Репортаж о жизни современных староверов

В деревню Кублищино Миорского района — одну из столиц местной староверческой общины — корреспонденты «СБ» ехали словно в филиал Ветковского музея старообрядчества и белорусских традиций. Увидеть старинные печатные книги и уникальные иконы в домашних интерьерах, услышать о быте, местных обычаях, обрядах, что называется, из первых уст. Увы, немалый когда–то по здешним меркам населенный пункт на полсотни дворов у трассы на Минск нынче пустеет. Жильцов осталось раз–два и обчелся, почти все староверы. «Медоний Иористович», — крепко жмет нам руку один из них. Глядя на него, понимаем: попали по адресу.

Медоний Нестеров носит окладистую бороду — без нее представить себе истинного старовера было невозможно во все времена. Рассматривая семейный фотоальбом, понимаем: с ней никогда не расставались ни его отец, ни дядьки, ни другие ближайшие родственники. «Вы на какой–нибудь иконе видели побритого Иисуса?» — его аргумент не оставляет лишних вопросов.

На Медонии Иористовиче — рубаха. Его жена Евдокия Гавриловна тем временем завязывает под подбородок светлый платок и надевает сарафан. Но все же определенный отпечаток на внешний вид староверов современность наложила. В повседневной жизни о традиционном костюме вспоминают, как правило, лишь на религиозные праздники и по выходным — когда идут в церковь. Некоторые устои нынче размыты... А нам тем временем, можно сказать, даже в чем–то повезло: консервативные представители старого обряда вряд ли позволили бы не то что сделать несколько снимков, даже включить диктофон. Настоятель расположенного в деревне Кублищино Свято–Троицкого православного староверческого храма отец Петр Дементьев обращает внимание: времена нынче другие. Если раньше телевизоров в доме не было, а радио считалось ересью, то теперь староверов даже можно найти в интернете.

— Ну а как по–другому, — рассуждает Медоний Нестеров, — если, по сути, для двух поколений, живших во времена Советского Союза, религия была под запретом? Хотя церковь наша действовала даже в пору расцвета атеизма, разве что дом священника под базовую школу переделали. Помню, в 1981 году у меня умерла бабушка. Приехал сюда. В форме — я в то время военнослужащим был. И прямо в храм, где ее отпевали. Тогдашний батюшка спросил, не боюсь ли я. А чего мне бояться? Ответил ему прямо: если, мол, разобраться, то чем отличаются десять заповедей Божьих от морального кодекса строителя коммунизма? И там и там не укради. И там и там не убей. И там и там уважай человека...

В хате Нестеровых контрастируют современность и традиции. Семейные фотографии и старинные старообрядческие иконы в каждой комнате. Древний восьмиконечный крест и телевизионная антенна. Исконно староверческий красный уголок с печатной литературой, которой уже несколько сотен лет, и шкаф с советскими книжками. Такие, впрочем, я и дома почитаю. Раритеты на церковнославянском языке интереснее. Вот старинная Псалтырь, которой около трехсот лет. Медоний Иористович открывает ее примерно раз в неделю. Перед службой. Вот «Страсти Христовы» — подробное описание того, как перед смертью страдал Иисус... А вот книга, которую преподнесли в подарок внучке Нестеровых Ксюше сотрудники Ветковского музея. Экскурсовод во время экскурсии посетовал: жаль, что на церковнославянском языке никто читать уже не умеет. Ксюша им и ответила: как не умеет? Я могу. Они были впечатлены...

— Церковнославянский язык объединяет, — уверен Петр Дементьев. — Когда на нем молятся, понятно и болгарам, и сербам, и россиянам, и белорусам. Хотя как–то зародилась инициатива: вести службу на государственном языке. Староверы отказались категорически...

Именно в неуклонном следовании церковным традициям и проявляется старообрядческий консерватизм: молиться по новым печатным книгам не принято. Есть определенные опасения. Ведь даже менять слова в молитвах местами недопустимо. «Говоря математическим языком, это будто изменить код программы. А значит, по–другому воздействовать на душу молящегося».

Отдельной стопочкой — всевозможные подручные справочники. Один из них своего рода церковный календарь, где чуть ли не по минутам расписан распорядок на тот или иной праздник. В какой очереди должны читаться на сей раз псалмы, какие именно, сколько...

— А вот это алфавитный указатель святых. Для нас ориентир — как называть ребенка. Вот я, например, по старому стилю родился 28 декабря. Это 10 января по новому. В те времена в первую очередь обязательно шли к батюшке: посмотреть, чьи на этот день приходятся именины. Я мог стать Никанором, Никостратом, Петром, а стал Мегдонием. Но родители мои были безграмотными. У них от силы три–четыре класса образования. А записывали тогда сами знаете как... Вот немного и переделали мое имя... — вспоминает старовер Нестеров.

Правнучку Медония Иористовича тем временем назвали без оглядки на всякие святки. По–светски. Алисой. Это раньше был порядок: старовер должен жениться на староверке. И точка. Сейчас этого правила особо не придерживаются. Хотя одна из дочек Нестеровых, поддерживая традицию, таки вышла замуж за старообрядца. Пусть и нечистокровного.

— Православный и старовер — это же одноверы! — рассуждает Медоний Нестеров. — Никакой вражды уже нет!

— Новый обряд незаметно, да вновь сближается со старым, — добавляет настоятель Петр Дементьев. — Сходите на Миорское кладбище. Повсюду восьмиконечные кресты, которые из века в век считали московскими. На похоронах вновь стали читать псалмы. Еще вот, Дмитрий, скажи: когда твоего сына крестили, наверняка троекратно в воду погружали? А совсем недавно считалось, что это истинно старообрядческое крещение.

В интерьере дома Медония и Евдокии Нестеровых я, к своему удивлению, не вижу самовара. Распивать чаи — один из тех староверческих обычаев, о котором знает, пожалуй, даже тот, кто историей и бытом «московцев» никогда не интересовался. «Был, да сгубили, пока по Союзу разъезжали». «А что едите, Евдокия Гавриловна?» — задаю вопрос, в ответ на который рассчитываю услышать рецепты местных гульбишников, картопляников и сканцев:

— Особо не выготавливаем. Разве что кисели овсяные варим. Со здоровьем у Медония были серьезные проблемы. Бабушка зятя — ярая католичка. Пришла и сказала: пойду в костел, закажу для него имшу. Сватья у нас православная: поехала в монастырь. Сказала: в тот день, когда ему будут делать операцию, за него будут молиться монахи. Молились и мы. Его исцелили. Уже 14 лет живет. Разве это не Бог нас спас? Но в еде мы теперь избирательны. А вообще, на Пасху печем пасху — пирог из трех лепешек. На Рождество блюда в основном мясные — холодец, домашние колбасы... То, что родители наши готовили, — то и мы делаем...

Неподалеку от дома Нестеровых храм. К нему ведет обычная деревенская улица. По обе стороны от нее — пустота. Раньше то тут, то там стояли хаты. Старообрядцы жили повсюду...

— Когда–то вокруг этой церкви, которая была освящена в 1826 году, было 12 старообрядческих деревень, — добавляет Петр Дементьев. — Хотя наша община, а всего их в Беларуси насчитывается 36, крупная и сейчас. Около 500 исповедников из ближайших окрестностей. Это прилично. Фактически же их еще больше. Посмотришь на Пасху — так и тысячу насчитаешь, а то и полторы. А на Троицу на местное кладбище приезжают со всех концов мира. Даже из США. Машин с московскими номерами, наверное, больше, чем в Москве. Не только помянуть, но и пообщаться. Отрадно, что много молодежи, приехавших, скажем, на могилы прадедов. Чтут нашу историю...

deu@sb.by

Советская Белоруссия № 130 (24760). Суббота, 11 июля 2015