В деревне Копча Осиповичского района олень убил человека

О трагедии в деревне Копча Осиповичского района «СБ» уже сообщала в короткой информации «Сколько оленя ни корми» 3 октября прошлого года. Подробностей на тот момент не было известно. Со ссылкой на следствие было лишь сказано, что олень ударил рогами в живот 61–летнего бобруйчанина Р., после чего тот скончался. Нет, не «ударил» — все оказалось гораздо хуже. То было убийство с особой жестокостью. Олень поднимал человека на рога, бросал на землю, топтал копытами — и так несколько раз. Судмедэксперт насчитает на теле погибшего 42 (!) раны, перечень повреждений внутренних органов и костей занимает страницу.

Жену погибшего от озверевшего животного уберег лишь забор. Но досталось свояку, который прибежал на помощь. Он, получив несколько ударов рогами, спасся на столбе. Олень же, опустив смертоносные рога, опять пошел на людей.

...Свое восхищение этим животным человек выразил даже в названии вида — благородный олень. Он красив! Хотя благородством обладает ничуть не в большей мере, чем, например, зубр или лось. Но именно олень более других лесных обитателей восхищает своей статью, грациозностью и, конечно, великолепными рогами. Виновник драмы в Копче напомнил, что они даны ему не для красоты...

Одни считают трагедию случайностью, в которой некого винить. Другие — финальным звеном в цепочке событий, которые кто–то должен был предвидеть и предотвратить. Случай беспрецедентный: никто из моих собеседников, охотников и зоологов, подобного не припомнит. Чтобы он не повторился где–нибудь еще, нужно ответить на несколько вопросов. Попробуем их сформулировать.

День трагедии

Пенсионеры Валерий и Зинаида Рудаковы жили в Бобруйске, но часть года проводили в Копче, где деревенский дом служил им дачей. В соседней Буде (от Копчи ее отделяет небольшое озеро) жила сестра Зинаиды с мужем. В тот день свояки крыли крышу, около 5 вечера разошлись по домам. Рудаковы поужинали и смотрели телевизор, когда с улицы раздались странные, скребущие звуки. Муж вышел посмотреть. Долго не возвращался. Зинаида опять услышала звуки, но другие, похожие на стон.

Подошла к окну, отдернула занавески и в трех метрах от себя увидела... возвышающиеся над забором рога. А где же муж? Почему молчит, у него же громкий голос? И тут увидела, как олень опустил голову, поднял его на рога, бросил на землю... Метнулась к калитке. Муж лежал, олень бил его копытами. Завидев женщину, бросился на нее. Зинаида металась вдоль изгороди, что–то бросала в оленя, который с той стороны следовал за ней, чем–то била его по голове... Тот возвращался к лежащему и продолжал его истязать...

Зинаида закричала, набрала номер сестры: «Вызывай «скорую»! Олень Валеру убил!» На крик сбежались соседи. Олень уже отошел от дома и стоял в центре деревни, на перекрестке. Мужчины вооружились палками, но подойти не решались.

Николай Кондратович: «Он стоял с поднятой головой. Красавец. Но выглядел страшно. Как убийца. Потом пошел по дороге в сторону Буды...»

Навстречу по этой же дороге уже бежал свояк пострадавшего Сергей Саланович. То ли не расслышал предостерегающих криков: «Он здесь стоит!», то ли не разглядел зверя в сумерках — едва с ним не столкнулся.

Саланович: «Он сразу на меня попер. Поднял на рога, бросил, потом прижал к столбу. Столб меня спас». Получив ранения в лицо, бедро, левое предплечье и правую руку (их потом идентифицирует экспертиза), Сергей сумел взобраться на столб. Потом раздался выстрел.

Материалы следственной проверки в главном подтверждают рассказы участников событий: стрелял дачник из Буды, охотник Дмитриченко. Услышав крики о помощи, он с ружьем прибежал к месту происшествия и увидел истекающего кровью Рудакова, возле которого металась жена. Услышал крики Салановича, которого олень даже на столбе пытался достать рогами. После первого выстрела животное ушло к озеру. Тогда на помощь со своими охотничьими собаками пришел еще один дачник, Заблоцкий.

Возле воды олень, выскочив из камыша, атаковал их с опущенными рогами. Второй выстрел его остановил, а собаки вновь загнали в воду. Только тогда Дмитриченко добил его третьим выстрелом.

Все произошло в течение получаса. Рудаков вышел из дома на странные звуки в начале восьмого... Уже около 20.00 на месте происшествия была «скорая». Пострадавший скончался в машине, фактически на руках жены. Реанимировать его бобруйские врачи не смогли. Деревня ближе к Бобруйску, но административно относится к Осиповичскому району, откуда вскоре прибыла бригада местного БООР во главе с председателем Геннадием Седовым. Тушу оленя вытащили из воды, погрузили на машину и увезли еще до приезда следственной группы. На месте ЧП остались лишь «пятна вещества бурого цвета» и разорванная, окровавленная одежда. Тушу в БООР утилизировали уже на следующий день.

Насильственная смерть, как правило, не случается неожиданно, вдруг — обычно имеет предпосылки, скрытые или явные. Что убийцей оказалось дикое животное — ничего не меняет. Более того, олень как будто сам, своим вызывающим поведением подавал тревожные и настойчивые сигналы людям: сделайте что–нибудь! Вот главный, на мой взгляд, вопрос: как реагировала на эти сигналы местная администрация? Надеюсь, не надо объяснять, почему вопрос адресован власти. Именно к ней принято обращаться в момент опасности.

К дому Рудаковых, где мне рассказывают о событиях 1 октября, подъезжает на велосипеде еще один местный житель, Владимир Соболев: на него олень нападал дважды. В лесу, когда он ехал по дороге с корзиной грибов, спас велосипед, которым грибник заслонился. Вторично олень напал на открытой местности, но тогда его агрессия переключилась на машину. Сергея, брата Владимира, олень в лесу загнал на дерево. Анатолия Квитковского между Будой и Копчей поднял на рога и мотал из стороны в сторону. Анатолий уже с жизнью прощался... Спасли деревенские собаки.

Из Копчи направляемся в Буду, где мне тоже называют имена сельчан и приезжих, на которых олень нападал пока без последствий: Шинкарев, Ворожко... Кто–то успел укрыться в будке летнего душа, кого–то спасли деревенские собаки. Саланович дважды ремонтировал забор, который валил олень: отметины остались. У соседей справа и напротив срывал сохнущее белье, курочил рогами пластиковую крышку колодца, ломал заборы, царапал машину, кормился на огородах, топтался вблизи домов: повсюду его следы. Он фактически жил за огородом: место лежки указывает елочка, о которую олень почесывал рога. Уже после происшествия Саланович, ужаснувшись, в сотне метров от лежки обнаружил... шалашик, который для своих игр летом соорудили внуки. Но и раньше не раз думал про себя: не дай бог, олень кого–то убьет...

22 сентября Саланович позвонил в приемную Осиповичского райисполкома. Ему ответили: сообщение принято.

Управляющий делами райисполкома Олег Кулаковский признался мне, что как охотник кое–что понимает в мерах безопасности при общении с животными. К тому же когда–то лично занимался созданием зоопарка в Могилеве. Дескать, предсказать поведение дикого животного невозможно. Настаивает, что власть реагировала как положено: «До 22 сентября официальных сигналов не было. Получив сообщение, мы выяснили, в чьей зоне ответственности находятся деревни. Председатель райсовета выехал на место и в Осиповичский лесхоз. Оказалось, что леса возле деревень являются охотничьими угодьями осиповичского БООР. Председателю Геннадию Седову и было поручено принять меры. Уже в полдень 23–го он был на месте с охотниками и лицензией на отстрел».

Охота не удалась — в тот день и еще дважды. В первый раз стреляли снотворным: попали, но олень ушел. В последний раз, как рассказал мне сам Седов, зверя пытались выследить буквально накануне трагедии, 30 сентября: «Осмотрели все окрестности с прибором ночного видения, тепловизором. Не получилось. Судьба. Уехали в 3 часа ночи». То есть утром того дня, который стал последним для Валерия Рудакова. Старались охотники, принимали меры. Не повезло.

Или плохо старались? Или поздно приняли меры? Дело в том, что сигналы о бесчинствах оленя на деревенских подворьях и нападениях на людей поступали гораздо раньше чем 22 сентября. Цитирую материалы проверки: «17 сентября 2014 года в Свислочский сельисполком позвонили из Осиповичского районного исполнительного комитета и сообщили, что в д. Буда ходит лесной олень и портит имущество жителей деревни, бегает за жителями».

Уже это — документально подтвержденное — обстоятельство добавляет неделю для того, чтобы предотвратить гибель человека. Повторю: о потенциально опасном диком животном, разгуливающем среди людей, в райисполкоме знали не 22 сентября, когда поступил «официальный сигнал», а гораздо раньше. В реальности времени для решительных мер было еще больше — месяцы. Но об этом чуть позже.

Опытный охотник заверил меня, что обезвредить зверя в описанной ситуации не составляло проблемы. Его, в сущности, и выслеживать не надо. Устрой схрон в любом из сараев и жди сколько нужно. Охотники это умеют. Такое впечатление, что в Буде они не очень–то и старались. Одна из причин лежит на поверхности, и председатель БООР ее назвал: «Стрелять нельзя не только в населенном пункте, но даже возле него. Можно ружья лишиться и под статью попасть». Строго говоря, ружье даже расчехлять нельзя ближе 200 метров от деревни.

Вторую причину можно только предполагать. Если 23 сентября охотники прибыли для отстрела оленя, то что здесь делал фермер из другого района Савельев? Потом он пояснит следователю, что в своем хозяйстве содержит зоопарк, для которого приобрел в Фаниполе 4 особи европейской лани. Один самец выпрыгнул из машины при перевозке и сбежал. Вероятно, по Буде разгуливает именно он. Уезжая из деревни 23 сентября, фермер оставил Салановичу собственноручную записку со своим телефоном, именем — Сергей — и словом «зоопарк». Дескать, если опять появится, звони, заберу. Саланович хранит автограф как доказательство.

Потом окажется, что олень–убийца не мог принадлежать фермеру. 14 февраля в агрокомбинате «Дзержинский» был куплен молодняк, а 1 октября в Буде был застрелен 4–летний самец. Но 23 сентября это еще не было известно наверняка. Логично, что зверя, за которого уплачены деньги, хотели не убить, а «взять живым». Иначе стреляли бы не снотворным.

Непонятно и вот что. Если попали (значит, видели!), то как могли молодую лань спутать со зрелым оленем? Тем более если не перепутали: почему не устроили круглосуточную засаду, снарядив двойную, тройную дозу снотворного? Признаться, я был лучшего мнения о профессиональных егерях.

Как бы то ни было, следователь «...учитывая, что должностными лицами Осиповичской РОС РГОО «БООР» принимались меры к отстрелу оленя...» постановил: в возбуждении уголовного дела по факту смерти Рудакова В.Н. и причинения телесных повреждений Салановичу С.В. диким лесным оленем отказать — за отсутствием состава преступления. В возбуждении уголовного дела в отношении должностных лиц Свислочского сельисполкома, Осиповичского райисполкома, Осиповичской РОС РГОО «БООР» и ГОЛХУ «Осиповичский опытный лесхоз» также было отказано.

Вдова погибшего и его пострадавший свояк с этим не согласились и подали жалобу в прокуратуру района. К моменту моей командировки постановление об отказе в возбуждении уголовного дела было отменено. Помощник прокурора Евгений Ермаковец не стал это комментировать, лишь сказал: «Проверка проведена не полностью».

Оставим следователям поиск состава преступления или его отсутствие. Оценим события иначе, по–житейски.

Вернувшись в Минск, я обратился к авторитетному специалисту — Василию Шаркуну, кандидату биологических наук, старшему научному сотруднику сектора международных отношений и научного сопровождения природоохранных конвенций центра НАН по биоресурсам. Предметом его диссертационного исследования был именно благородный олень. Вот его комментарий:

«Осенью у оленей начинается гон: самцы формируют «гарем» из нескольких самок. Этой особи, очевидно, не повезло. Энергию инстинкта олень выплеснул на Рудакова, которого принял за соперника.

Главное: благородный олень среди людей не живет! С ним практически невозможно столкнуться «лицом к лицу». Он более осторожен, например, чем лось или косуля, которые легче подпускают человека. Осиповичская популяция — вообще особенная: до недавнего времени она увеличивалась наиболее интенсивно, имела большую плотность. При этом увидеть оленя было практически нереально».

Слова ученого подтверждают официальные данные, фигурирующие в следственных материалах: вблизи деревень Копча и Буда обитают олени общей численностью около 100 (!) особей. Но никто из местных жителей их здесь не видел (за исключением, конечно, будущего убийцы). Как и горожане, которые во множестве приезжали сюда в грибной сезон.

Когда же ученый увидел фотографию животного, то определил его как... марала возрастом 5 — 7 лет. В чем отличие от оленя? Марал, во–первых, не аборигенный вид для Беларуси. Его завозят, например, из–за Урала единичными экземплярами лишь ради экзотики. Во–вторых, он приучен к человеку: его разводят в медицинских целях из–за молодых рогов, пант и содержат в вольерах. Тот, что жил в Буде, вероятно, сбежал.

При этом взрослый самец марала смело вступает в схватку. Его даже волки, крупные хищные кошки и медведи часто предпочитают избегать. Жители Копчи и Буды этого явно не знали.

Вопрос ученому: как следовало поступить? Ответ: необычное поведение дикого животного (людей не боится) должно было сразу насторожить. Или оно больное — и тогда опасно по определению. Или не является аборигенным — и тогда особого к нему внимания требует постановление Минприроды. В любом случае его следовало отловить и обследовать.

Так вот, впервые олень объявился еще весной 2014 года. В Копче тот момент хорошо помнят: сельчане ожидали приезда автолавки. Олень ничуть не пугался многолюдья, с ним фотографировались взрослые, его гладили по холке дети. Баба Нина предложила загнать его к себе во двор — пока охотники не приедут и не заберут. Позвонили в БООР, где ответили, что нет бензина, приехать не могут. Посоветовали... палкой прогнать оленя в лес. Так мне сказали в деревне. Проверить невозможно, но как не поверить — с учетом дальнейшего развития событий.

В материалах проверки сказано: «Кондратович Е.Н. пояснил, что весной 2014 года в окрестностях д. Буда и Копча завелся олень, который не боялся людей, заходил в деревню и повреждал имущество граждан... Аналогичные показания дали Кондратович Н.П., Кучинский В.Е., Кондратович Л.В., Дзыгун И.Н., Дзыгун И.И...»

В мае оленя действительно прогнали в лес, но в июле он объявился вновь. И чем ближе к осени, тем более агрессивным становился. Даже Дмитриченко (который 1 октября и застрелит оленя) показал, что «не раз замечал оленя, в том числе и в деревне, и на своем огороде».

Сейчас председатель БООР высказывается в том смысле, что местные жители, дескать, сами виноваты. Прикармливали оленя, гладили его по холке, фотографировались с ним. Фактически приручали. Вопрос: а кто должен был их предупредить, что делать этого категорически нельзя? ГАИ? Или все–таки БООР, чьи угодья примыкают к деревне? Кто как не его профессиональные егеря и охотоведы должны не хуже ученых знать опасность, исходящую от дикого оленя в период осеннего гона?

Не могу поверить, что весной и летом о живущем в деревне олене знали жители нескольких деревень и местные охотники, а в БООР не знали. Или ждали «официального» обращения? Трудно понять, почему после долгой медлительности, нерешительности и, пожалуй, даже беспомощности в БООР вдруг явили такую стремительность при вывозе туши с места происшествия и ее утилизации. Скрывали происхождение животного или что–то еще?

...Практически все леса нашей страны поделены между охотпользователями. Частной собственности на землю у нас нет: огромные территории отданы в аренду охотникам, скажем прямо, для их удовольствия. Тут и там на обочинах рядом с дорожными знаками мы видим щиты: охотничьи угодья такого–то лесхоза или структуры БООР. Для чего они стоят? Ради рекламы? А если нет, то какую полезную информацию из них почерпнет обычный гражданин? Вам не бывает страшновато, когда осенью, собирая грибы в доступных всем лесах, вы слышите неподалеку пиф–паф? Вам кто–нибудь рассказывает, куда лучше не ходить во время сезона охоты?

Мой сосед по деревне Сергей рассказывал, как бандитствовали на огородах дикие свиньи (до того как им из–за АЧС предписали «депопуляцию»): только крестьяне посадят бульбу, а свиньи уже ее выкапывают. Вы знаете, как себя вести в подобном случае? Палкой размахивать? А если секач, ощерив смертоносные клыки, бросится защищать свое стадо? А если зараженная бешенством лисица станет метаться по деревне, кусая всех подряд?..

Мы преуспеваем в защите дикой природы и, в частности, увеличении лесного поголовья. Это значит, что пути зверей и людей будут все чаще пересекаться. И не только на их территории, в лесах, но и на нашей, где мы, оказывается, уже не вполне хозяева. Может быть, настало время подумать и о том, как людей защитить от диких животных? Или, по крайней мере, грамотно обучить правильному поведению при все более вероятной встрече с зубром, лосем, оленем, волком, медведем. Хотя бы даже с бобром, который, как показала нашумевшая история, тоже может убить при попытке сделать «селфи». Если кто–то и вынес из этого урок, то разве что благодаря СМИ.

Школьный курс основ безопасной жизнедеятельности, который мой сын уже прошел, подобным навыкам не обучал, о рисках не предупреждал. Кому как не БООР (или Минлесхозу, Минприроды, природоохранной инспекции?..) подготовить для школ подходящий материал? Ничего не имею против охотников и уважаю их увлечение. Но создается впечатление, что структуры, которые их объединяют и хозяйствуют на общей земле, существуют в какой–то параллельной реальности, которая с нашей не пересекается. Уверен, что и общество с большим почтением относилось к охотникам, если бы они обернулись к нам лицом, не ограничиваясь плакатами «Берегите природу!».

Бюрократический подход (иных слов подобрать не могу) вполне обнажила драма в Копче. Прилегающие леса и живущие в них звери — «наши», бооровские. Сама деревня и незваный олень в ней — нет. Хотя, казалось бы, реагировать надо было незамедлительно — как реагируют МЧС, милиция, «скорая». Обошли бы дома, предупреждения на столбах развесили, охотничьими собаками зверя отогнали — как и было в финале сделано.

С другой стороны, нельзя обвинять кого–то в бездействии, если действия никак не прописаны. Устав БООР целиком посвящен охоте и ведению хозяйства. Пожалуй, лишь пункт 13.3 — и лишь одним словом — выходит за ведомственные рамки, ставя задачей экологическое воспитание и просвещение охотников и рыболовов–любителей, граждан (подчеркнуто мной. — Авт.) Республики Беларусь. Может, этот пункт и обязывал сделать то, чего сделано не было?

Исчерпывающие, хотя и запоздалые меры в этой истории приняли разве что охотники Заблоцкий и Дмитриченко. Один взял собак, другой ружье — и покончил с озверевшим то ли оленем, то ли маралом. При этом допустил серьезные нарушения: стрелял в населенном пункте, лицензии при себе не имел, егеря рядом не было. Еще вопрос: можно ли квалифицировать его действия как незаконную охоту? За такое привлекают к ответственности, о чем еженедельно сообщают сайты природоохранной инспекции и того же БООР.

Ни на что не намекаю. Рассуждая опять же по–житейски, уверен, что человек проявил решительность, доблесть и заслуживает поощрения, а не наказания. Он сильно рисковал и спас, возможно, не одного только Салановича. Повторю: правовую квалификацию пусть дают специалисты. Допускаю, что уголовного состава в действиях (или бездействии) должностных лиц нет. Но кажется странным, что они вовсе не получили публичной оценки — в назидание другим. Здесь я с вдовой Зинаидой Рудаковой согласен.

В заключение — главное, ради чего статья написана. Пусть не из популярных брошюр, но хотя бы из газеты узнают взрослые (и расскажут детям!): дикий зверь, каким бы милым ни выглядел, человеку, увы, не друг. Если олень или лось пожалует в вашу деревню или пригород, ни в коем случае нельзя его кормить, гладить и даже подходить близко! Нужно немедленно звонить серьезным, ответственным людям, которые, очень надеюсь, знают, что делать.

Фото автора.

Советская Белоруссия № 4 (24634). Суббота, 10 января 2015