На одном из музыкальных фестивалей, которых в Беларуси немало, меня познакомили с симпатичным молодым дирижером: «Это Мурад Ассуил, и он, представляешь, марокканец». Сам экзотический гость улыбался: «Однажды приехал в Гомель, и с тех пор не могу уехать!» За разговором выяснилось, что Мурад руководит Гомельским симфоническим оркестром, что в свое время ему пришлось делать нелегкий выбор между успешной спортивной карьерой и музыкальной, а также что он — прекрасный собеседник.
Фото gomelnews.by
— Мурад, скажите, как вы очутились в Беларуси?
— Все просто: мои родители здесь учились. Папа марокканец, а мама грузинка. В 1981 году отец приехал в Советский Союз изучать русский язык, а мама в 1982–м целенаправленно отправилась в Белорусский государственный университет, на филологический факультет. Они были однокурсниками, после окончания университета поженились. Я родился в Тбилиси, в Минск меня привезли в трехлетнем возрасте. Ну и сначала был хороший детский сад, потом хорошая гимназия, потом сын (то есть я) решил стать музыкантом, окончил училище, затем поступил в консерваторию, магистратура, аспирантура — вот так все и пошло по накатанной. Отец преподает, он доцент Минского лингвистического университета, многие белорусские арабисты — его ученики.
— То есть семья у вас не музыкальная... Удивительно, потому что в профессию чаще приходят дети музыкантов.
— А тут — ребенок филологов. С музыкой в каком–то смысле случайно получилось. В гимназии № 12 с музыкальным уклоном я сначала играл на цимбалах, потом начал учиться на фортепиано. В 7–м классе пошел в ДМШ № 11 к Наталье Майоровой и за два года экстерном прошел курс музыкальной школы. Выиграл конкурс пианистов среди детских музыкальных школ — и поступил в училище. После того как победил на конкурсе, и возникло непреодолимое желание стать музыкантом. Параллельно спортом занимался. Я чемпион Европы по карате среди юниоров (чемпионат в Румынии, 2001 год). Но в тот момент, когда понял, что пальцы нужно беречь, со спортом пришлось завязать.
— А навыки, приобретенные во время занятий карате, в работе дирижера как–то применимы?
— Помогают, на самом деле. Есть такая форма — ката — определенный комплекс приемов, связанных с борьбой с воображаемым соперником. Требуются контроль, дисциплина, отточенность движений — а это те же самые дирижерские жесты, только, конечно, без ног (смеется). В нашей работе ведь важно, чтобы руки по отдельности существовали, одна выполняет одну функцию, другая — другую. И карате мне в этом как раз очень помогло. А вообще, для дирижеров, говорят, полезны плавание и фехтование.
— Откуда вообще берутся граждане, эффектно взмахивающие палочкой, не в колбе же вас растят?
— Юрий Темирканов в одном из интервью сказал, что когда играл в оркестре, никак не мог понять: «Почему мной руководят? Я хочу сам руководить!» — и стал дирижером. Но мне кажется, играет роль прежде всего потребность в ощущении музыкального богатства. А такого богатого инструмента, как симфонический оркестр, не найти. Это именно инструмент, на котором играет дирижер. И в какой–то момент в музыкальном училище я понял, что хочу заниматься этим серьезно, как и игрой на фортепиано.
— Возраст не мешает справляться с оркестром? Молодых руководителей многие воспринимают с трудом.
— У меня музыканты от 19 до 60 лет. Сначала было немного непривычно. У дирижеров, которые приезжают на 1 — 2 репетиции плюс концерт, меньше времени, чтобы испортить отношения с музыкантами, потому что люди новые и все проходит на очень приятной ноте. А вот когда ты с коллективом постоянно, уже возникают всякие рабочие моменты. Тем более я достаточно юн (по дирижерским меркам так вообще ребенок). Я ровесник оркестра, он образовался в 1989 году — это год моего рождения, так что 30–летие мы будем праздновать вместе. Но в целом все хорошо: музыканты доверяют моему мнению, моим интерпретациям. За то недолгое время, что я нахожусь в Гомеле, оркестр сыграл около 25 программ — очень много для коллектива, где все музыканты работают на полставки. В этом году уже во второй раз проходит Форум классической музыки. Идея пришла мне год назад, в связи с тем, что Гомель — второй по величине город в стране — не имеет, по большому счету, понятия о том, что такое вообще академическая музыка. К сожалению. При том, что определенно существует публика, которой это интересно. И моей целью было раз в год в течение недели проводить 4 — 5 концертов, направленных в том числе на образование слушателей — чтобы они знали, что и такая музыка есть.
— Профессиональная жизнь оставляет время для личной?
— Нет, не оставляет. Когда у тебя полным–полно различных обязательств, просто нельзя брать на себя еще больше. И потом, быть спутницей дирижера тяжело, мы все–таки авторитарны. Человек должен понимать нашу специфику, не отвлекать от работы и вообще не тянуть одеяло на себя.
— По–русски вы говорите отлично. А белорусский знаете?
— Размаўляю па–беларуску. Нечасто, правда; была бы белорусскоязычная среда — говорил бы. Например, когда попадаю в Марокко, через неделю уже спокойно разговариваю на местном диалекте. У меня есть способности к языкам. Английский знаю очень хорошо, плюс французский, на котором в целом говорю свободнее, и немного немецкий. А белорусским я с детства наслаждался.
ovsepyan@sb.by
Советская Белоруссия № 239 (25121). Вторник, 13 декабря 2016
