Его называли «собирателем жемчуга». Михал Федоровский (в некоторых источниках — Федеровский) навсегда вошел в историю науки и белорусского фольклора. А между тем он родился в Варшаве в семье Адольфа Федоровского и Элеоноры из Гонсовичей, кашубов по происхождению, и мог никогда не попасть в Беларусь и не стать тем, кем он стал для нас...
Очарованный сказкой
«Адна дзяўчына iшла на вяселле прасiць сваiх сваякоў, дарога ёй была праз могiлкi, забачыла — ляжыць костка, аж пазнала, што то чалавечая, так пакланiлася ёй i кажа: «I ты прыйдзi да мяне на вяселле». У час вяселля сабралiся ўсе людзi, аж прыходзiць мерляк!»
Голос рассказчицы старчески дрожит, потрескивает лучина, воздух в избе спертый, наполненный дымом, и кажется, в нем извиваются призрачные фигуры и вот–вот схватит за плечо «мерляк».
Сколько таких сказок, быличек, песен живет в бедных избах этой земли! Сколько их доведется услышать.
Маленький Михал Федоровский мало прожил с отцом. Тот рано уехал в эмиграцию, а в 1870–м погиб в битве под Орлеаном как вольнонаемный солдат французской армии.
Мальчик рос очень болезненным, первое образование получал дома, слушал рассказы деда–инсургента о восстании 1830–го.
Каким представлялось его будущее? Вряд ли радужным. Уже в 13 лет Михалу поставили страшный диагноз — туберкулез. Он еле окончил четвертый класс варшавской мужской прогимназии с русским языком обучения.
В 1870–м, незадолго до смерти, с Михалом связался его отец — хотел видеть сына. Юноша пытается выехать в революционную Францию, но на границе его арестовывают. В Варшаве за юным бунтарем устанавливают полицейский надзор.
Шестнадцатилетний Федоровский увлекается философией и прогрессивными идеями. Под влиянием последних решает: надо быть ближе к народу! И записывается на агрономический факультет Петровско-Разумовской академии под Москвой.
Но и тут подводит здоровье. Удалось прозаниматься всего пять месяцев: воспаление легких — и вновь необходимость возвращаться домой.
Всю жизнь Федоровскому придется заниматься самообразованием.
Вместо Суматры
Но мог ли посвятить себя спокойной домашней жизни человек, который писал о себе: «Ад нараджэння я быў i ёсць заўсёды тыповы халерык. Сапраўдны Везувiй палымнеў ва мне ў маладосцi, нешта ўнутранае штурхала вечна да дзеяння, на адным месцы не мог доўга ўседзець, заўсёды несла мяне далей i далей».
Федоровский впервые попадает в Беларусь, когда проходит сельскохозяйственную практику в Дроздово под Ломжей, затем в имении Швыковских, друзей матери. В Вильно знакомится с собирателями белорусского фольклора Евстафием Тышкевичем, Вандалином Шукевичем, Люцианом Морочевским. Вместе с польским этнографом Зигмунтом Глогером участвует в экспедициях. Становится управляющим в имении Здов Михала Полеского, где есть огромная библиотека и лаборатории, где собирается творческая элита Кракова. На юношу блеск богемы производит понятное впечатление: хочется приключений! И в 1875 году Михал Федоровский, наслушавшись красочных рассказов офицеров голландской колониальной армии, решает отправиться на Суматру. Все уже было подготовлено к отъезду. Но! Опять вмешался случай. А именно — увиденная на столе книжечка в тринадцать страниц Яна Карловича «Советы собирателям народного творчества».
«Калi зараз жа ва ўступе трапiлi на вочы словы пра тое, што плады народнай творчасцi штодзень гiнуць, што iх трэба як найхутчэй, як найлепш фiксаваць, у галаве адразу прасвятлiлася i адразу прыйшла думка: якога д’ябла таўчыся па суматрах, калi тут такое велiзарнае поле для дзейнасцi, столькi працы...»
И юноша со всем пылом берется за дело. Уже через два года он подготовил двухтомник «Люд ваколiц Жарак, Севежжа i Пiлiцы, яго звычаi, лад жыцця, абрады, паданнi, чары, забабоны, песнi, забавы, прыказкi, загадкi i ўласцiвасцi мовы».
Свадьбы и проклятия
Несмотря на скверное здоровье, Федоровскому пришлось полгода отслужить в армии. А потом он попадает в Беларусь, где агроному–этнографу доведется прожить почти три десятка лет.
Первым делом Михал изучает белорусский язык и общается с местными на нем. Начинается грандиозная работа по собиранию фольклора. Молодой исследователь ходит на свадьбы и крестины, участвует в традиционных праздниках. В Волковысском повете он делает полную запись свадебного обряда. А это ни много ни мало — рукопись на 144 страницы, в которой 208 песен. Как отзывался Зигмунт Глогер: «Федоровский человек очень госте-приимный и имеет дар объединять вокруг себя людей. На каждое приглашение окружает себя чередой молодых и старых певиц». Несколько десятков тысяч одних песен остается в записных книжках! На какое–то время «неотступным товарищем в погоне через леса, чащи и поля Беларуси за белорусской песней, что убегает в страну забвения», делается талантливый самоучка музыкант Иоахим Трачик.
Сколько открытий! Вдруг деревенская бабушка запела «Англеза шагам праминада» — о старинном английском танце. Откуда такое попало в курную хату?
Сегодня, кстати, эту песню по записям Федоровского исполняют фолк–группы.
Федоровский приобретает известность как ученый, становится сотрудником физиологической и антропологической комиссий Академии наук, представителем Краковского общества охраны памятников культуры и искусства в Беларуси. На исследования он тратит все доходы от своего небогатого хозяйства. И, наконец, в 1891 году сдает в издательство Академии наук в Кракове первый том фундаментального труда «Люд беларускi»: «Уяўленнi беларускага народу запоўнены цэлым светам цудаў i дзiваў».
Семья или дело
Каким бы увлеченным человек ни был, он хочет любить и быть любимым. В 1892 году Михал Федоровский женился на Стефании Битнер, дочке помещика из Келецкого воеводства. Семья образованная, брат Стефании — Адольф Битнер — известный хирург. Но фольклорные занятия Федоровского его новым родственникам чужды, а к увлечению именно белорусской культурой они вообще относятся враждебно. Однако оставить дело, которому уже отданы 15 лет жизни, ученый не может. Он переселяется на Слонимщину. Раскапывает курганы, записывает песни, фотографирует «народные типы», печатает статьи. Признание есть, но как помещик он оказывается на грани разорения. А тут еще и страшная беда: трое из четверых его детей — дочери Альдона и Данута и сын Адам — умирают. Сама природа проверяет человека на прочность: поля и сенокосы затоплены. Жена оставляет одержимого непонятными ей занятиями мужа и уезжает к родителям.
Что остается? Работа. Федоровский составляет следующие тома «Люду беларускага». Но ради семьи нужно уезжать в Варшаву.
Впрочем, ученый уверяет друга в письме, что «Если судьба не поскупится мне на жизнь, монография будет окончена: это идея, к которой я привязался больше, чем к жизни... Наоборот, расставшись с этим адом без огня, я смогу с большим напряжением работать в милой сердцу области».
Последний путь
Чтобы прожить в Варшаве, Федоровский распродает свои коллекции, причем, как говорят, за гроши. Не тратит связи и с Беларусью, переписывается с редакцией газеты «Наша нiва». В 1909 году получает оттуда послание: «Шаноўны пане Федароўскi! Сабраўшыся грамадой i спраўляючы юбiлей 3–гадзiчны «Нашай нiвы», успомнiлi Вашу шматгадовую працу над этнаграфiяй Беларушчыны, шчыра вiтаем Вас». И подписи Янки Купалы, Ядвигина Ш., Сергея Полуяна, Вацлава Ластовского, Ивана Луцкевича.
Федоровский планирует издать не менее десяти томов. Но рукопись приходится много раз перерабатывать, сокращать.
Что двигало этим человеком? В 1910 году в предисловии к мемуарам князя Л.Потоцкого «Успамiны пра Свiслач, Дзярэчын i Ружану» он с искренней болью так описывает состояние нашей исторической памяти: «З лiхаманкавай паспешнасцю, не задумваючыся i не спыняючыся, нiшчылi ўсё: прадзедаўскую зброю, нацыянальныя помнiкi, святынi, a найперш помнiкi пiсьменства; першыя найчасцей паглынала вада, другiя знiшчаў агонь. I што найсумнейшае, што з таго стогадовага паглынання лiтоўскiх печаў, камiнаў, нават самавараў (так!), y чалавечых галовах амаль нiчога не засталося. Вострыя нажнiцы паслярэвалюцыйных i пасляпаўстанчых гадоў перарэзалi моцныя да таго часу нiткi айчынных традыцый i тое, што мясцiлася ў выгнанчай памяцi, прыкрыла плесень затхлых астрогаў цi засыпалi снягi сiбiрскай тайгi...»
Михал Федоровский умер в 1923 году. Похоронен на Повонзком кладбище Варшавы.
Четвертый том «Люду беларускага» вышел уже после смерти автора, в 1935 году, пятый и шестой тома — в 1958–м и 1960–м. Многие рукописи остаются ненапечатанными.
Советская Белоруссия №175 (24312). Среда, 18 сентября 2013 года.
