рисунок олега карповича.Большинство экспертов соглашаются, что инфляцию в Беларуси приходится сдерживать в сложившихся реалиях, в том числе и административными механизмами. А вот насколько жесткими и прямыми должны быть эти инструменты — тема для бесконечной дискуссии. Впрочем, ценообразование — наука очень сложная, многогранная и неоднозначная в своих выводах, которые подвержены объективизму исходя из социальной принадлежности исследователей. Одни склоняются больше в сторону бизнеса как двигателя прогресса. Другие придерживаются более социалистических традиций. Не отвергая плюрализма мнений, в этом вопросе лично я склоняюсь к тому, чтобы более внимательно прислушиваться к профессиональным макроэкономистам. Они концентрируются на стабильности и уравновешенности национальной экономики, а не специализируются на каких-то отдельных сегментах.
С точки зрения комплексной устойчивости становится все более очевидно: ценообразование требует пристального государственного контроля и наличия механизмов вмешательства при необходимости, чем в Беларуси и стали заниматься. Еще в начале пандемии, когда по некоторым товарным позициям наблюдалась спекуляция. Другой вопрос, что в 2020 году всплеск цен был не тотальным и наблюдался по отдельным группам товаров. И тогда хватило скорее предупредительных мер, чем введения серьезного административного регулирования.
Геополитический конфликт и связанные с этим различные мировые кризисы и непредсказуемости (энергетические, логистические, сбои в промышленных цепочках — и из-за санкций, и в силу других многочисленных неблагоприятных обстоятельств) заставили расширять инструментарий в ценовом регулировании. Еще в 2021 году немецкий экономист Изабелла Вебер наделала много шума своей статьей в The Guardian, утверждая: для обуздания инфляции необходим ценовой контроль. Некоторые из маститых западных исследователей назвали ее (если использовать эвфемизм) недалекой женщиной. Что, впрочем, не помешало Институту Берггрюна из Лос-Анджелеса пригласить ее научным сотрудником в проект «Будущее капитализма».
Недавно историей ценообразования в нынешних реалиях озаботилась и Эстония. Дело-то понятное:
инфляция в Прибалтике никак не может войти в привычную и комфортную колею. Впрочем, в значительной степени это справедливо и для Евросоюза в целом. Вроде бы индекс потребительских цен в еврозоне колеблется уже в пределах 4—5 процентов. Но продукты питания продолжают дорожать опережающими темпами. И если раньше среднее домохозяйство тратило до 15 процентов своего бюджета на еду, то сейчас уже почти 25.На этом фоне руководитель исследований эстонского Центра мониторинга развития Ленно Уускюла публично стал заявлять в европейском информационном пространстве, что рыночные законы не работают.
Он утверждает: компании уже повышают цены не по причине роста издержек в прошлом периоде, а закладывают повышенные расходы на будущее производство. Самое интересное, что эти ожидания, собственно говоря, не совсем и не всегда оправдываются в полной мере. Поэтому излишки подорожания товаров и продукции ложатся в прибыль. Впрочем, чрезмерную жадность бизнеса тоже никто не отменял. Почему бы не заработать больше? Для этого даже можно снизить объемы производства (это тоже происходит в Европе), а не наращивать, чтобы не сбивать цены.
Другими словами, уже на экспертном уровне в капиталистических странах признают: конкуренция с ее саморегулирующимися механизмами сломалась. И уже не выполняет своих функций. По крайней мере в части поддержания стабильности цен на приемлемом для потребителей уровне. Впрочем, исследователи такое развитие событий предсказывали достаточно давно.
Дело в том, что законы экономики действенны, но только в определенных условиях. И рыночные аксиомы работали прекрасно и эффективно (не будем этого отрицать) в позапрошлом и прошлом веках. Тогда был избыток рабочей силы, промышленные центры подпитывались миграцией из сельской местности, технологический процесс кратно увеличивал производительность труда, а природные ресурсы казались неисчерпаемыми. О том, на какой период хватит планете ископаемых углеводородов, задумываться стали всерьез только лет 50 назад. И ранний капитализм страдал не из-за дефицита производственных факторов, а от перепроизводства. Оно-то, собственно говоря, и являлось источником для конкуренции в ее дарвиновском формате: выигрывает сильнейший.
Но в нашем веке экономика переместилась в другую систему координат. И перепроизводство западной экономике по большому счету не грозит. Наоборот, на повестке дня ребром стоит дефицит производства. И не только из-за спекулятивной психологии бизнеса, но и в силу объективных причин. В частности, отсутствия рабочей силы нужной квалификации. И это препятствие для процветания является непреодолимым. В среднесрочной перспективе как минимум. Изменились условия — и законы конкуренции перестали действовать и выравнивать положение на рынке.
И государственная регуляторика, пожалуй, является не самым неэффективным средством развития. Конкуренция в своем чистом виде предполагает достижения результативности на микроуровне, выражаясь проще — отдельных предприятий и корпораций. А в условиях дефицита ресурсов речь идет об их эффективном использовании на национальном уровне. И без государственно-общественного вмешательства, пожалуй, добиться макроэкономической устойчивости нереально. Возможная альтернатива — переход пресловутой конкуренции в социальную среду, когда будут благоденствовать отдельные стигмы, а остальные в лучшем случае сводить концы с концами или вовсе выживать. И эти процессы в развитии мы уже наблюдаем в капиталистическом мире. Неимоверными монетарными усилиями удается вроде бы обуздать инфляцию. И бизнес даже радуется. Чего нельзя сказать о населении. Впрочем, социальная дифференциация опасна деградацией человеческого капитала, который является основой развития и государства в целом, и экономики в частности.
volchkov@sb.by
