тогда это еще входило в область интересов травматологов. Через год молодой сотрудник уже возглавил отделение института и почти каждый день был в операционной. Не щадил себя — сам назначал операции. Их были тысячи…

Через год после свадьбы в семье докторов Крюк родилась первая дочь Света, затем – Люся. За дочерьми смотрела мама Галины Ивановны, а супруги продолжали отдавать себя профессии и пациентам. Галина Ивановна долгое время работала невропатологом во 2-й клинике, а потом возглавила неврологическое отделение в 9-й клинике. И заведовала им около 20 последующих лет. С мужем делилась проблемами, но совета особо не спрашивала – сама знала, как поступать. Но, конечно, медицинская и околомедицинская тематика в этой семье всегда удерживала высокие рейтинги.

— Как завотделением Галина Ивановна пользовалась серьезным авторитетом, — Аркадий Степанович дает высокую оценку профессиональным достижениям супруги. — По показателям отделение занимало всегда первые места, фото сотрудников постоянно размещались на Доске почета. Есть у Галины Ивановны и высокая награда – орден Дружбы народов. Но при этом она была великолепной женой и матерью, моим другом. У меня никогда не было поводов и причин оставлять этого человека…

Старшая дочь со временем стала кардиологом, защитила кандидатскую диссертацию. Младшая – преподаватель в музыкальной школе. Аркадий Степанович, насколько это было возможным, занимался воспитанием дочерей. Как сам шутит: «По крайней мере, несколько раз вместе ходили кататься на коньках». Грубые интонации в семье Крюк – нонсенс и нечто непозволительное. Кстати, его коллеги и ученики тоже обратили мое внимание на эту важную деталь: Аркадий Степанович ни разу не повысил голос на подчиненного или студента. Никогда не раздражался в операционной, не прикрикнул на медсестру, перепутавшую инструмент, хотя такое встречается сплошь и рядом.

Нетравматично. Гуманно. С расчетом

Удивительно, но у этого человека получилось все, чем пришлось заниматься в жизни. Ему покорилась практическая медицина: тысячи операций более чем за полвека трудового стажа означают столько же благодарных пациентов. Искреннее желание облегчить страдания людей направили все внимание Аркадия Степановича на поиск оперативных методов, наименее травмирующих кость и суставы.

— Помню в 1954-м нас, нескольких молодых сотрудников, направили в Киев на показательные операции профессора Фруминой, — рассказывает Аркадий Степанович. – Она по новой, сохранной, методике оперировала врожденный вывих бедра. Нетравматично, гуманно. Вернулся, предложил Розе Михайловне Мининой провести нечто подобное. Мне не доверили, а когда стали делать, то начали «по Фруминой», а закончили по старинке. А точнее, «по Богданову». На мой взгляд, этот метод, который тогда применялся в качестве одного из основных, при данной патологии был «узаконенной» инвалидизацией. При этих операциях осложнений, самых тяжелых, возникала масса. К счастью, он давно не применяется.

Молодой ортопед принципы работы Фруминой взял на заметку и старался применить их при каждом подходящем случае. Прослеживалась эта идея и в кандидатской диссертации «Кост­ные полости при хроническом остеомиелите и их лечение», защищенной в 1958 году, и в докторской 1967 года, посвященной оперативному лечению варусной деформа­ции шейки бедренной кости. Новая методика, предложенная ортопедом, получила название «по Крюку» и стала быстро распространяться по всем травматологическим и ортопедическим центрам и специализированным отделениям Союза. Многие запатентованные способы при лечении дегене­ративно-дистрофических заболеваний, которые потом внедрил в хирургическую практику сам Аркадий Степанович, стали основой для нового перспективного направления в белорусской ортопедии: внесуставных реконструктивно-восстановительных операций. Кроме того, он создал и возглавил в 50-е годы первое в Беларуси детское ортопедическое отделение.

Аркадий Степанович буквально с первых своих операций понял, каким должен быть хирург. Подготовленным теоретически – проштудировать литературу, практически – сделать все расчеты по индивидуальной скиограмме пациента и подобрать оптимальный угол разъединения костей.

— Когда ты готов, напряжение во время операции падает почти до нулевой отметки, ты во всем отдаешь себе отчет, предусмотрена любая неожиданность, — говорит Аркадий Степанович.

Но ответственность за жизни пациентов все же дала о себе знать: с 40 лет у профессора Крюка в операционной стало повышаться давление. Пришлось перед каждой операцией принимать лекарство.

«Ленинцы» против «марксистов»

Без Аркадия Крюка белорусская ортопедия могла и не стать такой, какая она есть сегодня. Он, профессор Иосиф Воронович и академик Александр Руцкий организовали эту службу так, что она «зазвучала» в Беларуси и за пределами страны. Эти три ее кита, трое мушкетеров или трио бандуристов, как их звали по всему бывшему Союзу, были практически неразлучны.

А вот объединение двух ортопедических течений в Беларуси – «ленинцев» и «марксистов» — заслуга исключительно Аркадия Степановича. Он властвовал, объединяя, а не наоборот, как обычно принято в мировой практике.

Вспоминает Сергей Киричек, доцент кафедры травматологии и ортопедии, ученик и последователь Аркадия Степановича:

— В Минске образовалось две школы травматологов и ортопедов – в Минском НИИ ортопедии и восстановительной хирургии под руководством Розы Михайловны Мининой, который располагался по улице Ленина и в Институте усовершенствования врачей, которым заведовал профессор Василий Оскарович Маркс. Их последователи не всегда находили между собой общий язык. Аркадий Степанович, в 1965 году избранный первым председателем Белорусского общества ортопедов и травматологов, а в 1966-м возглавивший кафедру мединститута, примирил их. Как? Загадка. Талант особый имел. После этого белорусские ортопеды, которых было около 400 человек, не просто познакомились друг с другом, а близко подружились и стали общаться не только для того, чтобы обменяться научными новостями, но и поговорить по душам.

— Минина и Маркс, конечно, большими друзьями не стали, но отношения между ними явно потеплели, — вспоминает Аркадий Степанович. – Когда приходили на заседания общества, сидели рядом и мирно беседовали. Чего еще для них желать?

В это время Аркадий Степанович уже пять лет – проректор Минского медицинского института по учеб­ной ра-боте, а затем с 1967-го в течение следующих 24 лет — проректор института по на­учной работе. За это время создал великолепную практическую базу для преподавателей: через год после его назначения, в 1962-м, открылась Центральная научно-исследовательская лаборатория, занимавшая отдельное здание (до этого – только одна операционная на всех). Кроме того, одна за другой открывались лаборатории на кафедрах, которые приблизили науку к медицинской практике. И если раньше за 10 лет в институте защищалось не более десятка диссертантов, то в период его работы четко ощущалась динамика внутривузовской науки: за такой же срок было защищено 52 докторские диссертации, 202 диссертации в объеме кандидатских. До сих пор рекорд не побит.

Когда Аркадий Степанович ушел из проректоров, он полностью посвятил себя укреплению кафедры, которая обосновалась в 6-й больнице. На тот момент она состояла из 6 преподавателей, а клиническая база — из отделения на 60 коек. Вскоре к одному отделению добавилось еще три по столько же коек каждое. Больница из клиники с низким уровнем оказания травматологической помощи очень быстро превратилась в центр. Хотя номинально это название получила лишь несколько лет назад. Кстати, Аркадий Степанович брал на кафедру людей с исключительными задатками, просто так в клинику попасть было невозможно.

Вспоминает Сергей Киричек:

— Он мог просчитать на несколько порядков вперед, чем завершится то или иное дело, предприятие, выйдет из человека толк или нет. Когда поручал тему для исследования какому-нибудь сотруднику, то приблизительно знал, чем это кончится. До сих пор не знаю, не могу понять, как это у него получалось. Анализ? Интуиция? Аркадию Степановичу достаточно было пообщаться с человеком несколько минут, и все ему становилось ясно. Практически все из приглашенных им на кафедру тогдашних «мальчишек» достигли серьезных профессиональных вершин. Судите сами: Белецкий, Мартинович, Потапов, Дашкевич, Сердюченко, Макаревич, Корень, Беспальчук, Волошенюк, Ладутько.

Все они, как и сам Сергей Иванович, считают Аркадия Степановича вторым отцом по жизни и в профессии...

— Аркадий Степанович, как вам так запросто «открывалось» будущее человека? – спрашиваю. 

 — Вы не находите, что здесь может быть преувеличение? Хотя, сказать по правде, ни с кем из людей, над кем я брал научное шефство, «осечек» не было. Даешь небольшое поручение – и по его результатам видно: с этого будет толк, а за этого лучше не браться.

— Как же это видно?

— Ничего сверхъестественного. С опытом приходит.

— А что это за легендарная история с поездом Минск—Москва?

— А, и вы слышали? – улыбается. – Было дело. Представьте: 60—80-е годы, расцвет медицинской науки. Я тогда и кафедру возглавлял, и проректором был по науке, но постоянно мечтал снизить нагрузку. А вместо этого в Москве создали специализированные советы по защите диссертаций – ВАК СССР, а при нем экспертные советы и меня пригласили на должность эксперта хирургического совета по травматологии и ортопедии. И вот 10 лет занимался аттестацией кадров со всего Союза. Все эти годы в Москву приходилось ездить по два раза в месяц. За 10 лет пришлось посетить 200 заседаний экспертного совета, провести в поезде 400 ночей.

— Интересно, о чем вы думали в поездках? О кафедре, институте? Или просто абстрагировались?

— Думал, что вокруг меня снуют какие-то «силы», которые меня должны обязательно остановить…

— ?..

— Представьте: две ночи в поезде, день энергичной работы в ВАКе, с поезда сразу на работу. Инфаркт меня явно караулил. Но, к счастью, обошел стороной. Несмотря на то что нагрузка увеличилась раза в четыре, я доработал до 82 лет. Из проректоров и с кафедры ушел в 67 лет. Оперировал до последнего дня.

Пять заповедей учителя

Это была не просто встреча. В тот день, в день 90-летия своего учителя и коллеги, которое он отмечал пару недель назад, в гостеприимном доме Аркадия Степановича и Галины Ивановны собрались все светила современной отечественной травматологии и ортопедии. Им и радостно, и больно было видеть своего учителя. Радостно потому, что он есть, по-прежнему готов дать профессиональный и отеческий совет, потому, что не устает шутить и интересоваться достижениями науки. Горестно потому, что не стоит рядом с ними за операционным столом, что нет в руках прежней силы, а в глазах зоркости: Аркадию Степановичу вскоре будут проводить