Профессор Вячеслав Оргиш и председатель Белорусской социал–демократической партии «Грамада» Анатолий Левкович обсуждают состояние и перспективы оппозиции
Белорусский выбор–1994
Вячеслав Оргиш: Анатолий Иосифович, полагаю, имеет смысл начать нашу беседу с подведения некоторых итогов политической жизни современной Беларуси. Помните знаменитую фразу нормативного классика советской эпохи Владимира Ленина: «Революция, о необходимости которой так долго говорили большевики, свершилась! Временная власть свергнута!»? Возвестить на ленинский манер о победе собственного политического проекта — розовая мечта многих радикально настроенных стяжателей власти. Кое–где в современном мире (в частности, на постсоветском пространстве) радикальные политические проекты удались. Но не в Беларуси. Белорусская оппозиция, не один год вынашивавшая революционные замыслы, сегодня в растерянности, власть стабильна, в стране даже призрака революции не видно. Почему же белорусские оппозиционеры не добились того, к чему стремились многие годы, почему белорусское общество не приняло (и не спешит принимать) их проект революционного преобразования политических устоев и фактически реализует проект, предложенный в 1994 году Александром Лукашенко?
Анатолий Левкович: Выскажу парадоксальную на первый взгляд мысль. Революция под водительством демократов не случилась, в частности, постольку, поскольку она состоялась в 1994 году под водительством других сил. Поэтому все последующие действия оппозиции хоть и были подчинены неким демократическим идеалам и целям, но, по сути, носили характер активного противодействия, были направлены на ликвидацию модели общественного развития, предложенной А.Лукашенко и его сторонниками. Как мы хорошо помним, еще со времен перестройки наиболее основные политические партии страны (кроме коммунистов) связывали политическое и социально–экономическое развитие страны с ее либерально–демократической, преимущественно западной ориентацией.
В.О.: Скажем откровенно, толкали общество к радикальным рыночным реформам, стремительной приватизации и вестернизации, добивались тотальной демократической реконструкции политического режима, полного разрыва с советскими традициями отправления власти.
А.Л.: Однако к 1994 году белорусы в массе своей, видимо, смекнули, что лучше синица в руке, чем журавль в небе. Экономическая и социальная ломка, связанная с появлением и формированием рыночных отношений, так называемая «прихватизация» (дикая и беззастенчивая) в России и других постсоветских республиках, нарастание рыночной стихии в сочетании со снижением уровня жизни и социальной защищенности не на шутку напугали многих белорусов. Люди резонно рассудили, что не стоит резко рвать с прошлым, будет безопаснее, если капиталистические отношения осваивать постепенно. Партийно–государственная номенклатура, руководившая страной, рассуждала примерно так же. Хорошо регламентированное советское прошлое многим чиновникам было милее, чем стихийный и непредсказуемый мир капиталистической конкуренции. Правящая элита во главе с В.Кебичем, приученная хозяйствовать в рамках общественной собственности на средства производства, побаивалась приватизации (многие выступали «за», но хотели отложить ее на потом)...
В.О.:Попросту говоря, большинство надеялось сохранить модус социальной жизни, приобретенный в советское время. Народ хотел войти в новую историческую реальность с минимальными социальными потерями.
А.Л.: Именно так. Ко времени выборов первого Президента Беларуси сознание массового белоруса окрепло в убеждении, что не надо резко отказываться от традиционных социальных и экономических принципов...
В.О.:И это убеждение стало основным политическим трэндом белорусского общества постсоветского периода, его своеобразным революционным выбором?!
А.Л.: Полагаю, да.
Что хотели продать демократы
В.О.:Давайте очертим наметившуюся интерпретацию детальнее. Постперестроечное развитие, инициируемое демократическими силами, настойчиво влекло белорусское общество в сторону радикальных либерально–рыночных реформ. Радикалы требовали решительного усвоения западноевропейской модели устройства политической системы. Лидеры большинства демократических партий Беларуси, прежде всего правого толка, полагали, что западноевропейская модель политической организации общества универсальна, то есть безоговорочно применима к любому социокультурному контексту (тем более белорусскому, исторически и геополитически связанному с Европой). При этом буржуазно–капиталистическое обустройство Беларуси демократические реформаторы непременно увязывали с решительной дерусификацией и национализацией, скорейшим политическим, экономическим и культурным дистанцированием от восточной соседки.
А.Л.: Это проблема огромной важности и сложности. В силу того, что последние двести лет мы были связаны непосредственным влиянием России, люди не могли принять резкое ослабление экономических, политических, культурных связей с ней. Даже в силу того, что доминировал русский язык. Люди задавали вопрос: вы что, будете заставлять нас говорить по–белорусски? Демократические проекты почти принудительного буржуазно–капиталистического обустройства Беларуси, на мой взгляд, послужили одной из причин роста недоверия к демократам. Ожидания большей части белорусского общества, старой политической элиты, подчеркнем это еще раз, были так или иначе связаны с позитивным отношением к социальным ценностям социализма.
В.О.:То–то и оно. Вспомним 90–е годы, тогда в партийных программах фигурировали народно–демократические лозунги (формально социальное благополучие, демократические права народа были главным приоритетом оппозиционных политиков). Но, по сути, те, кто оперировал идеями народно–демократических преобразований, были ориентированы скорее на буржуазно–националистическую революцию в демократической упаковке. В большинстве партийных программ доминировали тезисы, превозносившие ценности буржуазно–националистического, демократического свойства. И это обстоятельство оказалось серьезным фактором, предопределившим не конвергенцию, а дивергенцию (расхождение) демократической части политической элиты и масс. В народе росло недовольство революционными преобразованиями, которые хотели осуществить демократы, люди все больше уходили в оппозицию их идеям и программам. Народ нутром чуял, что под видом «демократической» ему хотят продать революцию буржуазно–националистическую, большинству непонятную. Часть политической элиты старой (советской) закваски, продолжавшую контролировать ключи от власти, тоже не устраивал резкий буржуазно–националистический поворот.
А.Л.: Это была главная политическая и стратегическая ошибка демократов того времени. Они декларировали одно, а на деле многие из них тянули совсем в другую сторону. В результате они оказались слишком далеки от народа.
В.О.: В условиях проявившегося кризиса во взаимоотношениях демократической оппозиции и масс в обществе нашлись силы и фигуры, которые оценили ситуацию более адекватно, то есть поняли народно–демократические лозунги и ценности именно как народно–демократические и последовательно использовали их в своей политической борьбе для того, чтобы прийти к власти.
А.Л.: Собственно, уже возникновение самой идеи введения в стране президентской формы правления было проявлением настроений и намерений, альтернативных демократическим (вспомним, что многие в демократическом лагере выступали против института президентства). Когда началась первая президентская гонка, правящая элита поставила на номенклатурного деятеля советской выучки В.Кебича. Ну а народ связал свою альтернативу буржуазно–националистическому повороту с программой А.Лукашенко, который убедительно для массового сознания заявил о том, что он решительно против ухода государства из сферы регулирования экономических и социальных отношений. Если станет Президентом, то не допустит разворовывания общественной собственности, разгула рыночной стихии, чиновничьего произвола, коррупции, отказа от государственной системы социальной защиты (то есть сохранит лучшие принципы социалистического жизнеустройства).
«Бархатная» революция по–белорусски
В.О.: Таким образом, поддержав на президентских выборах 1994 года А.Лукашенко, белорусский народ вопреки революционным замыслам демократов совершил свою, условно говоря, революцию, поломавшую сценарий буржуазно–демократического развития страны. По сути, эта революция носила народно–демократический характер. Во–первых, потому, что ее субъектом действительно выступил сам народ, который сделал свой сознательный выбор в пользу хотя бы частичного удержания социалистических ценностей. Во–вторых, этот выбор белорусский избиратель осуществил в соответствии с легальными процедурами, без вооруженного переворота. Фактически это была, как принято говорить, «бархатная» революция. Беларусь оказалась едва ли не единственной постсоветской республикой, где имело место бескровное революционное восстание масс против проекта демократической элиты, и это восстание увенчалось успехом.
А.Л.: Демократам в эту революцию было трудно поверить очень долго, у некоторых из них политический шок продолжается до сих пор. Избрание Президентом А.Лукашенко в демократическом лагере, недолго думая, окрестили постсоветской консервативной реставрацией, наступлением неокоммунизма. Правление первого народного избранника казалось временным, недолговечным, поэтому демократические партии принялись переходить в жесткую оппозицию ему, которая по мере формирования президентской «вертикали» власти перерастала в непримиримую конфронтацию. Хорошо помню недоумение и негодование некоторых демократических деятелей, тыкавших пальцем в биографию А.Лукашенко: мол, как это можно, чтобы провинциал возглавлял целое государство, у него же масштаб мышления не тот. Из поля зрения противников молодого Президента выпадало как минимум два момента. Во–первых, президенты необязательно должны рождаться принцами крови (политический талант живет, где хочет и в ком хочет). Во–вторых, белорусскому избирателю виднее, кого ставить кормчим. Однако вместо того чтобы понять естественный и законный характер политического взлета первого Президента, оппозиционная элита решила, что на президентских выборах 1994 года произошел некий вывих истории, ошибка, которую надо любой ценой исправить.
В.О.: Мне кажется, демократы слишком уверовали в то, что они лучше других знают, как сделать белорусов счастливыми, только их проект может вести Беларусь в светлое будущее. Ослепленные этой верой, они сосредоточились не на поиске конструктива, не на общем, что может объединить усилия их и власти, а на различиях, абсолютизировали последние.
А.Л.: Совершенно верно, спустя некоторое время после первых президентских выборов оппоненты новой власти практически целиком зациклились на планах низложения, как они полагали, провинциального политического «выскочки». Избрание А.Лукашенко нарушило движение Беларуси в Европу, это ненормально, его власть временна, твердили многие политики и звали к крестовому походу. Потеряв шансы завоевать первый приз, оппозиция, увы, не потеряла желания свести политические счеты с тем, кто, по ее мнению, выиграл его «случайно».
В.О.:Иными словами, оппозиция впала в соблазн отрицания новой политической реальности, которая заявила о себе с избранием Президентом А.Лукашенко. Появился даже термин «случайный президент»...
А.Л.: Оппозиция стратегически поступила просто опрометчиво, сделав ставку на противодействие политическому курсу первого Президента любой ценой. Проиграв в президентской кампании 1994 года, войдя в клинч с новым политическим режимом, не приняв во внимание того, что народ (равно как и влиятельная часть старой политической элиты) не воспринимает радикальный демократический проект, его шоковое воплощение, демократы как бы сами предопределили свои неудачи последующего пятнадцатилетия.
Это не наш стиль
В.О.:Все же, когда мы говорим о неудачных попытках белорусской оппозиции прийти к власти, надо различать то, что предпринималось ею в 90–е годы прошлого века и в веке нынешнем. Новое столетие ознаменовалось второй волной революционной лихорадки. Сегодня уже не секрет, что на постсоветском пространстве сознательно и упорно продвигались так называемые «оранжевые» проекты. Не будем сейчас говорить о геополитических силах, которые этим занимаются. Но факт остается фактом, такие проекты продвигались в Прибалтике, Украине, Грузии, Киргизии и некоторых других бывших советских республиках. Если говорить об Украине и Грузии, то «оранжевые» проекты увенчались «блистательным» успехом. Правда, теперь, по прошествии некоторого времени, их блеск сильно потускнел. В нашей стране тоже были силы и политические ассоциации (в их числе можно рассмотреть социал–демократов), которые добивались «оранжевой» революции, прилагали немало усилий к тому, чтобы в Беларуси развитие политических событий пошло, скажем, по украинскому или грузинскому варианту. Тем не менее ничего не получилось.
А.Л.: Во–первых, отмечу, что наша партия исповедует идеологию эволюционного, а не революционного пути развития общества. Да, среди социал–демократов есть политики, которые только и умеют, что махать шашкой налево и направо да звать на баррикады. Но не они делают погоду в наших рядах. Позиция белорусской социал–демократии («Грамады») — это позиция европейской социал–демократии, позиция реформ и спокойных перемен. Хорошо известно, что октябрьский переворот 1917 года случился тогда, когда произошел раскол в российской социал–демократии и появились большевики с их радикальной идеологией разрушения старого жизненного уклада «до основанья...» Мы сегодня видим, как живут европейцы, и знаем, что Европа пришла к достойной жизни именно через социал–демократию, через стратегию эволюционного развития. А большевики выстроили «котлован». Поэтому наша позиция — это не большевизм, не тотальное отрицание существующего порядка вещей, мы никогда не выступали и не планируем выступать за революционную практику общественных преобразований.
В.О.:Почему же все–таки в Беларуси не получилась «оранжевая» революция по типу Украины или Грузии, как того жаждали многие оппозиционеры?
А.Л.: Причин, по-моему, несколько. В частности, свою роль сыграл исторический опыт, который сформировал спокойный, взвешенный характер белорусов, их осторожную, чуждую социальным эксцессам коллективную психологию. Революционный взлом общества — это не наш стиль. Ну и, разумеется, огромное значение имели политические качества руководителя государства, сумевшего выстроить в Беларуси жесткую «вертикаль» исполнительной власти, которая помогла стабилизировать экономику и политику страны, не дала разгуляться то ли демократии, то ли охлократии (как это происходило в некоторых постсоветских республиках).
В.О.:Я бы еще вот о чем сказал. Белорусская власть сумела очень точно понять социологию процесса «цветных» революций и приняла превентивные меры. Кто, какие социальные силы шли во главе, направляли и материально подпитывали эти самые революции в Европе и на постсоветском пространстве? Не будем сейчас говорить о внешних игроках, с этой стороной вопроса более или менее ясно. А вот со стороны самого общества главную скрипку во всех революционных проектах играла, по моему глубокому убеждению, национальная буржуазия (или протобуржуазия), экономическая элита, номенклатурные кадры, заправлявшие хозяйственной жизнью и имевшие в своих руках административный ресурс. Посмотрите на «цветной» опыт бывшей Чехословакии, Венгрии, государств Балтии, Украины, Грузии, Киргизии и других стран, где под маркой демократии произошла революционная смена политических режимов и к власти пришла оппозиция. Всюду за спиной оппозиционных движений или в их авангарде находились вышеперечисленные социальные элементы и их интересы.
А.Л.: Наемные работники, то есть те, кто продает свой труд (и с этого живет), но не обладает административно–хозяйственным или властным ресурсом, не имеет реальной буржуазно–капиталистической перспективы, в этих революциях тоже активно участвовали...
В.О.:Это так. Однако в основном они были на вторых ролях, участвовали в массовых сценах, которые режиссировали другие. Теперь посмотрите на социальную структуру белорусской оппозиции. Это сплошь разночинцы, интеллигенция — те же наемные работники. Они никакого серьезного отношения не имели и не имеют к властному или хозяйственному ресурсу. Изредка мелькнет фигура опального номенклатурщика или «худенького» бизнесмена — и все. Белорусская власть, исповедующая эволюционную стратегию развития общества, последовательно проводила и проводит политику предупреждения разного рода «цветных» революционных поползновений. Эта политика не оставляет оппозиции козырей, чтобы вербовать на свою сторону социальные элементы, которые действительно способны сыграть ведущую роль в революционном перевороте. И, разумеется, очень существенно для понимания общественной обстановки в нашей стране то, что белорусы не приемлют политику социальных потрясений.
А.Л.: В Беларуси будут всегда пользоваться спросом политические силы, которые ориентированы не на раскачивание ситуации, а на ее стабилизацию. Люди интуитивно чувствуют, что именно таков курс А.Лукашенко, который зарекомендовал себя решительным противником любых «оранжевых» проектов. Не разрешив радикальной приватизации, стабилизировав экономическую ситуацию, сохранив рабочие места, сделав упор на поддержание социальных стандартов, руководитель государства серьезно укрепил свой авторитет в глазах избирателей.
В конечном счете нам следует признать, что А.Лукашенко, несмотря на противоречия и сложности своего президентского правления, выполнил историческую миссию по первоначальному обустройству страны после распада СССР, формированию белорусской государственности и сохранению независимости Беларуси.
Подготовил к печати Вячеслав ОРГИШ.
