Неоконченное интервью в интерьере «Беларусьфильма»Пролог
...Длинные коридоры киностудии «Беларусьфильм». Впервые за долгое время, кажется, здесь какое–то оживление. Может, это просто весна бросила свою тень сквозь расплывчатый трафарет окна и все здесь как–то заиграло, преобразилось? В курилке — бледные юноши и хмурые бородачи судачат о чем–то своем, как говорится, корпоративном. Интересно, сотворит ли кто–нибудь из них киношедевр в ближайшем будущем? Или вся их энергия так и потонет, как древние Помпеи, под сигаретным пеплом и за бесконечными разговорами?
Помнится, писатель Виктор Ерофеев как–то остроумно написал о том, что в нашем человеке есть щель. Или — дыра, пробоина: «Во всяком случае, в нем определенно нет герметичности. Нет осознания себя как целостности, как законченной, завершенной формы. Щель — это веское алиби сумасброда, основная причина извечной неудовлетворенности, ненасытности, неприхотливости, требовательности и лени...»
Вот и нужный кабинет. «Рыбарев Валерий Павлович, кинорежиссер». К нему, к автору «Живого среза», «Свидетеля», «Меня зовут Арлекино», пришел я на интервью. Встрече предшествовали долгие телефонные переговоры. «Валерий Павлович уехал в Москву», «Валерий Павлович еще не вернулся», «Он на киностудии», — отвечал по телефону женский голос. Но даже когда удалось попасть на самого Рыбарева, удачи это не сулило: «Ну позвоните мне... Сегодня у нас что? Вот, позвоните в понедельник. В полдень. Но срочного материала у нас с вами не получится». — «Да–да, конечно, не срочный...»
...Время летит безумно. Бездумно и жестоко. После десятилетнего молчания Рыбарев снял фильм «Прикованный», который из–за сумбурного финансирования как–то не совсем получился. Мне вспомнился 1989 год. Фильм «Меня зовут Арлекино» гремит в широком прокате на весь Союз. Журнал «Советский экран» посвящает ему развернутые статьи. Картина провоцирует новый виток дискуссий о молодежи. Его посмотрят — и эта цифра кажется сегодня невероятной — 41,9 миллиона зрителей. Это самый кассовый фильм белорусского кинематографа. Хотя теперь нам пытаются доказать, что белорусское кино являлось некоей «серой мышкой» всесоюзного кинопроката. Изначально пьеса Юрия Щекочихина «Ловушка N 46. Рост второй», легшая в основу сценария, была написана о футбольных фанатах. Но после переросла в острую социальную драму. По сценариям Щекочихина было снято 4 фильма. «Меня зовут Арлекино» был его любимым...
Сегодня трудно представить, что белорусский фильм может вызвать такой ажиотаж.
Акт первый
Вот и кабинет.
— Добрый день, это я вам звонил...
Рыбарев посмотрел цепким режиссерским взглядом. Сам он идеально подходит под имидж свободного художника: аристократическая худоба, тонкие кисти, небрежно повязанный шарф. У него напряженная аура. Разговаривая, он активно использует язык жестов, который в то же время не несет в себе какой–то скрытой информации. В воздухе ими он рисует какой–то свой отдельный узор.
— Зря разделись, в кабинете холодно. Я даже актеров сюда пригласить не могу. Вот приходится включать вентилятор, — Валерий Павлович кивнул на урчащий аппарат, который, словно флюгер, ворочал туда–сюда свою сонную голову. — Хотя в любой момент могут прийти и оштрафовать... Так о чем вы хотели поговорить? Вы читали мою статью?
— Да.
— Я там уже все сказал. Она называлась «Белорусский кинематограф погубили чиновники». Ничего нового я не скажу.
— Прежде всего меня интересует ваш новый проект...
Я выложил на стол блокнот и диктофон.
— Нет–нет, диктофон не включайте. Я же вам говорил, срочного материала не получится. Обычно я отвечаю на вопросы в письменной форме. У меня так лучше получается. Вы мне дадите вопросы. Знаете, о чем лучше всего поговорить сегодня? О пошлости. Не только в кино, но и в жизни...
Акт второй
— А вы знаете, — неожиданно сказал режиссер, — что за мной закрепилась репутация главного обманщика?
— В каком смысле?
— А вы поинтересуйтесь. Вам такое про меня расскажут... Заявку на мой дебют, например, не принимали 6 раз и в итоге меня спас Андрон Кончаловский, который был моим худруком.
И Валерий Павлович рассказал о телефонном звонке Кончаловского, который его спас, потому что в пику всем редакторам он поверил в талантливого дебютанта. И его «Живой срез» стал лучшим кинодебютом СССР того времени.
— А вы не хотели взять курс в Академии искусств?
— Нет. Никогда.
— Но если бы предложили?
— Нет. Я помню, при мне к Кончаловскому пришли два студента. Говорят: «Андрей Сергеевич, мы хотим, чтобы посмотрели наш фильм. Это займет 40 минут». «Вы же говорили — 30», — нахмурился Андрон, у него всегда все было расписано по минутам. Он дорожил временем. В итоге он согласился. Мы пришли в зал. Свет погас, и мы начали смотреть. После Кончаловский встал и сказал: «Вы ведь что–то имели в виду, когда хотели, чтобы этот фильм посмотрел именно я, да? Но, извините, я увидел совершенно заурядную работу. В ней нет режиссера. Ее вполне мог снять оператор, гример, уборщица...» Очень он тогда разозлился. Приблизительно то же самое происходит сегодня, к сожалению, у нас.
— Сейчас много говорят о той системе... Понимаете, тогда чиновники были несколько иными, — рассуждает вслух Рыбарев. — Придя в зал, они могли поддаться магии экрана. Сергей Соловьев рассказывал, что весь наш «золотой фонд» советского кино удался только потому, что тогдашний директор «Мосфильма» Николай Трофимович Сизов, кстати, генерал милиции, мог просто в критический момент стукнуть по столу, настоять на своем и защитить того же Кончаловского, Панфилова, Соловьева... Зачем это было нужно Сизову? Видимо, он действительно любил кино. По–настоящему любил и ему нравились эти странные ребята, которых переполняли идеи. Он как–то сказал: «Да мне ни один сценарий в жизни не нравился! Что ж теперь, советскому кино не существовать?» Особенность советской цензуры заключалась в непредсказуемости. Тот же Сизов всячески поддерживал Тарковского, хотя фильмы его совсем не любил.
А режиссер, если он настоящий, всегда неудобен. Какие конфликты были на «Беларусьфильме» у Элема Климова! Чиновники категорически не пропускали его и Алеся Адамовича сценарий «Убить Гитлера». В итоге его фильм получил название «Иди и смотри». Если вы смотрели мои фильмы, то вы видели, что они тоже неизящны по форме. Это неизящество заложено уже на уровне сценария.
Акт третий
— Валерий Павлович, на недавней коллегии в Министерстве культуры говорили о том, что, пожалуй, одна из главных проблем нынешнего белорусского кинематографа — это отсутствие крепкой сценарной базы.
— У нас никогда не было хорошей сценарной базы. Многие успехи «Беларусьфильма» в основном были связаны с московской школой. Россиян и нужно привлекать сегодня. Тем более что всем нужен конкурентоспособный кинематограф. Хотя не стоит забывать о разнице бюджетов. «Гладиатор» Ридли Скотта стоит 80 миллионов долларов. А в Казахстане сейчас сняли экспортный продукт — блокбастер «Чингисхан». Его стоимость что–то около 50 миллионов долларов. Казахи сделали свой национальный продукт и теперь ездят с ним по всему миру, везде его показывают. Там все красиво, масштабно, дорого снято.
А у нас... Ну не может хрупкая женщина победить в бою татарского опытного воина, хана! Или крепость, которая должна быть сделана из камня, исходя из исторической правды, не может быть сбита из нескольких досок! Национальный кинематограф получится только тогда, когда мы найдем в себе мужество говорить о наших национальных темах. Всерьез. У нас очень много этих тем.
— А сценарий вашего нового проекта «Связной» вас устраивает?
— Ну конечно. Я же сам его написал, но это — не выход. Писать сценарии должны профессионалы.
Занавес
...Мэтр вздохнул и стал складывать в сумку свои бумаги. «Я так понимаю, время истекло?» — «Да, мне нужно идти». — «Как мы с вами договоримся, я принесу вопросы? Вы ответите на них в течение...» — «Я же говорил вам, что срочно не получится. Сейчас я еду в Москву, к Абдрашитову. Это по поводу «Связного»... Мы еще прошли некоторое время по коридору. «Вам сюда», — сказал режиссер, указав на проход к лестнице. Я понимал, что никакой надобности в дополнительных вопросах уже нет. Вдохновившись «неизящным» кинематографом мастера, его шершавостью, экспрессией, живым дыханием времени, мне тоже захотелось импровизаций. И может быть, он простит мне это вольное изложение эпизода нашей встречи. Я получил больше чем хотел. Удачи вам, мэтр, и стоящего фильма!
