Народная артистка Беларуси Людмила Бржозовская и в 70 лет по-прежнему в балете

— Я всегда жила в мире искусства. Папа был художником. Часто забегала к нему в мастерскую, да и не только к нему. У нас во дворе жило очень много художников, а соседом был Борис Заборов. Мне всегда было любопытно, как папа работает. Маленькой все время норовила залезть в краски, что-то сама нарисовать. Мама работала стоматологом в поликлинике МВД. Она в юности мечтала стать балериной, но война помешала этому. И можно сказать, что это она воплотила во мне. Мы жили в двухэтажном доме на улице Сторожевской недалеко от Театра оперы и балета. Как будто сама судьба распорядилась за нас. Кем бы стала, если бы не поступила в хореографическое училище? Наверное, рисовала бы. Мне очень нравилась атмосфера в нашем дворе. 

Часто позировала папе, еще будучи ребенком. Он написал очень много портретов: и маминых, и моих, и сестры, и внучек. Когда уже работала в театре, он приходил на спектакли, наблюдал, а потом рисовал. Мне очень нравится портрет кисти Саши Шестакова, который хранится в Национальном художественном музее. Он увидел меня в театре и захотел изобразить на холсте. Если бы не травма, вряд ли бы согласилась. Готовила первую свою роль, станцевала премьеру и оказалось, что у меня трещина в стопе. В гипсе почти месяц пробыла. И все это время он приходил к нам домой, и я ему позировала. Очень люблю этот портрет.

Потом мне уже некогда было позировать. Каждый сезон делали по два-три новых спектакля. Знаете, когда училась, не мечтала быть звездой. Мне просто нравилось танцевать. У меня были такие прекрасные педагоги. Одна из них — Нина Федоровна Млодинская. Она объясняла, что танец начинается с дыхания и руки начинают дышать первыми. Все прекрасное, говорила, надо брать именно из природы. 

Мне с самого начала везло на партнеров и хорошие роли. Первая роль была Сольвейг в балете «Пер Гюнт», где я танцевала с Леонидом Чаховским. Там надо было создать очень сложный образ. Потом танцевала «Лебединое озеро» и «Ромео и Джульетту» с очень красивым, изысканным артистом Валентином Давыдовым. А потом в театр пришел Юрий Троян. Первый раз мы с ним станцевали как раз в «Ромео и Джульетте». Поняли, что нам творчески интересно работать, и уже все остальные спектакли мы делали вместе. 

В начале 70-х нас отправили в Ленинград на стажировку в Кировский театр. Я занималась в классе у Натальи Михайловны Дудинской (народной артистки СССР, ученицы Вагановой), а Троян — у Александра Ивановича Пушкина (педагога Михаила Барышникова и Рудольфа Нуриева). Рядом с нами стажировались звезды тех лет, на станке передо мной стояла Наталья Макарова. Когда занимались, очень скучали по спектаклям. Хотелось самим что-нибудь показать на сцене. В это время Леонид Якобсон создавал свою труппу. И мы решили показать ему номер «Три прелюдии» Скрябина. Когда его станцевали, Якобсон позвал директора. Тот пришел, открыл свой чемоданчик и предложил нам две квартиры. Но у нас не было мысли попасть в эту труппу, просто хотели узнать мнение этого человека о своей работе. Это мы ему и сказали. Он долго нас уговаривал. Я призналась, что не смогу жить без «Лебединого озера», «Жизели» и «Спящей красавицы». Но несмотря на это, творчество Якобсона повлияло на наш взгляд на балет.

Наш балетмейстер Отар Дадишкилиани был приглашен на постановку «Спартака» в Хельсинки. Потом их звезды приезжали к нам в Минск, а нас отправили солировать в Финляндию. Перед нами «Жизель» танцевала балерина из Парижа, все комплименты тогда были только для нее. Когда мы пришли на первую репетицию с труппой, все артисты холодно на нас смотрели, но как только зазвучала музыка и мы стали танцевать, финны заулыбались. На всю жизнь запомнила, как после «Лебединого озера» занавес опускался восемь раз, а зрители кричали «Браво!» и топали ногами. Артисты вдруг убежали за кулисы и вынесли нам два букета роз: белых и черных, как символ Одетты и Одиллии. Я впервые держала в руках черные цветы.

Балет подарил мне возможность увидеть мир. Самое удивительное воспоминание от поездки с Натальей Садовской в Индию. Было интересно побывать в Гималаях на могиле Николая Рериха, увидеть самую высокую гору Джомолунгму — море впечатлений.

Волею случая попали с Юрием Антоновичем в Рим на кинофестиваль. Нас пригласили вместо заболевшей балерины из московского Большого театра. Репетиции проходили в Римской опере. В концерте участвовали мировые звезды. Только смотреть на них уже было огромным удовольствием, а тут мы оказались с ними на одной сцене. Помню, на репетиции актер Альберто Сорди, глядя в программку, с улыбкой спросил у нас: «Вы танцуете «Адама и Еву»? А костюмы у вас натуральные?» Я засмущалась и ответила: «Нет, синтетические». Концерт вела известная актриса Джульетта Мазина, позже она пришла с внучкой к нам в гримерную и сказала ей: «Смотри, это русский балет».

После концерта мы были приглашены в ложу к президенту Пертини. Я переоделась и ждала Юрия. Ко мне подошел мужчина в смокинге, поздравил, преподнес презенты — духи. «Это вам и вашему Адаму», — сказал он. Когда он ушел, костюмер, которая помогала мне переодеваться, по-итальянски эмоционально размахивая руками, стала кричать: «Франко Дзеффирелли! Франко Дзеффирелли!» Жаль, что я тогда не знала его в лицо, потому что мне очень нравились его фильмы.

Одну из ночей посвятили путешествию по Риму. У меня были с собой лишь туфли на высоких каблуках, но это не помешало нам пройти восемнадцать километров. Мы видели Колизей, смотрели фонтаны. Юрий первым делом побежал к колонне Трояна. Это были замечательные три дня нашей жизни.

Всю свою жизнь я отдавала сцене. Сына родила в 39 лет. Боженька подхлестнул задуматься об этом. Спасибо ему. После рождения сына танцевала еще три года и спокойно ушла со сцены. Мне надо было растить сына. После театра пошла работать в гимназию, где организовала свою студию. Кстати, именно я привела в балет Юру Ковалева. И сейчас его люблю. Он такой интеллигентный танцовщик, вдохновенный, всего себя отдает на сцене. Потом пошла преподавать в хореографическое училище. 

Но, наверное, меня все же тянуло в театр. Здесь было создано столько ролей, здесь прошла лучшая часть моей жизни. Хотелось отдавать, что накопилось за все годы. Кажется, именно в этом мое призвание. Мне здесь легко, сейчас работаю с нашими звездами: Ольгой Гайко, Мариной Вежновец, Ириной Еромкиной, Людмилой Кудрявцевой, Людмилой Хитровой и другими. Яна Штангей — молодая, но очень талантливая балерина, с которой интересно и легко работать. Мы с ней на одном дыхании репетируем, она понимает с полуслова. Такие ученики и держат, дают силы. Горжусь прекрасной балериной Мариной Вежновец, которая открыла балетную школу, создала свой театр. Она собрала вокруг себя интересных людей. Желаю ей успеха. 

Мне очень нравится наш репертуар, его разнообразие. Почти все классические постановки, спектакли Елизарьева — жемчужины мирового балета. Там всегда чувствуется рука мастера. Хорошо что приглашаются постановщики из других стран. Украсили афишу «Анюта», поставленная Владимиром Васильевым, «Лауренсия», возобновленная Ниной Ананиашвили, спектакли Андриса Лиепы.

Что помогает оставаться в строю? Любовь к балету. Когда встречаюсь с молодыми ребятами, черпаю у них силы, вдохновение. Их танцы, самоотдача наполняют меня энергией. Очень переживаю, когда у них случаются травмы или проблемы в жизни. Когда выходишь на сцену, не все от тебя зависит. Скользкий пол, неудачное приземление и т.д. Стараюсь помогать, поддерживать. И они отвечают тем же. Такое общение приносит мне невероятную радость. Даже возвращаясь поздно из театра, утром всегда с удовольствием иду на работу.

stepuro@sb.by