Выставка "Гитары прошедшей эпохи" оказалась настолько популярной, что ее продлили еще на месяц
23.03.2017 21:45:26
Первая выставка «Гитары прошедшей эпохи» из коллекции дирижера Владимира Митряева оказалась настолько популярной, что Музей истории театральной и музыкальной культуры решил продлить ее сразу на месяц. До конца апреля здесь можно совсем не образно прикоснуться к юности нашего джаза и рока, узнать о любимых гитарах прославленных музыкантов, а по субботам получить еще и мастер–класс игры на инструментах, которые сейчас стали, пожалуй, еще более культовыми, чем в те годы, когда на них велась настоящая охота.
Одна из гитар Мулявина и редкое фото с конкурса, о котором знают не все поклонники «Песняров».
Каждая из этих гитар родом из Восточной Европы 60 — 80–х годов прошлого века была вожделенной добычей в СССР, ради обладания ими иные были готовы даже на преступление. Не только потому, что на похожих играли кумиры, Джордж Харрисон, например, или Владимир Мулявин, одна из гитар которого выставлена тут в специальной витрине. Как замечает коллекционер, идеи у советских инженеров, занимавшихся разработкой музыкальных инструментов, были великолепные: «Еще в те годы половина борисовских гитар выпускалась с активной электроникой — американцы дошли до этого гораздо позже». Но ударные темпы производства и отсутствие качественных комплектующих губили голос инструмента на корню. Родных гитар профессионалы старались избегать (скажем, у Мулявина советских не было), а если брали в руки, то после основательной подгонки. И сегодня многие охотнее купят старую чехословацкую «Йолану» или гэдээровскую «Музиму», нежели что–то другое, несмотря на все современное изобилие. С любой гитарой из своей богатой коллекции Владимир Митряев готов выйти к публике и наглядно продемонстрировать преимущества:
— Вот вам, к примеру, Musima Record 15 — очень редкая и любимая многими музыкантами, особенно джазовыми. Некоторые из наших музыкантов безуспешно гоняются за ней десятилетиями. Круче разве только первый «Рекорд», выпущенный «Музимой» в самом начале 1950–х. У джазменов эта гитара считается одной из лучших в мире. Еще и потому, что к выбору дерева мастера подходили очень тщательно и за годы оно высохло настолько, что буквально звенит.
Самые частые гости на выставке – ровесники Владимира Митряева и молодые музыканты.
— Но ваша первая гитара наверняка была советской?
— Бог миловал — в 1966–м в ЦУМ завезли чешские гитары и, как ни странно, пустили в свободную продажу по 65 рублей.
— Значит, с ней вы и вышли на сцену нашумевшего бит–фестиваля в Минске, первого в СССР, который прошел за год до знаменитого «Вудстока»?
— На том фесте я играл на другой — также чешской, но распиленной пополам под модную в то время «Музиму». Хороших гитар было мало, не я один пришел с переделанной или самодельной. О том, что происходило тогда в радиотехническом институте, Минская студия хроникальных и научно–популярных фильмов сняла фильм «Маршрут 13». Он так и не был показан, позже пленку вовсе смыли, но сохранилось несколько фрагментов, где видно, что одна и та же гитара — немецкая «Марма» — передается из группы в группу. Лучшие инструменты были у «Алгоритмов», ансамбля РТИ, занявшего на фестивале первое место. Радиотехнический институт тогда специально покупал гэдээровские гитары для своей самодеятельности, но «Марма» была собственностью студента из Венгрии, учившегося в БПИ. Еще одна немецкая гитара была украдена — незабвенный Крис, как мы называли его между собой, обманом оформил на себя инструмент в филармонии, снял струны, превратил в бас–гитару и пришел на фестиваль. А позже получил тюремный срок... У «Синих гитар» из политехнического института все гитары были самодельными, но так мастерски сделаны под фирму, что по звуку можно было перепутать. Хотя порой струны у них вылетали в зал.
Банджо – редкий в наших широтах инструмент, хотя когда-то и в Минске был свой диксиленд.
— И все же фирменные инструменты для самодеятельности — факт, прямо скажем, неожиданный.
— После фестиваля я ушел в армию, а позже поступил в иняз, где продолжил заниматься музыкой. Но после третьего курса меня исключили из комсомола и института за «исполнение запрещенной рок–музыки и внешний вид, не соответствующий советскому студенту». В это же самое время, уже после второго бит–фестиваля, с точно такой же формулировкой в отщепенцы попал и ныне всем известный композитор Владимир Кондрусевич, номинированный в этом году на Госпремию. Причем решение о его исключении принималось даже не в консерватории, где он учился, а на уровне ЦК ЛКСМБ. Кондрусевича отстояли — студенты и педагоги написали в защиту Володиного таланта столько писем, что скоро его вернули в ряды студентов. Через год восстановиться предложили и мне, но к тому времени я уже твердо определился, что свяжу свою жизнь с музыкой.
Владимир Митряев с любимой гитарой джазменов.
— А о какой гитаре вы больше всего мечтали в юности?
— О немецкой Musima Elgita — в те времена самый роскошный инструмент, какой только можно было вообразить. Мечта сбылась в 1973 году — купил ее в Минске у знакомого музыканта, который решил перейти на бас–гитару. За 200 рублей — две зарплаты советского инженера, среди музыкантов на каждую марку была твердо установленная цена. С ней и уехал в Кисловодск, там ее и оставил, поддавшись мольбам одного из местных музыкантов, который буквально со слезами убеждал меня, что другого случая получить такой инструмент у него не будет. Достать хорошую гитару в Минске действительно было проще — вернувшись домой, практически в первые дни я нашел такую же. Все гонялись уже за другими. В моду вошла Eterna de Luxe, которой тогда обзавелся и Владимир Мулявин — с ней–то я его и встретил у дверей филармонии. Как оказалось, «Песняры» собирались на конкурс патриотической песни, который проходил на Минском камвольном комбинате. Это с их всесоюзной славой! Но советские условности приходилось соблюдать — для выезда за границу «Песнярам» нужно было заработать как можно больше званий, а такой конкурс гарантировал первое место. Я схватил фотоаппарат и поехал с ними. Теперь появился еще один повод выставить эти фотографии. Таких точно ни у кого нет, кроме меня на том конкурсе никто не фотографировал, не многим вообще было известно, что «Песняры» в нем участвовали.
Каждую субботу здесь проходят мастер–классы.
— Но какое отношение к белорусской музыке может иметь банджо, которое вы выставляете рядом с гитарами?
— А диксиленд? На тракторном заводе даже создали самодеятельный ансамбль диксиленда. Правда, все музыканты, игравшие тогда в ДК тракторного, были профессионалами. Как и в ансамбле при Доме учителя, которым я руководил несколько лет. Хотя далеко не все успели получить соответствующие корочки. Позже, когда вышло постановление об обязательном музыкальном образовании для всех, кто работает на сцене профессионально, мы снова встретились с «Песнярами» в одних стенах. До сих пор помню недоверчивые улыбки педагогов нашего института культуры...
— И насколько популярна у коллекционеров гитарная тема?
— В мире — суперпопулярна. У нас я знаю человек 10, собравших серьезные коллекции. В принципе, такая выставка могла бы пройти и раньше. С Геннадием Сердюком, очень известным в наших кругах коллекционером и реставратором, мы собирались сделать ее давно. В прошлом Гена был боевым летчиком, работал смотрителем Музея авиационной техники в поселке Боровая, виртуозно восстанавливал старые самолеты — и собирал гитары. Однако полтора года назад он скоропостижно ушел из жизни, планы изменились. В моей коллекции остались две его гитары, реставрацию которых Гена не успел завершить. «Йолана Марина» — любой, кто придет на выставку, увидит ее первой. И «Кремона» рядом с фотографией Геннадия Викторовича Сердюка, моего близкого друга и настоящего мастера.
Одна из гитар Мулявина и редкое фото с конкурса, о котором знают не все поклонники «Песняров».Каждая из этих гитар родом из Восточной Европы 60 — 80–х годов прошлого века была вожделенной добычей в СССР, ради обладания ими иные были готовы даже на преступление. Не только потому, что на похожих играли кумиры, Джордж Харрисон, например, или Владимир Мулявин, одна из гитар которого выставлена тут в специальной витрине. Как замечает коллекционер, идеи у советских инженеров, занимавшихся разработкой музыкальных инструментов, были великолепные: «Еще в те годы половина борисовских гитар выпускалась с активной электроникой — американцы дошли до этого гораздо позже». Но ударные темпы производства и отсутствие качественных комплектующих губили голос инструмента на корню. Родных гитар профессионалы старались избегать (скажем, у Мулявина советских не было), а если брали в руки, то после основательной подгонки. И сегодня многие охотнее купят старую чехословацкую «Йолану» или гэдээровскую «Музиму», нежели что–то другое, несмотря на все современное изобилие. С любой гитарой из своей богатой коллекции Владимир Митряев готов выйти к публике и наглядно продемонстрировать преимущества:
— Вот вам, к примеру, Musima Record 15 — очень редкая и любимая многими музыкантами, особенно джазовыми. Некоторые из наших музыкантов безуспешно гоняются за ней десятилетиями. Круче разве только первый «Рекорд», выпущенный «Музимой» в самом начале 1950–х. У джазменов эта гитара считается одной из лучших в мире. Еще и потому, что к выбору дерева мастера подходили очень тщательно и за годы оно высохло настолько, что буквально звенит.
Самые частые гости на выставке – ровесники Владимира Митряева и молодые музыканты.— Но ваша первая гитара наверняка была советской?
— Бог миловал — в 1966–м в ЦУМ завезли чешские гитары и, как ни странно, пустили в свободную продажу по 65 рублей.
— Значит, с ней вы и вышли на сцену нашумевшего бит–фестиваля в Минске, первого в СССР, который прошел за год до знаменитого «Вудстока»?
— На том фесте я играл на другой — также чешской, но распиленной пополам под модную в то время «Музиму». Хороших гитар было мало, не я один пришел с переделанной или самодельной. О том, что происходило тогда в радиотехническом институте, Минская студия хроникальных и научно–популярных фильмов сняла фильм «Маршрут 13». Он так и не был показан, позже пленку вовсе смыли, но сохранилось несколько фрагментов, где видно, что одна и та же гитара — немецкая «Марма» — передается из группы в группу. Лучшие инструменты были у «Алгоритмов», ансамбля РТИ, занявшего на фестивале первое место. Радиотехнический институт тогда специально покупал гэдээровские гитары для своей самодеятельности, но «Марма» была собственностью студента из Венгрии, учившегося в БПИ. Еще одна немецкая гитара была украдена — незабвенный Крис, как мы называли его между собой, обманом оформил на себя инструмент в филармонии, снял струны, превратил в бас–гитару и пришел на фестиваль. А позже получил тюремный срок... У «Синих гитар» из политехнического института все гитары были самодельными, но так мастерски сделаны под фирму, что по звуку можно было перепутать. Хотя порой струны у них вылетали в зал.
Банджо – редкий в наших широтах инструмент, хотя когда-то и в Минске был свой диксиленд.
— И все же фирменные инструменты для самодеятельности — факт, прямо скажем, неожиданный.
— После фестиваля я ушел в армию, а позже поступил в иняз, где продолжил заниматься музыкой. Но после третьего курса меня исключили из комсомола и института за «исполнение запрещенной рок–музыки и внешний вид, не соответствующий советскому студенту». В это же самое время, уже после второго бит–фестиваля, с точно такой же формулировкой в отщепенцы попал и ныне всем известный композитор Владимир Кондрусевич, номинированный в этом году на Госпремию. Причем решение о его исключении принималось даже не в консерватории, где он учился, а на уровне ЦК ЛКСМБ. Кондрусевича отстояли — студенты и педагоги написали в защиту Володиного таланта столько писем, что скоро его вернули в ряды студентов. Через год восстановиться предложили и мне, но к тому времени я уже твердо определился, что свяжу свою жизнь с музыкой.
Владимир Митряев с любимой гитарой джазменов.— А о какой гитаре вы больше всего мечтали в юности?
— О немецкой Musima Elgita — в те времена самый роскошный инструмент, какой только можно было вообразить. Мечта сбылась в 1973 году — купил ее в Минске у знакомого музыканта, который решил перейти на бас–гитару. За 200 рублей — две зарплаты советского инженера, среди музыкантов на каждую марку была твердо установленная цена. С ней и уехал в Кисловодск, там ее и оставил, поддавшись мольбам одного из местных музыкантов, который буквально со слезами убеждал меня, что другого случая получить такой инструмент у него не будет. Достать хорошую гитару в Минске действительно было проще — вернувшись домой, практически в первые дни я нашел такую же. Все гонялись уже за другими. В моду вошла Eterna de Luxe, которой тогда обзавелся и Владимир Мулявин — с ней–то я его и встретил у дверей филармонии. Как оказалось, «Песняры» собирались на конкурс патриотической песни, который проходил на Минском камвольном комбинате. Это с их всесоюзной славой! Но советские условности приходилось соблюдать — для выезда за границу «Песнярам» нужно было заработать как можно больше званий, а такой конкурс гарантировал первое место. Я схватил фотоаппарат и поехал с ними. Теперь появился еще один повод выставить эти фотографии. Таких точно ни у кого нет, кроме меня на том конкурсе никто не фотографировал, не многим вообще было известно, что «Песняры» в нем участвовали.
Каждую субботу здесь проходят мастер–классы.— Но какое отношение к белорусской музыке может иметь банджо, которое вы выставляете рядом с гитарами?
— А диксиленд? На тракторном заводе даже создали самодеятельный ансамбль диксиленда. Правда, все музыканты, игравшие тогда в ДК тракторного, были профессионалами. Как и в ансамбле при Доме учителя, которым я руководил несколько лет. Хотя далеко не все успели получить соответствующие корочки. Позже, когда вышло постановление об обязательном музыкальном образовании для всех, кто работает на сцене профессионально, мы снова встретились с «Песнярами» в одних стенах. До сих пор помню недоверчивые улыбки педагогов нашего института культуры...
— И насколько популярна у коллекционеров гитарная тема?
— В мире — суперпопулярна. У нас я знаю человек 10, собравших серьезные коллекции. В принципе, такая выставка могла бы пройти и раньше. С Геннадием Сердюком, очень известным в наших кругах коллекционером и реставратором, мы собирались сделать ее давно. В прошлом Гена был боевым летчиком, работал смотрителем Музея авиационной техники в поселке Боровая, виртуозно восстанавливал старые самолеты — и собирал гитары. Однако полтора года назад он скоропостижно ушел из жизни, планы изменились. В моей коллекции остались две его гитары, реставрацию которых Гена не успел завершить. «Йолана Марина» — любой, кто придет на выставку, увидит ее первой. И «Кремона» рядом с фотографией Геннадия Викторовича Сердюка, моего близкого друга и настоящего мастера.
cultura@sb.by