История первого сражения бронемашин Великой Отечественной войны

Я расскажу о другом сражении. Работая в фотоархиве журнала «Воин», наткнулся на два фронтовых снимка, сделанных летом 1944 года: на обоих сняты наши искореженные танки Т-26 и проходящие мимо них «тридцатьчетверки» с десантом на броне. Подпись гласила: «Советские танки, подбитые под Брестом в 1941 году. Их пушки по-прежнему смотрят на запад». Долгое время я пытался уточнить место съемки, пока в руки не попалась тогда еще не рассекреченная брошюра генерал-полковника Леонида Сандалова. Она была посвящена приграничным боям 4-й армии и в силу объективных суждений и честных оценок предназначалась для строго ограниченного круга читателей — в основном для слушателей военных академий. Сегодня эта брошюра, основательно пополненная и ставшая книгой «1941. На московском направлении», доступна каждому. 

Тогда, в июне 1941 года, полковник Леонид Сандалов был начальником штаба 4-й армии, прикрывавшей прямой и кратчайший путь на Москву — Брест—Минск—Смоленск. С первых же часов войны он отправился на передовую линию, шедшую вдоль границы.

Там он пересел на танк Т-26 и отправился в городок Видомль на встречу с командиром 30-й танковой дивизии полковником Семеном Богдановым. 

«В 12 часов 30 минут мы прибыли в Пелище (село близ перекрестка дорог), — вспоминал Леонид Михайлович. — И как раз в этот момент, прямо на наших глазах, развернулись для боя и пошли в атаку главные силы обоих танковых полков 30-й дивизии. Враг не выдержал этой стремительной атаки и опять откатился к Видомлю. Это были части 17-й и 18-й танковых дивизий 47-го моторизованного корпуса немцев».

С помощью друзей из брестского военно-исторического клуба «Рубеж»  мне удалось побывать на месте былого сражения. Сегодня там большой перекресток с современной развязкой. Припарковав машину на обочине, мы разбрелись по окрестностям в поисках следов того боя. Казалось, все быльем поросло — ведь прошло более семидесяти лет. Но вот в руках у Андрея Воробья тяжелая железяка — трак от гусеницы танка Т-26. Держу его в руках и пытаюсь увидеть тот встречный танковый бой глазами полковника Сандалова…

…Итак, 30-я дивизия выдвигалась из Пружан двумя танковыми полками (в общей сложности 120 машин) и двумя батальонами мотострелкового полка. На километровом удалении поспевали за танками мотострелки на грузовиках, к которым были прицеплены орудия полковой артиллерии. Несколько «ЗИСов» тащили и дивизионные пушки, к которым удалось найти снаряды. По счастью, оба танковых полка в роковую субботу ночевали в лесу — юго-западнее местечка, и потому не понесли потерь. Потери начались на марше к селу Поддубно. Немецкие самолеты атаковали не прикрытые с неба колонны. 

Оставив на шоссе Пружаны—Высокое около трех десятков машин, остальные девяносто продолжали свой путь. В одиннадцать часов две колонны под командованием комдива полковника Богданова прошли Поддубное батальонными колоннами и вышли на перекресток чуть севернее Пелище. Навстречу им мчались танки Гудериана, прорвавшие утлую оборону правого фланга 4-й армии — 49-й стрелковой дивизии. Они только что захватили Видомль и теперь рвались к Бресту с севера. Это были авангарды 17-й и 18-й дивизий под командованием генерала Неринга.

И немцы, и наши, несмотря на мотоциклетную разведку, выскочили из леса неожиданно друг для друга. 

Германские танки миновали урочище Зеленая Горка, советские проехали урочище Вузка. Их разделяли клеверный луг и овсяное поле, перехлестнутые крест-накрест дорогами с севера на юг и с востока на запад — из Каменца в Жабинку и из Пружан в Высокое. На перекрестке стоял большой придорожный крест с потемневшим медным распятием. Христос в терновом венце печально взирал на начинающуюся битву.

Из походных колонн танки с ходу перестраивались в боевые порядки. Сандалов сразу же отметил, что богдановские боевые машины развертывались грамотно — как на учениях — «елочкой»: четные машины уходили от головной вправо, нечетные — влево. Маневрируя, они вели огонь по противнику: одни — с ходу, другие — с коротких остановок. 

Немецкие «панцеры» — их угловато-коробчатые контуры резали глаз непривычными очертаниями — съезжали на поле уступом вперед, повторяя клин классической тевтонской «свиньи». 

Встречный бой начали головные машины, обменявшись поспешными неточными выстрелами. И тут же, будто бы по их сигналу, загрохотали пушки. Они били с дистанции пистолетного выстрела, били почти без промаха. Башня нашего головного танка вдруг слетела в сторону и подпрыгнула на ухабе. Обезглавленный Т-26 тут же окутался дымом. 

Посреди луга, взрытого гусеницами, полыхнул немецкий танк. 

Бой разгорался. Броня шла на броню, броня крушила броню, остроклювая сталь прошивала борта и башни, рвала гусеницы, воспламеняла моторы… Одни машины кружили волчком, разматывая сбитую гусеницу; другие лезли на таран; третьи полыхали бензиновыми кострами, пока взрыв боекомплекта не раскрывал их, словно лопнувшие бутоны; четвертые били с коротких остановок и снова ползли вперед, тесня противника, выискивая-вынюхивая стальными хоботами себе подобную жертву. Из объятых пламенем стальных коробок порой выскакивали люди — обожженные, окровавленные, ожесточенные. Их косили из курсовых пулеметов…

Наступательный порыв богдановских танков был сильнее, противник уже стал пятиться к недалекому леску, как в небе вновь появились «юнкерсы». Они заходили на танки почти в отвесном пике. Одна из бомб угодила в командирский Т-26 с поручневой антенной вокруг башни. Чудовищная сила сорвала всю верхнюю часть корпуса вместе с башней и легко, словно картонку, зияющую прорезями и отверстиями, забросила на сосну; та согнулась под невыносимой тяжестью, но не сломалась.

В тучах дыма и пыли смешались все боевые порядки, классический поначалу встречный танковый бой превратился в побоище. Пылала добрая дюжина машин и с той, и с этой стороны, и уже не понять было, что горит: черный жирный дым скрывал и кресты на бортах, и звезды на башнях.

Удар с неба приостановил натиск 30-й дивизии. Машины замешкались, некоторые стали разворачиваться, подставляя борта под бронебойные снаряды. Казалось: минута-другая  — и краснозвездная лавина или то, что от нее осталось, рассеется. Но как только самолеты улетели, к перекрестку подоспел второй полк, и его машины сразу же вступили в бой. Немцы, оценив новый расклад, дали команду на отход. Огрызаясь из повернутых на корму башен, немецкие танки быстро втянулись в лесное шоссе и пошли на запад — на Видомль. 

На поле боя остались около девяноста пробитых, раскроенных, горящих машин — немецких и советских. 

И спустя 75 лет по тем заросшим обочинам все еще валяются траки и катки, ушедшие в землю…

Так закончилось первое танковое сражение Великой Отечественной. Жаль, что успех был недолог. Пока шел встречный бой у пересечения дорог, другая дивизия Гудериана обходила район с севера, нацеливаясь на Пружаны. Через сутки и там закипела горячая схватка. 30-я дивизия снова вступила во встречный бой с тем же противником. Сражение было жестоким: из 120 танков полковник Богданов оставил на поле боя ровно половину. Остальные отошли к реке Щаре, а к исходу 28 июня в дивизии Богданова насчитывалось лишь два танка Т-26, три трактора и несколько десятков автомашин. 30 июня истаявшую дивизию расформировали. 

Над головой Богданова снова навис карающий меч НКВД, где еще хранились следственные документы 1938 года о его участии в «военно-фашистском заговоре». Но Бог миловал Богданова и в этот раз. Вместо него расстреляли его начальника — командира 14-го механизированного корпуса генерала Оборина.

Семена Богданова бросили на опаснейший участок фронта — командовать Можайским укрепрайоном. Блестяще проявил себя там и был назначен заместителем командующего 5-й армией, а затем командиром 12-го танкового корпуса. Военная судьба швыряла генерала Богданова на самые огненные рубежи: Сталинград, Курскую дугу, в Белоруссию. Именно его, уже 2-й гвардейской танковой армии довелось освобождать от немцев Брест, именно тогда у перекрестка Пелище генерал-полковник Богданов увидел свои танки, стоявшие там с того памятного встречного боя, их пушки по-прежнему глядели на запад. Так замкнулся в его жизни огненный военный круг — от Бреста до Бреста.

А ДАЛЬШЕ был прорыв «Померанского вала» и Мазерицкого укрепрайона под Одером, где под землей укрывалось самое крупное фортификационное сооружение в Европе — «Лагерь дождевого червя». И, наконец, Берлинская наступательная операция. Именно богдановские танки дошли и встали у Бранденбургских ворот, чтобы встретить День Победы. К тому времени на груди у бывшего «участника военно-фашистского заговора» сияли две Золотые Звезды Героя Советского Союза. А рядом с ними — четыре ордена Красного Знамени, ордена Суворова обеих степеней, бессчетное количество медалей и даже знак Почетного рыцаря-командора Британской империи.

…Упаковав найденный трак в багажник, мы отправились в недалекую Видомлю. Там, в доме местного энтузиаста Юрия Авдея, устроен небольшой частный музей минувшей войны: каски, гильзы, полевые телефоны, солдатские фляжки… Еще одним сюрпризом стало то, что в Пелищах мы увидели на постаменте легендарную «тридцатьчетверку». Обрадовались: подвиг танкистов 1941-го увековечен. Но памятник был поставлен тем, кто освобождал эти места в 1944 году. О 30-й дивизии из Пружан ни слова.

Поговорив с историками из брестского «Рубежа» — Андреем Воробьем, Александром Жарковым, Еленой Воробей, — пришли к выводу, что на месте первого танкового сражения необходимо поставить памятный знак. 

Необязательно наворачивать бетонные или мраморные глыбы. Достаточно установить на роковом перекрестке старую танковую башню, чья пушка смотрела бы на запад — туда, откуда пришли танки Гудериана.